полуавтоматической винтовки по толпе в торговом центре. Он точно не был Мастером. Он был дураком. И за свою глупость получит теперь по заслугам. Мастер должен действовать избирательно, а выбрав себе жертву, расправиться с ней по высшему разряду.
Лежа сейчас на чердаке гаража на куче тряпья, Вассаго подумал, что Мастер должен быть подобен пауку. Сначала необходимо выбрать место для убийства. Расставить сети. Затаиться, втянув в себя свои длинные ноги, сделаться совершенно маленьким, невзрачным существом… и ждать.
Чердак буквально кишел пауками. В тусклом полумраке его удивительно чувствительные глаза безошибочно отыскивали их. Некоторые все время суетливо сновали взад и вперед по своим паутинкам. Другие, затаившись, были неподвижны, как смерть. Эти по духу ему были ближе. Его маленькие братья по крови.
Магазин по продаже оружия напоминал крепость. Надпись рядом с входной дверью гласила, что помещение охраняется многоканальной системой бесшумной сигнализации, а ночью, дополнительно, специально натасканными сторожевыми псами. Окна были забраны приваренными к рамам стальными решетками. Хатч заметил, что толщина двери равнялась примерно трем дюймам, и, хотя с внешней стороны дверь имела вид деревянной, внутри она скорее всего была стальной, а три ее петли с внутренней стороны, казалось, предназначались для использования в батисферах, где им пришлось бы выдерживать под водой давление в тысячи тонн. Хотя большинство товаров, имеющих непосредственное отношение к оружию, находилось на открытых полках, само оружие – винтовки, автоматы и пистолеты – лежало в полностью закрытых стеклянных ларцах или было надежно приторочено к стеллажам цепями. В каждом из четырех углов под потолком вытянутого в длину торгового зала были установлены видеокамеры, защищенные толстым пуленепробиваемым стеклом.
Магазин охранялся лучше всякого банка. У Хатча мелькнула мысль, что он живет в такое время, когда оружие более притягательно для грабителей, чем сами деньги, которые они добывают с его помощью.
Между четырьмя приятной наружности продавцами-мужчинами царил дух товарищества, который они с легкостью переносили и на покупателей. У всех у них рубахи с прямым подрубочным швом были надеты навыпуск. Может быть, им так нравилось их носить. А может быть, у каждого из них под рубахой, в кобуре, заткнутой за спину, находилось по пистолету.
Хатч купил короткоствольный, двенадцатого калибра, с пистолетной рукояткой, для стрельбы короткими очередями, автомат 'Моссберг'.
– Отличное оружие для защиты дома, – заверил его продавец. – Если оно у вас в руках, никаких проблем.
Хатч подумал, что должен быть благодарен Богу, что в наши дни государство оберегает его даже от таких мелких неприятностей, как скопление радона в подвале или последствия тотального уничтожения одноглазого, с голубым хвостом, москита. В менее цивилизованную эпоху – скажем, в начале века – ему пришлось бы держать дома целый арсенал: несколько сотен винтовок, тонну взрывчатых веществ и бронежилет, который пришлось бы натягивать на тело всякий раз, когда шел открывать входную дверь.
Ирония, решил про себя Хатч, довольно горькая форма юмора, и сейчас она совсем не к месту. Во всяком случае, в его теперешнем положении.
Он заполнил необходимые анкеты, расплатился кредитной карточкой и, прихватив 'моссберг', комплект принадлежностей для ухода за оружием, коробочки с боеприпасами для браунингов и автомата, вышел из магазина. Позади него с глухим тяжелым гулом закрылась дверь, словно он вышел наружу из склепа.
Уложив покупки в багажник 'мицубиси', Хатч сел за руль, включил зажигание – и застыл, опустив руку на рычаг коробки передач. Перед ним не было ни автостоянки, ни оружейного магазина.
Словно повинуясь злому заклинанию могучего волшебника, померкло солнце. Хатч оказался в длинном, с жуткой подсветкой, тоннеле. Он взглянул в боковое стекло, повернулся и посмотрел в заднее стекло, иллюзия или галлюцинация – черт бы побрал и то и другое – окружала его со всех сторон и казалась такой же реальной, как недавно автостоянка.
Когда он снова посмотрел вперед, то увидел, что перед ним длинный пологий склон, по центру которого бежит узкая железнодорожная колея. Вдруг машина тронулась с места, словно была не машиной, а поездом, движущимся вверх по склону.
Хатч с силой нажал на педаль тормоза. Безрезультатно.
Он закрыл глаза, сосчитал до десяти, чувствуя, как с каждой секундой сердце убыстряет свой бег, попытался расслабиться. Когда вновь открыл глаза, снова увидел тоннель.
Заглушил мотор, услышал, как он прекратил работать. Машина же как ни в чем не бывало продолжала катиться вперед.
Тишина, наступившая вслед за прекращением шума работающего мотора, длилась недолго. Ее сменил новый звук:
Нечеловеческий крик раздался слева от него, и краем глаза Хатч уловил угрожающее движение. Голова его тотчас дернулась влево. К своему изумлению, он увидел нечто совершенно ему незнакомое: белесого слизняка ростом со здоровенного мужчину. Тот яростно рвался к Хатчу и, разверзнув круглый рот, полный острых, вращающихся, как лезвия мусорорезки, зубов, орал на него. Такой же слизняк бросался на него из ниши в стене тоннеля справа, а впереди виднелись другие, а за ними еще какие-то страшные чудовища что-то невнятно тараторили, ухали, скалили зубы, верещали, когда он на машине проносился мимо них.
Несмотря на то что Хатч был совершенно сбит с толку и напуган, он сообразил, что все эти страшные чудища не настоящие, а механические. И когда понял это, узнал наконец и давно знакомый звук.
Хатч не пытался внушить себе, что с ним ничего не происходит, не старался заставить себя проснуться и прийти в себя. А принимал все как есть. Чувствовал, что ему и не надо верить в происходящее, чтобы оно и дальше длилось; верил он в него или нет, оно все равно продолжалось бы независимо от его воли, и потому лучше сцепить зубы и ждать, когда все это кончится.
Но принимать все как есть не значит перестать бояться. И ему было так страшно, как никогда в жизни.
В какой-то момент он подумал, что надо бы открыть дверцу машины и выйти вон. Может быть, это остановит наваждение. Но не сделал этого, так как боялся, что, когда выйдет, окажется не на автостоянке перед оружейным магазином, а в тоннеле, а поезд пойдет вверх без него. Перестав ощущать свой маленький красный 'мицубиси', он захлопнет за собой дверь в реальность, навсегда ввергнет себя в наваждение, откуда ему уже никогда не выбраться, никогда не вернуться назад.
Машина проехала мимо последнего чудища. Вот она уже на вершине склона. Толкает половинки вертящихся ворот. И попадает в сплошной мрак. Ворота сзади с шумом захлопываются. Машина медленно ползет дальше. Дальше. Дальше. И вдруг, словно в бездонную пропасть, срывается вниз.
Хатч в ужасе кричит, и вместе с криком исчезает темнота. Снова вокруг прелестный весенний солнечный день. Автостоянка. Оружейный магазин.
Пальцы его с такой силой сжимают рулевое колесо, что ломит суставы.
В течение всего утра Вассаго больше бодрствовал, чем спал. Но, когда задремал, снова оказался на 'Сороконожке' в тот достопамятный вечер, в вечер своей славы.
В дни и недели, потянувшиеся после гибели людей в 'Мире фантазии', он доказал себе, что является истинным Мастером, укротив свое необузданное желание снова убивать. Достаточно было только вспомнить о совершенном убийстве, как само собой спадало скопившееся в нем напряжение. Сотни раз заново переживал он подробности каждой гибели, тем самым гася в себе добела раскаленную потребность действовать. А уверенность, что снова будет убивать и всякий раз выходить сухим из воды, служила ему дополнительным стимулом, сдерживавшим его неуемную страсть.
В течение двух лет он никого не убивал. Затем, когда ему исполнилось четырнадцать лет, в летнем лагере он утопил одного мальчика. Тот был младше и слабее его, но боролся за свою жизнь до конца. Когда его, лежащего в воде лицом вниз, обнаружили в пруду, разговоры о его смерти не утихали в лагере в течение целого месяца. Вода оказалась таким же восхитительным убийцей, как и огонь.
