образовался маленький сгусток тупой дергающей боли.
Оно уже давно наелось, и период очередной кормежки подошел к концу. По правде говоря, оно уже даже объелось. И сегодня вечером, попозже, намеревалось двинуться к морю через систему подземных пустот, трещин, каналов и рек. Оно собиралось уйти далеко за пределы континента, в глубокие океанские впадины. Уже бесчисленное количество раз оно проводило периоды летаргического сна — длившиеся иногда по многу лет — в холодных и темных глубинах моря. Там, внизу, где давление воды было таким огромным, что выжить под ним могли лишь единичные формы жизни, где абсолютные мрак и тишина исключали почти любые раздражители, — там вековечный враг мог замедлить процессы обмена веществ в своем теле, и только там, внизу, он мог наконец впасть в долгожданную блаженную полудрему и пребывать в полном покое и одиночестве, переваривая съеденное и размышляя о своем.
Но теперь оно уже никогда не сможет добраться до моря. Никогда в жизни. Оно умирало.
Мысль о своей собственной смерти оказалась столь новой и непривычной, что оно еще не успело в полной мере осознать ожидающую его мрачную перспективу и пока, спрятавшись внутри Снежной горы, продолжало отсекать от себя одну зараженную часть тела за другой. Оно забиралось все глубже и глубже, все ближе к текущей в кромешной мгле подземной реке Стикс, а потом и еще глубже, еще дальше, о самые потаенные подземные глубины, туда, где обитают Озирис, Эреб, Минос, Сатана и другие боги подземных царств, властители сечкого мрака, повелители царства мертвых. Всякий раз, когда ему уже начинало казаться, что оно избавилось наконец от пожиравшего его микроорганизма, где-нибудь, а какой-нибудь части аморфных тканей снова возникало это особенное, специфическое ощущение — то ли зуд, то ли покалывание, то ли звон; ощущение, что что-то не так, — а вслед за ним приходила боль, совершенно непохожая на ту, какую испытывает человек, и ему приходилось снова отсекать от себя все новые и новые массы отравленной плоти. Оно уходило все глубже и глубже, все дальше вниз, а Геенну, а Преисподнюю, а Царство Забвения, с Ад. На протяжении многих веков оно с удовольствием исполняло роль Сатаны и других сил зла, ту роль, которую приписали ему люди, и находило для себя огромное удовлетворение, играя на людских суевериях и предрассудках. А теперь оно оказалось приговоренным к той самой участи, которая органически вытекала из мифов и преданий, рожденных с его же собственной помощью. Оно сознавало всю горькую иронию этого. Его свергли. Его прокляли и осудили на адские муки. И теперь сею оставшуюся жизнь оно будет пребывать во мраке и отчаянии — и при этом вполне возможно, что всей жизни ему осталось лишь несколько часов.
Ну что ж, оно, по крайней мере, оставляет после себя двух апостолов. Кейла и Терра. Эти двое выполнят то, что оно хотело сделать само, выполнят даже после его смерти. Они отомстят и посеют террор. Они оба идеально подходят для такого рода работы.
Сейчас, когда от нее оставался лишь мозг и минимальное количество поддерживающих жизнь тканей, перевоплощающаяся протоплазма за билась глубоко в подземные скалы, в их укромные подземные убежища, и дожидалась здесь конца. Последние минуты своей жизни она провела, исходя яростью и ненавистью ко всему человечеству.
Кейл подвернул штанину на правой ноге и принялся рассматривать лодыжку. В свете газовой лампы он увидел на ноге два небольших красных пятнышка. Икра в этих местах вздулась, припухла, сильно чесалась и болезненно реагировала на прикосновения.
— Кто-то укусил, — сказал он.
— Клещи, — ответил Джин Терр, бросив взгляд на ногу. — Они забираются под кожу. Будет чесаться, пока не вытащишь их оттуда. Прижги сигаретой.
— У тебя есть?
— Есть еще штучки две, с травкой. — Терр ухмыльнулся. — Такие тоже сгодятся, парень. И клещи сдохнут под кайфом.
Они выкурили по сигарете, а потом Кейл воспользовался своим еще тлевшим окурком, чтобы прижечь клещей. Это оказалось не очень больно.
— Когда ходишь по лесу, — проговорил Терр, — заправляй брюки в сапоги.
— Они у меня и были заправлены.
— Да? А тогда как же клещи забрались?
— Понятия не имею.
Они еще покурили немного, потом Кейл вдруг нахмурился и проговорил:
— Он же нам обещал, что нас никто не остановит и никто не сможет причинить нам вреда. Он сказал, что мы будем под Его защитой.
— Точно, парень. Мы теперь неуязвимы.
— Тогда почему же у меня вдруг эти клещи? — спросил Кейл.
— Ну, парень, это чепуха...
— Но если мы и вправду под защитой...
— Слушай, а может быть, Он через клещей решил скрепить наш договор кровью. Просто у Него такой подход. Понимаешь?
— Тогда почему они тебя не покусали?
Джитер пожал плечами:
— Да какое это имеет значение, парень? А кроме того, эти долбаные клещи вцепились в тебя до нашего с Ним договора. Разве не так?
— А-а-а. — Кейл кивнул. Голова у него уже немного кружилась от наркотика. — Да. Это верно.
Они некоторое время посидели молча.
Потом Кейл спросил:
— Как ты думаешь, когда мы сможем отсюда двинуться?
— Тебя же, наверное, еще вовсю ищут.
— Н-ну, если никто не сможет причинить мне вреда...
— Смысла нет создавать себе лишние трудности, — сказал Терр.
— Пожалуй.
— Отсидимся несколько дней тут. Пока не спадет ажиотаж.
— Да. И тогда уберем тех пятерых, про которых Он говорил. А потом что?
— Двинем куда-нибудь. Навострим лыжи и двинем. Подальше.
— Куда?
— Куда-нибудь. Он подскажет. — Терр помолчал немного, потом добавил: — Расскажи мне, а? Как ты пришил свою бабу и пацана?
— Что тебе рассказать?
— Все, парень. Расскажи, что ты при этом чувствовал. Что чувствуешь, когда решаешь свою старуху? Но самое главное, расскажи мне о пацане. Что испытываешь, когда отправляешь на тот свет пацана, а? Я, парень, пацанов никогда не убивал. Ты его сразу пришил пли потянул удовольствие? А ощущение такое же, как когда убивал старуху, пли другое? И как именно ты его порешил?
— Да как именно? Просто взял и убил. Они мне мешали.
— Путались под ногами, мешали жить, да?
— Оба.
— Точно. Я знаю, как это бывает. А как ты их прикончил?
— Ее пристрелил.
— И пацана тоже пристрелил, да?
— Нет. Этого я зарубил. Топориком для мяса.
— Не врешь?!
Они сидели, курили сигареты с травкой, негромко жужжала лампа, снизу, из отверстия в полу, едва слышно журчала подземная речка, а Кейл со всеми подробностями рассказывал о том, как он убивал Джоанну, Денни и полицейских.
Время от времени Джитер перебивал его и, перемежая свои слова характерным хихиканьем накурившегося марихуаны человека, говорил:
— Ну, парень, с тобой-то мы повеселимся! Ты да я — уж вдвоем-то мы повеселимся, верно? Рассказывай еще. Давай, рассказывай. Уж мы-то с тобой, парень, повеселимся!
44
