синонимов глагола «убить».
Может быть, сие означало, что он отправил на тот свет очень много людей и находил скучным обсуждение убийства. Таким образом, использование синонимов поддерживало его интерес к теме. А может, он был всего лишь фэном киллера, надувал щеки, сыпал всякими словечками, а когда доходило до дела, нырял в кусты.
Тем не менее, учитывая, что Кучерявый в одной компании с безумцем, который беспричинно пристреливал библиотекарей и не видел разницы между пауками и конфетами, я решил, что не стоит выяснять, убийца ли Кучерявый или всего лишь хвастун.
— Ты сможешь её шлёпнуть, когда надобность в заложниках отпадёт, — пообещал маньяк Кучерявому. — Не вижу в этом проблемы.
— Слушай, ты сможешь шлёпнуть их обоих, — подал голос Носач. — Мне без разницы.
— Спасибо, — кивнул Кучерявый. — Я тебе очень признателен.
— De nada[26], — отмахнулся Носач.
Маньяк подвёл нас к двум другим деревянным стульям. И хотя теперь был не один, всё равно вторыми наручниками закрепил цепь, которая соединяла стальные кольца на наших запястьях, к перекладине.
Носач и Кучерявый принялись разгружать ручную тележку. Они привезли как минимум сотню килограммовых брикетов какого-то серого вещества, завёрнутых в полупрозрачную, промасленную бумагу.
Я не эксперт по взрывчатым веществам, вообще никогда не имел с ними дела, но догадался, что брикеты — та самая взрывчатка, о которой упоминал маньяк.
Носач и Кучерявый, если не считать причёски, были очень похожи: коренастые, с толстой шеей, но подвижные. Они напоминали мне Бигл[27]-бойз.
В комиксах про Скруджа Макдака, которые я так любил в детстве, несколько братьев-преступников постоянно строили планы проникновения в денежные закрома дядюшки Скруджа, где он плавал в океане золотых монет и иногда изменял его конфигурацию бульдозером. Эти преступники изображались с плоскими лицами, круглыми плечами, грудью колесом. Похожие на собак, они, однако, стояли на задних конечностях, как люди, но вместо рук у них были лапы, и рубашки были полосатыми, как тюремные робы.
Хотя Носач и Кучерявый не афишировали одеждой свою уголовную сущность, фигурой они напоминали преступников из тех комиксов. Бигл-бойз, впрочем, были посимпатичней Носача и не вызывали такого ужаса, как Кучерявый.
Парочка эта работала быстро, не зная устали. Преступная деятельность, похоже, доставляла им несказанную радость.
Пока сообщники маньяка раскладывали брикеты взрывчатки по подвалу, как в этой комнате, так и в других, он сам сидел за столом, на котором раньше просматривал газеты. Только теперь он синхронизировал часовые механизмы более десятка детонаторов.
Склонился над столом, целиком поглощённый этим важным делом. Зажал зубами кончик языка. Чёрные волосы падали на лоб, и он то и дело отбрасывал их, чтобы они не закрывали глаза.
Чем-то он напоминал двенадцатилетнего мальчишку, собирающего пластмассовую модель нацистского истребителя.
Лорри и я сидели достаточно далеко от него, поэтому могли переговариваться шёпотом, не опасаясь, что он нас услышит.
Она наклонилась ко мне.
— Если мы останемся одни с Кучерявым, я собираюсь сказать ему, что у меня срочное женское дело.
Попав в руки не одного, а трёх психов, послушав, как эти ублюдки обсуждают нашу экзекуцию с таким видом, словно решают, кому выносить мусор, лично я бы крепко подумал, прежде чем решаться на подобные действия. По моему разумению, даже неисправимый оптимист не мог надеяться, что они принесут желаемый результат. Но для Лорри Линн три психа означали две дополнительные возможности продать кому-то сказочку о срочном женском деле, добраться до пилки для ногтей и с се помощью вырваться на свободу.
— Ты только добьёшься того, что нас убьют, — вновь предупредил я её.
— Чушь. Они всё равно нас убьют. Или ты их не слушал?
— Но твоими стараниями нас убьют раньше, — прошептал я.
И куда подевался мальчишка, готовый ввязаться в межгалактическую войну? Неужто он по-прежнему жил во мне?
Лорри не могла вытащить руку из стального кольца наручников, но смогла вырвать её из моей руки. И посмотрела на свою так, словно хотела её вымыть. В карболке.
Когда дело доходит до романтических похождений, я, конечно, могу похвастаться некоторыми успехами, но не вправе считать себя реинкарнацией Рудольфо Валентино [28]. Мне не нужна записная книжка в чёрной кожаной обложке, чтобы заносить в неё телефонные номера всех женщин, которые стали моими. Мне не нужна даже страничка в этой книжице. Хватит маленького бумажного прямоугольника. Скажем, с клейкой полоской на обратной стороне. Вроде тех, что приклеивают к холодильнику с напоминанием: «КУПИТЬ МОРКОВИ К ОБЕДУ».
А вот тут Купидон поразил меня в самое сердце (аккурат в тот момент, когда меня приковали к самой прекрасной женщине в мире), но я не мог этим воспользоваться, не мог обаять и завоевать её сердце по одной глупой причине: мне хотелось выжить.
— Мы подождём, пока нам представится возможность вырваться, и обязательно ею воспользуемся, — заверил я Лорри. — Но это должно быть что-то более весомое, чем «срочное женское дело».
— Например?
— Что-то такое, что даст нам шанс.
— Что именно?
— Что-то. Я не знаю. Но что-то.
— Мы не можем просто сидеть и ждать.
— Очень даже можем.
— Мы дождёмся только того, что нас убьют.
— Нет. — Я сделал вид, будто анализирую ситуацию, что-то выискиваю, а не просто надеюсь на чудо. — Я жду возможности, которая позволит нам взять верх.
— Ты дождёшься только нашей смерти, — предрекла она.
Тут уж я позволил себе поддеть Лорри:
— И что случилось с неустанной оптимисткой?
— Ты её задушил.
И столько презрения было в этом голосе, что кровь бросилась мне в лицо.
Глава 12
Сидя двумя этажами ниже улиц, по которым бродили злые люди, и окружённые пропитанной злом землёй Сноу-Виллидж, мы наблюдали, как Носач, Кучерявый и безымянный маньяк раскладывают брикеты взрывчатки и подсоединяют детонаторы с таймерами к зарядам.
Вы можете подумать, что ужас, который мы испытывали, нарастал с каждой минутой. Так вот, на основе собственного опыта я могу утверждать: если ужас достигает пика, долгое время его выдерживать нет никакой возможности.
Если чудовищную беду можно назвать болезнью, ужас — её симптом. Как и любой симптом, он не может постоянно проявляться одинаково, то есть проявление его то усиливается, то ослабевает. Скажем, при гриппе человек не блюёт целый день и его не несёт от рассвета до заката.
Это, возможно, тошнотворная аналогия, но очень даже образная и понятная. Я могу только порадоваться тому, что она не пришла мне в голову, когда я сидел, прикованный к Лорри. Мне так хотелось
