— Не зови меня Мышью, — Минни положила второй шуруп рядом с первым. Встала и занялась следующей парой.
— Что скажут мама и папа, когда обнаружат, что зеркала нет?
— Они скажут: «Где зеркало?»
— И что мы им ответим?
— Я об этом думаю.
— Да уж, тебе лучше об этом подумать.
— Почему бы тебе не приложить к этому свой гигантский одиннадцатилетний мозг? — спросила Минни, выкручивая третий шуруп.
— Давай без сарказма. Сарказм тебе не идет.
— В любом случае они никогда не узнают, что мы сняли зеркало.
— Как это не узнают? У них есть глаза.
— Кто прибирается в нашей комнате? — спросила Минни.
— Что значит, кто прибирается в нашей комнате? Мы прибираемся в нашей комнате. Мы должны понимать, что такое личная ответственность. Честно говоря, я уже наелась этой личной ответственности на всю жизнь, поэтому не стала бы возражать, если бы в нашей комнате прибирался кто-то еще, но этому не бывать.
Минни добавила четвертый шуруп к первым трем.
— После того как миссис Нэш выстирает и выгладит нашу одежду, кто приносит ее сюда и раскладывает по полкам? Кто каждый день застилает наши постели?
— Мы с тобой. К чему ты клонишь? Ох! Ты хочешь сказать, если дверь в стенной шкаф будет закрыта, тогда пройдет сто лет, прежде чем они поймут, что зеркала нет.
— По крайней мере, пара месяцев, — ответила Минни, ставя скамеечку перед зеркалом. — Когда я откручу следующий шуруп, зеркало поползет. Так что держи его, — она забралась на скамеечку. — И держи крепко.
Наоми держала зеркало, смотрясь в него.
— И что мы будем с ним делать после того, как снимем?
— Отнесем по коридору в кладовую, где мама и папа держат старые вещи, и поставим за какими- нибудь старыми вещами, где его никто не увидит.
— Мы могли бы не надрываться и положить зеркало под твою кровать лицевой стороной вниз.
— Не нужен мне человек-в-зеркале под моей кроватью, — отрезала Минни. — И я не хочу, чтобы он остался под твоей кроватью, потому что ты будешь залезать туда и говорить с ним, и он выйдет из зеркала в нашу комнату. Тогда нам придется туго. Остался один шуруп. Ты держишь зеркало обеими руками?
— Да, да. Поторопись.
— Будь осторожна, оно не должно упасть и разбиться. Если разобьется, он, возможно, вылезет из него.
Минни вывернула шестой шуруп, Наоми не позволила зеркалу упасть и разбиться, Минни слезла со скамеечки, и вдвоем они опустили длинную стеклянную панель на ковер их спальни.
Когда Минни закрывала дверь стенного шкафа, Наоми стояла над зеркалом, лежащим лицевой стороной вверх, вглядывалась в отражающую поверхность, заинтригованная видом своего лица под таким необычным углом.
По зеркалу вдруг побежали круги, как бегут они по гладкой воде, если в нее бросаешь камешек. Концентрические круги, от центра к краям, по всей серебристой поверхности.
— Дрянь собачья! — воскликнула Наоми вслед за своей бабушкой, которая так выражалась крайне редко, когда требовалось более эмоциональное усиление по сравнению с «Грецкий орех!» — Минни, ты только посмотри!
Глядя на зеркало сверху вниз, Минни наблюдала, как по нему пробегали все новые и новые круги, словно оно стало прудом и в него из трубы лилась вода.
— Нехорошо, — Минни развернулась и пошла к игровому столику, где рядом с ее сэндвичем, заказанным на ленч, на тарелке лежала гроздь винограда.
Минни вернулась с гроздью. Оторвала виноградину, подняла руку над зеркалом, после короткой паузы бросила виноградину.
Толстая зеленая ягода продавила поверхность зеркала, как продавила бы поверхность пруда, и исчезла.
22
Войдя в стенной шкаф своей комнаты, Зах потянул за веревку, которая опускала крышку потолочного люка, и раздвижная лестница выдвинулась к его ногам.
С тех пор как прошлой ночью он обнаружил лестницу в таком положении, Зах думал над тем, как такое могло случиться, и решил, что причина чисто механическая. Такая мысль, собственно, сразу пришла ему в голову. Усадка дома изменила положение запорного механизма, и теперь время от времени лестница будет раскладываться сама по себе, под действием собственного веса.
Он уже не видел необходимости в том, чтобы просить отца помочь ему в обследовании технического полуэтажа между вторым и третьим этажом, потому что он никого не мог там найти. Прошлой ночью у него разыгралось воображение из-за блинского сна, в котором большие руки пытались оторвать его лицо и выдавить глаза подушечками пальцев, широкими, как столовые ложки. Он даже немного разочаровался в себе из-за того, что его потряс столь идиотский сон. За прошедшие годы ему несколько раз снилось, что он может летать, как птица, парить над всеми, парить над городом, но он никогда не прыгал с крыши, чтобы посмотреть, может ли он быть легче воздуха, и не собирался прыгать, потому что сны — всего лишь сны.
Теперь он намеревался обыскать технический полуэтаж не потому, что там шнырял какой-то плохиш, замышляя недоброе и гогоча, как фанат фантома Оперы, но просто из принципа, чтобы доказать себе, что он не трусохвост и сердце у него не цыплячье. Он прихватил с собой фонарь и большую мясную вилку с костяной рукояткой, поэтому чувствовал, что к экспедиции готов.
Получив от миссис Нэш сэндвич и фрукты, Зах отнес их в свою комнату, какое-то время подождал и вновь спустился на кухню за ножом, зная, что в это время мистер и миссис Нэш находятся в подсобке, тоже едят ленч. Он выдвинул не тот ящик, в нем лежали мясные вилки, вертела, но не ножи, услышал, как миссис Нэш говорит: «Никаких проблем, дорогой, я сейчас принесу», схватил большую мясную вилку, задвинул ящик и выскочил из кухни, чтобы она там его не увидела. Ему достался, конечно, не нож, но длина каждого из двух остро заточенных зубцов вилки составляла четыре или пять дюймов. Пусть даже ни один морпех не стал бы сражаться таким оружием, он держал в руке не детскую игрушку.
Зажав рукоятку зубами, так что зубцы торчали в сторону, прямо-таки дебильный пират, собравшийся брать на абордаж индейку, с фонарем в левой руке, он поднялся по лестнице. Наверху сел на раму люка и включил гирлянды ламп, протянувшиеся по всему техническому полуэтажу.
Пол отделали полностью, покрыли доски ламинатом, так что он мог передвигаться на заднице или на коленях, не боясь заноз, и даже идти, пусть не в полный рост. Высота потолка составляла пять футов, Зах уже вырос до пяти футов и шести дюймов, возможно, еще и обогнал бы шестифутового отца, но пока ему не составляло труда ходить по этому полуэтажу пригнувшись.
Помимо гирлянд рабочих ламп и фонаря, на техническом полуэтаже имелся и еще один источник света, пусть и очень слабого. Вентиляция полуэтажа, препятствующая возникновению плесени, осуществлялась через каналы в стенах, закрытые металлической сеткой, с которой, однако, иной раз справлялись зубы белок. Через эти вентиляционные каналы и проникал дневной свет. Фонарь прорезал темноту там, где ее не разгоняли лампы, но смещающийся луч приводил в движение тени: они скользили, и переплетались, и трепыхались, и казалось, что краем глаза ты выхватываешь из темноты того, кто прячется от тебя.
На техническом этаже различных агрегатов, и труб, и кабелей, и клапанов, и коробов было больше,
