Оторвав длинную полоску туалетной бумаги, Билли скомкал её и вытер кровь с пола. Плитки очистились, но разница в цвете запачканного кровью участка осталась. Только казалось, что это пятно от ржавчины, не от крови. Во всяком случае, Билли хотелось в это верить.
Он бросил в унитаз грязную туалетную бумагу и комок из бумажных салфеток, которыми вытирал лезвие ножа. Спустил воду.
Орудие убийства лежало на столике у раковины. Билли убрал его в глубину одной из полок, за флаконы с лосьоном после бритья и кремом от загара.
Закрыл дверцу полки с такой силой, что она громыхнула, как пистолетный выстрел, и Билли понял, что должен взять себя в руки.
Он сказал себе, что будет спокойнее, постоянно помня о своей истинной цели. Его истинная цель — не бесконечный цикл идей и действий, не сохранение собственной свободы и даже жизни. Он должен жить, чтобы жила она, беспомощная, но находящаяся в безопасности, беспомощная, но спящая и видящая сны, ограждённая от людского зла.
Он был полым человеком[12]. Часто доказывал себе эту истину.
Перед лицом страданий ему не хватило силы воли защитить свой дар. Он отверг его, и не один раз, многократно, потому что такой дар, как тот, что был у него, предлагается многократно и не реализуется лишь в том случае, когда многократно же и отвергается.
В страданиях его смирила ограниченность словарного запаса, чего и следовало ожидать. Но эта ограниченность также победила его, а вот этого он бы как раз мог и избежать.
Он был полым человеком. Не находил в себе возможности заботиться о многих, не открывал душу любому соседу, не отделяя их друг от друга.
Полагая себя полым человеком, Билли думал, что он — слабак, может, не такой слабак, как Ральф Коттл, но далеко не силач. У него похолодело внутри, но он не удивился, когда этот алкоголик сказал ему:
Эта спящая, её безопасность и её сны, были его истинной целью и единственной надеждой на искупление грехов. Ради этого он должен был заботиться, но не должен был суетиться.
В какой-то степени успокоившись, по сравнению с тем Билли, который с треском захлопнул дверцу, он ещё раз оглядел ванную. И не заметил следов преступления.
Но время по-прежнему являло собой бурную реку, стремительно вращающееся колесо.
Торопливо, но полностью контролируя свои действия, концентрируясь на том, что в данный момент более всего его интересовало, Билли прошёл тем маршрутом, по которому тащил тело. Искал он пятна крови вроде того, что обнаружилось в ванной. Не нашёл ни одного.
Сомневаясь в себе, быстро заглянул в спальню, гостиную, кухню, стараясь смотреть на все глазами подозрительного копа.
Оставалось только привести все в порядок на переднем крыльце. Это дело он оставил напоследок, полагая, что прежде всего нужно разобраться с трупом.
На случай, если он не успеет заняться передним крыльцом, Билли достал из буфета на кухне бутылку бурбона, которым в понедельник вечером сдабривал «Гиннесс». Глотнул прямо из горла.
Но не проглотил, а принялся полоскать виски рот, словно зубным эликсиром. Алкоголь обжигал десны, язык, внутренние поверхности щёк.
Бурбон он выплюнул в раковину, прежде чем вспомнил, что нужно прополоскать и горло.
Вновь сделал глоток, второй раз прополоскал рот, но теперь уже не оставил без внимания и горло.
И только успел выплюнуть бурбон в раковину, как раздался ожидаемый стук в дверь, громкий и властный.
Возможно, прошло четыре минуты после разговора с Розалин Чен. Может, пять. А казалось, что минул час. Казалось, десять секунд.
Под этот стук Билли пустил холодную воду, чтобы смыть запах виски с раковины.
В тишине, последовавшей после стука, навернул крышку на горлышко и убрал бутылку в буфет.
Вернулся к раковине, чтобы закрыть воду, когда стук повторился.
Ответ на первый стук говорил бы о том, что его что-то тревожит. Дожидаться третьего стука тоже не следовало: наводило на мысль, что он хотел вообще не открывать дверь.
Пересекая гостиную, Билли подумал о том, что надо бы посмотреть на руки. Крови на них не увидел.
Глава 28
Открыв парадную дверь, Билли увидел помощника шерифа, который стоял в трёх шагах от порога и чуть сбоку. Правая рука копа лежала на рукоятке пистолета. Кобура висела на бедре, и рука просто лежала на рукоятке, вроде бы и не собираясь вытаскивать пистолет из кобуры. Может же человек стоять, положив руку на бедро.
Билли надеялся, что коп попадётся из знакомых. Ошибся.
На нагрудной бляхе прочитал: «Сержант В. Наполитино».
В сорок шесть лет Лэнни Олсен оставался с тем же званием, какое ему присвоили при поступлении на службу в куда более юном возрасте.
А вот В. Наполитино в двадцать с небольшим повысили до сержанта. Умный и решительный взгляд его ясных глаз говорил о том, что к двадцати пяти годам он станет лейтенантом, к тридцати — капитаном, к тридцати пяти — коммандером и ещё до сорока займёт кресло начальника полиции.
Билли предпочёл бы иметь дело с толстым, безалаберным, замотанным службой, циничным полицейским. Может, это был один из тех дней, когда следовало держаться подальше от рулетки: при каждой ставке на чёрное выигрыш выпадал на красное число.
— Мистер Уайлс?
— Да. Это я.
— Уильям Уайлс?
— Билли, да.
Сержант Наполитино делил своё внимание между Билли и гостиной у него за спиной.
Лицо сержанта оставалось бесстрастным. И глаза не выражали ни предчувствия дурного, ни беспокойства, только настороженность.
— Мистер Уайлс, вас не затруднит пройти к моему автомобилю?
Патрульная машина стояла на подъездной дорожке.
— Вы хотите, чтобы я сел в кабину?
— В этом нет необходимости, сэр. Я прошу вас подойти к машине на минуту или две, ничего больше.
— Конечно, — кивнул Билли. — Почему нет?
Вторая патрульная машина свернула с шоссе на подъездную дорожку, остановилась в десяти футах от первой.
Когда Билли протянул руку, чтобы закрыть парадную дверь, сержант Наполитино его остановил:
— Почему бы не оставить дверь открытой, сэр.
В голосе сержанта не слышалось вопросительных интонаций. Билли оставил дверь открытой.
Наполитино определённо хотел, чтобы к патрульной машине Билли шёл первым.
Билли переступил через плоскую бутылку, лужицу разлитого виски.
