На Рождество она сказала: «Папа». Других подарков, полученных в тот год, я не помню.
Какое-то время бабушка вышивала кроликов, котят, щенков и других существ, которые радовали глаз ребёнка. Но скоро такая благостность ей надоела, и она переключилась на рептилий.
21 марта 1999 года, когда Энни было четырнадцать месяцев, я отвёз Лорри в больницу, в хорошую погоду и без происшествий, и она родила Люси Джин.
Когда вышел послед, через несколько мгновений после того, как Мелло Мелодион перевязал и отрезал пуповину, он поздравил Лорри: «Легче, чем в прошлый раз. Так ловко, как опытная кобыла рожает жеребёнка».
— Как только ты дотянешь фургон до дома, — пообещал я Лорри, — я угощу тебя отборным овсом.
— Смейся, пока можешь, — ответила она, — потому что теперь ты — единственный мужчина в доме трёх женщин. И нас достаточно для того, чтобы организовать шабаш.
— Я не боюсь. Что ещё может случиться со мной? Я уже заколдован.
Конрад Бизо наверняка имел возможность следить за нами издалека. Иначе и быть не могло, учитывая его приезд в Сноу-Виллидж аккурат к рождению Энни. Если так, на этот раз он не рискнул показываться до того момента, как появится полная ясность с полом ребёнка.
И пусть я хотел, чтобы когда-нибудь у меня появился сын, я бы не стал возражать, рождайся только дочери, пять, а то и десять, поскольку в этом случае нам не грозила очередная встреча с маньяком- клоуном.
На случай, если судьба и дальше будет баловать нас только девочками, я начал со всей серьёзностью относиться к урокам бальных танцев, которые периодически давала мне Лорри. Если уж мне предстояло выдавать замуж пять дочерей, я мог лишиться многих приятных воспоминаний, не умея танцевать фокстрот.
И, как ни странно, учёба у меня пошла на удивление хорошо, учитывая, что я крупноват для своего размера и вообще увалень. Конечно, на лавры Фреда Астера [56] я претендовать не мог, но если бы вы позволили покружить вас по танцполу под Моцарта или Бенни Гудмана, мыслей о том, что вы танцуете с медведем, не возникло бы.
Но 14 июля 2000 года, после того, как я уже научился танцевать, судьба одним ударом выбила землю у меня из-под ног, подарив мне сына и дав повод безумному клоуну выполнить обещание, зафиксированное в записке, которую он оставил в стеклянной банке с завинчивающейся крышкой.
Появившись из чрева матери, маленький Энди на шлепок Мелло Мелодиона по попке ответил не обычным для младенца криком удивления и испуга. Он протестующе заревел и, если бы умел говорить, точно обрушил бы на доктора поток проклятий.
Я же сразу озаботился одной особенностью телосложения малыша и привлёк к этому внимание Мелло:
— Слушай, она у него такая… крошечная.
— Кто она?.
— Пипи.
— Ты называешь это пипи?
— Ну… в медицинской школе пользуются другим термином.
— Эта штучка у него обычного размера, — заверил меня Мелло, — и достаточно большая для тех функций, которые ей положено выполнять в ближайшем будущем.
— Мой муж — идиот, — в голосе Лорри слышалась любовь. — Джимми, дорогой, единственный мальчик, который родится с хозяйством, размеры которого соответствуют твоим ожиданиям, будет ещё и с рогами, потому что станет Антихристом.
— Что ж, я рад, что он — не Антихрист. Опять же, не придётся покупать подгузники на два размера больше.
Но даже в этот счастливый момент мы думали о Бизо. Однако не собирались дрожать как осиновый лист. Смеялись, не желая позволить безумному клоуну омрачить нашу радость.
Глава 42
Став новым начальником полиции, Хью Фостер обеспечил охрану Лорри и Энди в больнице. Охранники (полицейские в свободное от службы время, в штатском) получили инструкции привлекать к себе как можно меньше внимания.
Через полтора дня, когда я привёз супругу и малыша домой, ещё один полицейский уже дежурил в нашем доме.
По распоряжению Фостера копы несли у нас двенадцатичасовые вахты. Приезжали и уезжали, по возможности незаметно, прячась на заднем сиденье автомобиля, моего или отца.
Хью руководствовался не только заботой о нас, но и желанием поймать Конрада Бизо.
После нервной недели, в течение которой клоун не появился, Хью больше не мог тратить деньги налогоплательщиков, обеспечивая нам защиту.
Кроме того, если его подсевшие на иглу выпечки люди набрали бы чуть больший вес, они не смогли бы застегнуть штаны.
На три следующие недели папа, мама и бабушка переехали к нам. Полагая, что увеличение численности повышает безопасность.
Мы воспользовались также услугами коллег из Колорадской гильдии пекарей и кондитеров. Эти парни тоже прибавили в весе, но, будучи опытными пекарями и кондитерами, они носили штаны с растягивающейся резинкой вместо ремня.
К концу месяца люди гильдии сделали всё, что могли, и отбыли.
Также перебрались домой папа, мама и бабушка Ровена.
Мы начали думать, что Конрад Бизо мёртв. С учётом ненависти, которую он питал к миру, его паранойи, наглости, склонности к самоубийственным поступкам, он должен был погибнуть давным- давно.
Если он и не умер, то мог стать пациентом закрытой психиатрической лечебницы. Возможно, слишком часто менял облик, и теперь у него произошло расщепление личности и он поверил, что он не только Конрад Бизо, но ещё и множество разных людей, вместе взятых.
Хотя я опасался, что беда придёт в тот самый момент, когда мы успокоимся и решим, что Бизо сгинул навсегда, мы не могли пребывать в тревоге до конца наших дней на земле. Потому что тревога эта быстро превращалась в непосильный груз.
Вот и приняли единственно верное решение — вернулись к прежней жизни.
К 14 июля 2001 года, когда Энди отметил свой первый день рождения, мы почувствовали, что уже пересекли границу между миром, где обитал Бизо, и миром, свободным от безумного клоуна.
Жизнь наша, и без того хорошая, становилась только лучше. Энни, три с половиной года, давно уже научилась справлять нужду в положенном месте. Люси, разменявшая третий год, только что перебралась с горшка на детское сиденье на унитазе для взрослых, и ей перемена эта очень даже нравилась. Энди знал, для чего предназначен горшок… и терпеть его не мог… пока не начал обращать внимание на то, с какой гордостью Люси забиралась на настоящий трон.
Энни и Люси делили комнату, которая находилась напротив нашей спальни. Энни нравилось жёлтое, Люси — розовое. Вот мы и разрисовали комнату в два цвета, с разделительной линией посередине.
Уже превратившись в сорванца, Энни пренебрежительно называла половину комнаты Люси «девчачьей». Ещё не овладев мастерством сарказма, Люси называла половину комнаты Энни «глупым лимоном».
Обе девочки верили, что в их стенном шкафу живёт чудовище.
Согласно Люси, у этого чудовища было много волос и большие зубы. Она говорила, что чудовище пожирает детей, а потом их выблёвывает. Люси боялась, что её сожрут, но ещё больше боялась, что её
