фургона, конечно, — которую они встретили в это утро.
— Три тысячи миль, — задумчиво произнес Колин, — это почти одна восьмая земного шара.
Алекс тоже на минуту задумался:
— Да, правильно.
— Если ехать дальше, не останавливаясь в Калифорнии, то за сорок дней мы бы объехали вокруг света, — сказал Колин, держа руки так, как если бы в них был глобус.
— Ну, я думаю, нам бы потребовалось больше сорока дней, — сказал Алекс, — вряд ли по океану я смог бы ехать так же быстро.
Колин улыбнулся:
— Я имел в виду, мы бы сделали это, если ехать по мосту.
Алекс посмотрел на спидометр. Каких-то пятьдесят миль в час. На двадцать меньше, чем он рассчитывал. Колин был хорошим попутчиком, даже слишком хорошим. Так они и за месяц не доедут.
— Сорок дней, — продолжал Колин, — в два раза меньше, чем у Жюля Верна.
Хотя Алекс и знал, что Колин перескочил через один класс в школе и года на два опережал своих ровесников в чтении, он не переставал тем не менее удивляться его знаниям.
— Ты уже читал 'Вокруг света за восемьдесят дней'?
— Давно, — сказал Колин и протянул руки к кондиционеру, так же, как это сделал Алекс.
И этот незначительный жест произвел на Дойла впечатление. Он в свое время тоже был худощавым, нервным ребенком, чьи ладони постоянно потели.
Он, как и Колин, стеснялся незнакомых людей, сторонился своих сверстников, не особенно преуспел в спорте. В колледже он начал усердно заниматься тяжелой атлетикой, надеясь стать вторым Чарльзом Этласом. К тому времени, когда грудь его стала более или менее рельефной, появились бицепсы, ему наскучило поднятие тяжестей. И вскоре он это бросил. При росте сто семьдесят семь сантиметров и весе семьдесят три килограмма до Чарльза Этласа ему было еще далековато. Но, по крайней мере, он был уже не тем тщедушным мальчиком, каким поступил в колледж. Хотя он все так же неловко чувствовал себя с новыми знакомыми и ладони его часто становились влажными. Он еще не забыл, что такое чувствовать себя озабоченным и неуверенным в своих силах. И теперь, глядя, как Колин протянул свои худые руки к кондиционеру, он понял, почему так спокойно чувствовал себя в его компании. Почему мальчик понравился ему с того самого первого дня полтора года назад. Их разделяло девятнадцать лет. Больше ничего.
— Он все еще едет за нами? — спросил Колин, прерывая ход мыслей Алекса.
— Кто?
— Фургон.
Алекс посмотрел в зеркало:
— Да. Агенты ФБР легко не сдаются.
— Можно я посмотрю?
— Только не расстегивай ремень.
— Ничего хорошего из этой поездки не выйдет, — мрачно заметил Колин.
— Конечно, если не успели мы отъехать, а ты уже не слушаешься, — согласился Алекс.
На противоположной полосе оживилось движение. Мимо них просвистел еще один грузовик. Но через минуту на шоссе, кроме них и преследовавшего их фургона, опять не было ни одной машины.
Они ехали на запад, так что всходившее солнце не било в глаза. На небе не было ни облачка. Холмы вдоль шоссе были уже совсем зеленые, поросшие молодой травкой.
Через некоторое время они свернули на дорогу к Харрисбургу, и тогда Колин опять спросил:
— Как поживает наш 'хвост'?
— Все еще за нами. Несчастный фэбээровец идет по ложному следу.
— Наверное, его выгонят с работы. Это откроет дорогу мне, — сказал Колин.
— Ты хочешь пойти в ФБР?
— Были у меня такие мысли.
Алекс перестроился в левую полосу, обогнал машину с прицепом для перевозки лошадей. На заднем сиденье этой машины сидели две девочки примерно того же возраста, что и Колин. Они помахали ему, но Колин, залившись краской, сурово посмотрел вперед.
— Я не думаю, что в ФБР будет скучно, — наконец сказал он.
— Ну, я не знаю. Наверное, надоедает по нескольку недель выслеживать какого-нибудь жулика до тех пор, пока он не натворит чего-нибудь интересненького.
— Ничто так не надоедает, как сидеть пристегнутым ремнем всю дорогу до Калифорнии, — заметил Колин.
'Господи, снова он за свое', — подумал Алекс.
Перестроившись опять в правый ряд, он включил автоматический акселератор. Так что теперь, даже если Колин будет слишком любопытным, все равно скорость будет держаться на семидесяти милях в час.
— Когда этот парень, что преследует нас, попытается столкнуть нас в кювет, ты еще скажешь мне спасибо.
Колин посмотрел на него. От очков его и так большие глаза казались еще больше.
— Я думаю, ты просто так не сдашься.
— Ты правильно думаешь.
Колин облегченно вздохнул:
— Ты ведь сейчас мне как отец, да?
— Я муж твоей сестры. Но... Так как ты находишься под ее опекой, то я думаю, что вправе устанавливать некоторые правила для тебя. И ты должен их придерживаться.
Колин покачал головой, откинул волосы, лезшие в глаза.
— Не знаю, может быть, лучше было бы так и оставаться сиротой.
— Что-о? — с деланым гневом спросил Дойл.
— Конечно, если бы не ты, то я бы не полетел на самолете в Бостон, — начал Колин, — и не поехал бы в Калифорнию... Не знаю.
— Ну это уже слишком, — сказал Алекс и по-отечески легонько потрепал его по затылку.
Вздохнув так, как будто ему требовалось нечеловеческое терпение, чтобы общаться с Дойлом, мальчик причесал взъерошенные волосы. Убрав расческу обратно в карман, он расправил свою футболку с Кинг-Конгом, а затем произнес:
— Надо подумать. Я еще не уверен.
Двигатель работал едва слышно. Колеса бесшумно шуршали по гладкой дороге.
Пять минут прошли без пререканий. Оба наслаждались тишиной. Но Колин не мог долго сидеть спокойно. Он стал выстукивать какую-то мелодию на своих костлявых коленях.
— Если хочешь, поищи что-нибудь по радио — сказал Алекс.
— Тогда мне надо расстегнуть ремень.
— Ну ладно, только недолго.
Не успел Алекс договорить, как мальчик уже забрался на сиденье с ногами и впился глазами в заднее стекло:
— Он все еще едет за нами.
— Эй, ты собирался настроить приемник.
Колин развернулся:
— Ты, наверное, подумал, что я хотел лишь выбраться из-под этого ремня...
Он был просто неотразим.
— Найди лучше какую-нибудь музыку.
Колин колдовал над приемником, пока не нашел передачу о рок-н-ролле. Сделав погромче, он еще раз посмотрел назад.
— Приклеился как банный лист, — сказал он с важным видом и пристегнул ремень.
— Ты когда-нибудь успокоишься? — спросил Алекс.
В восемь пятнадцать они остановились у небольшого ресторанчика в пригороде Харрисбурга. Пока
