холода фаянса.
— Ну как, вспоминается? — снова спросил Эрни.
— Нет, — покачал головой Доминик. — Ровным счетом ничего… Так, смутные предчувствия. Мне кажется, если я поживу в этом номере, я что-нибудь вспомню. Вы не возражаете, если я останусь здесь на ночь?
— Никаких проблем, — сразу согласился Эрни. — Комната ваша.
— Сдается мне, что сегодняшний кошмар будет страшнее всех предыдущих, — сказал Доминик.
Хотя Паркер Фейн и являлся одним из самых почитаемых художников Америки и его полотна покупали все крупные музеи, хотя его работами интересовались сам президент Соединенных Штатов и другие выдающиеся личности, он был не настолько стар и не настолько высокомерен и избалован славой, чтобы отказать себе в удовольствии немного пощекотать нервы, распутывая интригу, затеянную против его друга Доминика Корвейсиса. Чтобы стать известным, художнику необходимы зрелость, чутье, мастерство и глубокое восприятие мира. Но в равной мере ему не обойтись и без детского любопытства, любознательности, наивности и умения радоваться жизни. Паркер обладал этими качествами в полной мере и ценил их значительно выше, чем другие художники, и потому играл свою роль в планах Доминика с воодушевлением подлинного искателя приключений.
Ежедневно забирая почту Доминика, Паркер делал вид, что ни сном ни духом не подозревает за собой слежку, а на самом деле все время выискивал в толпе наблюдателей — шпионов, полицейских, кого угодно, кто мог бы этим заниматься, но ни разу не заметил за собой хвоста.
И каждый вечер, выходя из дома, чтобы дождаться в условленном месте звонка от Доминика, он долго кружил по городу, отрываясь от предполагаемых преследователей, пока не убеждался, что таковых нет.
В субботу вечером, за несколько минут до девяти часов, он, как обычно, запутав следы, подъехал к телефонной будке, о которой заранее условился с Корвейсисом. Проливной дождь, хлеставший по плексигласовым стенкам будки, надежно защищал Паркера от любопытных глаз.
В защитного цвета полупальто и шляпе с опущенными полями он чувствовал себя героем романа Джона Ле Карре, и ему это чертовски нравилось.
Звонок раздался ровно в девять. Это был Доминик.
— Действую точно по плану, нахожусь в мотеле «Спокойствие». Это именно то место, Паркер.
У Доминика накопилось много новостей: настораживающий случай, происшедший с ним в гриль- баре при мотеле, страх перед темнотой Эрни Блока, странные фотографии, сделанные «Поляроидом», — о них он сообщил лишь намеком, но Паркер догадался, о чем идет речь.
Предосторожность была просто необходима. Если мотель «Спокойствие» на самом деле был центром забытых событий позапрошлого лета, телефоны Блоков могли прослушивать. А если те, кто это делает, услышат о фотографиях, они узнают, что среди них изменник, и обнаружат его, и тогда уже не будет ни писем, ни снимков.
— У меня тоже есть новости, — обрадовал друга Паркер. — Мисс Вайкомб, твой редактор, оставила на твоем автоответчике сообщение: «Сумерки в Вавилоне» еще раз переизданы, и теперь в магазинах уже сто тысяч экземпляров.
— Боже мой, я ведь совершенно забыл о книге! После посещения дома Ломака я не мог ни о чем думать, кроме как об этой чертовщине, творящейся вокруг.
— Мисс Вайкомб просила ей позвонить, как только у тебя появится такая возможность. Она хочет тебе еще что-то сказать.
— Непременно позвоню. Кстати, ты видел какие-нибудь любопытные картины? — спросил Доминик, подразумевая новые снимки, сделанные «Поляроидом».
— Нет. И не читал никаких забавных заметок, — ответил в том же духе Паркер, косясь на проезжающие мимо автомобили, свет фар которых на мгновение вспыхивал в каплях дождя на стенах будки мириадами мерцающих огоньков. — Но у меня есть для тебя одна сногсшибательная новость, дружище. Ты уже определил, кому принадлежат три из четырех имен на плакатах в доме Ломака. Не угодно ли узнать, кто четвертый?
— Джинджер? Забыл тебе сказать. Я думаю, что это ее имя записано в регистрационной книге мотеля. Доктор Джинджер Вайс из Бостона. Я собираюсь завтра ей позвонить.
— Ты украл у меня сенсацию! Но тебя, видимо, удивит, что сегодня от нее пришло письмо. Она послала его на адрес издательства еще 26 декабря, но письмо где-то завалялось. Короче говоря, она близка к разгадке, понимаешь? А когда она прочла «Сумерки» и увидела твою фотографию, то поняла, что вы уже встречались с ней раньше и что ты тоже причастен к происходящему с ней.
— Письмо у тебя с собой? — взволнованно спросил Доминик.
Паркер ждал этого вопроса, держа письмо наготове. Он зачитал его, беспокойно оглядываясь по сторонам.
— Мне нужно ей немедленно позвонить, — заявил Доминик, прослушав текст до конца. — Это нельзя откладывать. Я свяжусь с тобой завтра вечером в девять.
— Если будешь звонить из мотеля, где телефоны могут прослушиваться, то мне незачем бегать к этой будке.
— Ты прав. Я позвоню тебе домой. Будь осторожен, — сказал Доминик.
— И ты тоже, — ответил Паркер и повесил трубку. Хлопотным вечерним прогулкам, кажется, настал конец. Но покой означал и конец интригам.
Паркер вышел из будки под дождь и был едва ли не разочарован тем, что в него никто не выстрелил.
Пабло Джексона похоронили утром, но образ его, словно привидение, стоял перед мысленным взором Джинджер Вайс и днем, и вечером. Пабло с его мягкой и чуточку грустной улыбкой…
Уединившись в отведенной ей комнате для гостей в особняке Ханнаби, она пыталась читать, но не смогла сосредоточиться, снедаемая то воспоминаниями о старом фокуснике, то тревожным предчувствием.
В четверть первого ночи она легла спать и уже тянулась к выключателю светильника, когда в комнату неожиданно вошла Рита Ханнаби с известием, что ей звонит Доминик Корвейсис, с которым она может поговорить из кабинета Джорджа на первом этаже. Взволнованная и встревоженная, Джинджер накинула поверх пижамы халат и спустилась вниз.
Кабинет, примыкавший к спальне супругов Ханнаби, был обит мореным дубом. Толстый китайский ковер, окрашенный в бежевый и густо-зеленый цвета, лампа из цветного стекла от «Тиффани» придавали ему тепло и уют.
Заспанные глаза Джорджа не оставляли сомнений в том, что телефонный звонок поднял его с постели: он рано приступал к операциям и обычно уже в половине десятого ложился спать.
— Извините, — виновато произнесла Джинджер.
— Не стоит извиняться, — отмахнулся Джордж. — Это не то, чего мы ждали?
— Может быть, — ответила Джинджер уклончиво, боясь растревожить свои почти угаснувшие надежды.
— Мы, пожалуй, выйдем, чтобы не мешать вам, — сказала Рита.
— Не нужно, — попросила Джинджер, — лучше останьтесь. — Она села за письменный стол и взяла радиотелефон. — Алло? Мистер Корвейсис?
— Доктор Вайс? — Голос был сильным, но приятного тембра. — Это просто замечательно, что вы решили послать мне письмо. Я не думаю, что у вас поехала крыша. Дело в том, что не только вы столкнулись с этой проблемой, есть и другие, испытывающие нечто похожее.
Джинджер прочистила горло.
— Простите, мне сейчас трудно говорить…
— И не пытайтесь пока, давайте лучше я расскажу вам о том, с чем сам столкнулся, — перебил ее
