— Он носит шутовской колпак.
— Я думала, Панч — продавец автомобилей.
— С чего ты это взяла?
— Почему-то так решила.
— Представление «Панч и Джуди» показывали в девятнадцатом веке, может, и в восемнадцатом. Тогда автомобилей не было.
— Слушай, да кому захочется заниматься одним и тем же двести лет? Тогда, до появления автомобилей, он, возможно, изготовлял свечи или был кузнецом.
Лорри — волшебница. Зачаровывает тебя, и тебе уже хочется смотреть на мир её глазами.
Вот почему я услышал, что говорю о Панче так, как будто он был таким же реальным, как Лорри или я сам:
— Он не изготовлял свечи и не был кузнецом. Это не он. Не подходил он для такой работы. А кроме того, носил шутовской колпак.
— Колпак ничего не доказывает. Он мог быть кузнецом и оттягиваться, надевая на голову шутовской колпак. — Она нахмурилась. — Он всегда выходил из себя и бил Джуди, не так ли? Получается, пять.
— Чего пять?
— Пять злых клоунов — и ни одного счастливого.
— Если уж на то пошло, Джуди тоже всегда молотила его.
— Она — клоунесса?
— Не знаю. Возможно.
— Ну, если Панч — её муж, то получается, что она клоунесса по мужу. Значит, их уже шесть, и все злые. Это открытие.
Где-то в городе взорвался трансформатор. Должно быть, он находился под землёй, потому приглушённый грохот взрыва донёсся до нас сквозь стены подвала.
Мгновенно погасли электрические лампы. Часть комнаты осветили газовые фонари, мы с Лорри остались в темноте.
Глава 16
На просторной верхней площадке лестницы Носач и Кучерявый стояли в масках сварщика, асбестовых перчатках и огнестойких фартуках, закрывавших всё тело. Ацетиленовым резаком Носач вырезал стальную дверь по периметру.
Улыбаясь, качая головой, Панчинелло опустился на колено передо мной и Лорри.
— Ты действительно Джимми Ток?
— Джеймс, — поправил его я.
— Сын Руди Тока.
— Совершенно верно.
— Мой отец говорит, что Руди Ток спас ему жизнь.
— Мой отец удивится, услышав об этом.
— Что ж, Руди Ток — скромный человек и очень смелый, — заявил Панчинелло. — Но когда эта липовая медсестра, с отравленным кинжалом в руке, проскользнула за спину великого Конрада Бизо, моего отца, он бы погиб, если бы твой отец не застрелил её.
Я промолчал, поскольку от изумления у меня отнялся язык, а Лорри сказала:
— Этой части истории я не слышала.
Панчинелло повернулся ко мне.
— Ты ей не рассказал?
— Он такой же скромный, как его отец, — заверила маньяка Лорри. И добавила, под распространяющийся по комнате запах раскалённой и плавящейся стали: — Так что там насчёт липовой медсестры?
Панчинелло сел перед нами, скрестив ноги перед собой.
— Её заслали в больницу, чтобы убить великого Конрада Бизо, мою мать и меня.
— Кто заслал? — спросила Лорри.
Даже в густом сумраке я увидел, как лицо маньяка перекосило от ненависти. Ответил он, сжав зубы:
— Виргильо Вивасементе.
Из-за того, что он говорил, не раскрывая рта (и мешал шум ацетиленового резака), имя и фамилия показались мне несвязным набором звуков.
Вероятно, и у Лорри сложилось примерно такое же впечатление, потому что она воскликнула: «Gesundheit!»[33]
— Проклятые воздушные гимнасты, — процедил Панчинелло. — Всемирно известные «Летающие Вивасементе». Перелетающие с трапеции на трапецию, канатоходцы, высокооплачиваемые цирковые примадонны. А самый наглый, самый мерзкий, самый захваленный из них — Виргильо, патриарх, отец моей матери. Виргильо Вивасементе.
— Ну хватит, хватит, — попыталась остановить его Лорри. — Нельзя так говорить о собственном деде.
Панчинелло даже подпрыгнул от негодования.
— Я отказываю ему в праве быть моим дедом. Не нужен мне такой дед. Я не желаю иметь ничего общего с этой старой кучей дерьма!
— Может, зря ты так, — Лорри покачала головой. — Лично я дала бы ему ещё один шанс.
Панчинелло наклонился к ней. Уж очень ему хотелось все объяснить.
— Когда моя мать вышла замуж за моего отца, её семья была в шоке, в ярости. Летающая Вивасементе вышла замуж за клоуна! Для них воздушные гимнасты не просто цирковая элита, но полубоги, а клоуны — низшая форма жизни, отбросы.
— Может, другие циркачи больше любили бы клоунов, если бы те были не такими злыми, — предположила Лорри.
Маньяк её, похоже, и не услышал, продолжая выдвигать обвинения против семьи своей матери.
— Когда мама вышла замуж за великого Конрада Бизо, воздушные гимнасты сначала стыдили её, потом презирали, наконец отлучили от семьи. И все потому, что она вышла замуж по любви, за человека, которого они считали недостойным себя. Она перестала быть для них дочерью, они более не хотели её знать!
— Давайте разберёмся! — встряла Лорри. — Они все работали в одном цирке, твоя мать жила на клоунской окраине с твоим отцом, тогда как семья Вивасементе — в самой зажиточной части лагеря. Они постоянно находились вместе и при этом порознь. Естественно, возникала определённая напряжённость.
— Вы и представить себе не можете, как это было! Перед каждым представлением Вивасементе молились, чтобы великий Бизо сломал себе позвоночник и остался парализованным на всю жизнь, когда его выстреливали из пушки, и перед каждым представлением мой отец молился, чтобы вся семейка Вивасементе попадала с трапеций и подохла прямо на манеже, корчась в мучениях.
Лорри повернулась ко мне:
— Хотелось бы увидеть лицо Иисуса, когда он читал их электронные письма.
Панчинелло продолжил, набрав полную грудь воздуха:
— В ту ночь, когда я родился, здесь, в Сноу-Виллидж, Виргильо нанял женщину-убийцу, которая проникла в больницу, переодевшись медсестрой.
— Он так быстро смог найти наёмного убийцу? — удивилась Лорри.
Голос Панчинелло дрожал от ненависти.
— Виргильо Вивасементе — это мерзкая тварь, которая называет себя человеком… У него обширные связи, он сидит в центре паутины зла. Дёргает за ниточку, и преступники всего мира чувствуют идущие от
