Они посидели в тишине: карандаш не шуршал по бумаге, из расположенного неподалёку бара не доносилась музыка, ни один звук ночи не проникал сквозь сетчатую дверь.
— Теперь ты у нас лепидотерист?
— Даже не знаю, что означает это слово.
— Коллекционер бабочек. Постарайся смотреть на меня.
Он оторвал взгляд от бабочки.
— Я делаю лампу для тебя, — добавила Мишель.
Он посмотрел на нарисованные деревья.
— Не эту. Другую. Она уже в работе.
— И на что она похожа?
— Будет готова в конце месяца. Тогда и увидишь.
— Хорошо.
— Возвращайся и увидишь её.
— Я вернусь. Вернусь, чтобы ты мне её подарила.
— Возвращайся. — Она коснулась его культёй левой руки.
Казалось, крепко схватила несуществующими пальцами, поцеловала тыльную сторону ладони.
— Спасибо тебе за Лайма.
— Бог дал тебе Лайма — не я.
— Спасибо тебе за Лайма, — настаивала она.
Тим поцеловал её в макушку склонённой головы.
— Хотелось бы, чтобы у меня была сестра, хотелось бы, чтобы моей сестрой была ты. Но насчёт беды ты ошибаешься.
— Давай без лжи. Увиливай от ответа, если тебе того хочется, но давай без лжи. Ты — не лгун, а я — не дура.
Мишель подняла голову, встретилась с ним взглядом.
— Хорошо, — кивнул Тим.
— Разве я не разгляжу беду, если увижу её?
— Да, — признал он. — Разглядишь.
— Кофейный торт практически готов.
Он посмотрел на протез на столике у холодильника, лежащий ладонью вверх. С расслабленными пальцами.
— Я достану торт из духовки, — предложил Тим.
— Я справлюсь. Никогда не ношу эту руку, когда пеку. Если обожгу, то не почувствую.
Надев рукавицы, она достала форму с тортом, поставила на жаростойкую подставку.
Когда сняла рукавицы и отвернулась от торта, Тим уже переместился к двери.
— Мне не терпится увидеть лампу.
Поскольку слёзные железы не пострадали, заблестели и живой глаз, и искусственный.
Тим переступил порог, но, прежде чем закрыл за собой сетчатую дверь, услышал голос Мишель:
— Это львы.
— Что?
— Лампа. Со львами.
— Готов спорить, выглядеть она будет потрясающе.
— Если все у меня получится, глядя на неё, ты почувствуешь, какие у них большие сердца, какие они храбрые.
Тим закрыл сетчатую дверь и бесшумно спустился по бетонным ступеням.
Проезжающие по улице автомобили, конечно же, создавали шумовой фон, но Тим их не слышал. Фары приближались, задние огни удалялись, как светящиеся рыбы в тишине океанских глубин.
Но, едва он сделал первый шаг от дома, городской шум усилился, с каждым мгновением становясь все громче и громче. Большую часть звуков издавали, само собой, автомобили, но звуки эти сливались в какую- то варварскую мелодию.
Глава 4
Женщина, приговорённая к смерти, жила в скромном бунгало на холмах Лагуна-Бич, на улице, с которой не открывался великолепный вид на море, но всё равно в престижном районе. В сравнении со стареющими строениями земля под ними только дорожала, да так быстро, что каждый проданный дом сносился независимо от времени постройки или красоты, чтобы уступить место зданию больших размеров.
Южная Калифорния скрывала все свои вчера. И когда будущее оказывалось очень уж жестоким, не находилось ни единого свидетельства того, что существовало лучшее прошлое, а потому потеря воспринималась менее болезненно.
Маленький белый дом, построенный среди высоких эвкалиптов, радовал глаз, но Тиму тем не менее показалось, что дом этот изготовился для ведения боевых действий, более напоминая бункер. Ане бунгало.
Он припарковал свой «Форд Эксплорер» на другой стороне улицы, в четырёх домах севернее участка Линды Пейкуэтт, совсем у другого, куда более знакомого ему дома.
Тремя годами раньше он возглавлял бригаду каменщиков, которая строила этот дом.
К крыльцу вела дорожка из плит известняка, лежащих между двумя рядами гранитных квадратных брусков со стороной в три дюйма. Тим находил такое сочетание некрасивым, но в точности сделал всё, что от него требовалось.
Владельцы особняков стоимостью в три миллиона долларов редко обращаются к каменщикам за советом по части дизайна своего участка. Архитекторы не обращаются никогда.
Тим нажал кнопку звонка, постоял, прислушиваясь к шуршанию пальмовых крон.
С берега дул лёгкий ветерок, скорее даже намёк на ветерок. Тёплая летняя ночь дышала неглубоко, совсем как пациент под наркозом, дожидающийся хирурга.
На крыльце зажёгся свет, открылась дверь, Макс Джейбовски воскликнул:
— Тимоти, старина! Какой сюрприз! — Если бы душу можно было взвесить и обмерить, Макс точно оказался бы больше своего дома. — Заходи, заходи!
— Не хочу быть незваным гостем.
— Ерунда, как ты можешь быть незваным гостем в доме, который построил?
Хлопнув Тима по плечу, Макс каким-то чудом, не иначе с помощью телепортации, буквально перенёс его с крыльца в прихожую.
— Я отниму у вас только минутку, сэр.
— Принести пива? Чего-то ещё?
— Нет, благодарю, ничего не нужно. Я насчёт одной вашей соседки.
— Я знаю всех соседей. И в этом квартале, и в следующем. Я — президент нашей группы «Сторож соседнего дома».
Тим на это и рассчитывал.
— Кофе? У меня машина, которая варит его мгновенно, от капучино до чёрного.
— Нет, честное слово, но я вам очень признателен, сэр. Она живёт в номере четырнадцать — двадцать пять, в бунгало под эвкалиптами.
— Линда Пейкуэтт. Не знал, что она собирается строиться. Женщина серьёзная. Думаю, работать у неё тебе понравится.
— Вы знаете её мужа? Чем он занимается?
— Она не замужем. Живёт одна.
— То есть разведена?
— Этого я не знаю. Она собирается строить новый дом или перестраивать старый?
