прямой информационной загрузки мозга. Скоро им предстоит уйти в мир и занять свои места в гуще обреченного человечества.
Рэндол Шестой покинет «Милосердие» раньше, чем они, до того, как эта ночь сменится днем. Он в ужасе, но готов к этому.
Компьютерные карты Нового Орлеана и виртуальные туры по городу лишили его спокойствия, но и снабдили необходимыми знаниями. Если он хочет избежать вращающейся дыбы и выжить, дольше ждать нельзя.
Чтобы существовать в опасном мире за этими стенами, ему надо бы вооружиться. Но оружия у него нет, и в комнате он не видит ничего такого, что могло бы сойти за оружие.
Если путешествие окажется более продолжительным, чем он рассчитывает, ему понадобится еда. В комнате еды нет, ее приносят, только когда он подает сигнал, что хочет есть.
Где-то в здании есть просторная кухня. И кладовая. Там он сможет найти столь необходимую ему еду.
Перспектива поиска кухни, выбора нужных продуктов среди множества тех, что хранятся в кладовой, укладывания отобранных в некую емкость пугает его до такой степени, что не хочется и начинать. Если он попытается сам добывать провизию, то никогда не покинет «Милосердие».
Поэтому он уйдет лишь в одежде, которая на нем, захватив с собой сборник кроссвордов и ручку.
У порога между комнатой и коридором его охватывает паралич. Он не может шагнуть вперед.
Знает, что пол, как комнаты, так и коридора, находится на одном уровне, однако чувствует, что упадет с огромной высоты, если попытается ступить в коридор. Тому, что он
И пусть Рэндол Шестой напоминает себе, что встреча с Арни О’Коннором, возможно, его судьба, он остается на месте.
Если тело его парализовано, то в рассудке бушует буря. От возбуждения мысли путаются, напоминая осенние листья, поднятые с земли порывом ветра.
Он отдает себе отчет в том, что возбуждение будет нарастать, порыв ветра перейдет в шквал, ураган, и он вообще потеряет способность соображать. Ему отчаянно хочется раскрыть сборник кроссвордов и начать заполнять ручкой пустые клеточки.
Если он уступит этому желанию, то заполнит не один кроссворд, не два, все до последнего. Ночь пройдет. Наступит утро. Он навсегда лишится мужества, без которого ему не уйти из «Рук милосердия».
Порог. Коридор. Одним шагом он может переступить через первый и очутиться во втором. Он делал это прежде, но теперь шаг этот равносилен тысячемильному путешествию.
Разница, разумеется, в том, что раньше он не собирался идти дальше этого коридора. На этот раз его цель – мир за стенами «Милосердия».
Порог, коридор.
Внезапно
Увидев два пересекающихся таким образом слова, он осознает, что и в реальности порог и коридор точно так же пересекаются в одной плоскости. И переступить один, чтобы попасть в другой, ничуть не сложнее, чем заполнение этих двух строчек буквами.
Он выходит из комнаты.
Глава 51
Геометрические фигуры на выполненном в стиле «арт-деко» фасаде кинотеатра «Люкс» казались более объемными в свете уличных фонарей.
Рекламное табло не освещалось, и Карсон подумала, что кинотеатр закрыт, а может, и вообще заброшен, пока, заглянув через одну из дверей, не увидела мягкий свет над буфетным прилавком: кто-то там работал.
Когда Карсон толкнула дверь, последняя открылась. Она вошла в фойе.
Большие стеклянные вазы со сладостями подсвечивались, чтобы покупатели лучше видели их содержимое. На стене за прилавком висели часы в цветах «кока-колы», белом и алом, словно напоминая о более спокойном времени.
Работал за прилавком тот самый гигант, которого она встретила в квартире Оллвайна. Она узнала его по мощной фигуре, до того, как он повернулся и посмотрел на нее.
Она бросила пропуск на стеклянный прилавок.
– Кто ты?
– Я вам уже говорил.
– Я не разобрала имени.
Он чистил машину для приготовления попкорна. Теперь вновь занялся ею.
– Меня зовут Дукалион.
– Это имя или фамилия?
– Имя и фамилия.
– Ты здесь работаешь?
– Я владелец этого кинотеатра.
– Ты напал на сотрудника полиции.
– Правда? Вам причинили боль? – Он улыбнулся, не саркастически, а с удивительной теплотой, учитывая его лицо. – Или пострадала только ваша самооценка?
Его уверенность в себе произвела на нее впечатление. И причину этого не следовало искать в его габаритах; громилой он точно не был. Исходившее от него спокойствие больше ассоциировалось с монахами в их просторных рясах.
Некоторые социопаты тоже вели себя как добропорядочные граждане, выжидая удобного момента, чтобы наброситься на ничего не подозревающую жертву.
– Что ты делал в моем доме?
– Из того, что я увидел, мне стало ясно, что я могу вам доверять.
– Почему меня должно волновать, можешь ты доверять мне или нет? Держись подальше от моего дома.
– Ваш брат – тяжелая ноша. Вы несете ее достойно.
Она встревожилась.
– Не. Лезь. В. Мою. Жизнь.
Он положил влажную тряпку, которой протирал машину для приготовления попкорна, снова повернулся к ней. Их разделял только прилавок.
– Именно этого вы хотите? – спросил он. – Правда? Если вы хотите именно этого, почему пришли, чтобы услышать все остальное? Вы бы не пришли сюда только для того, чтобы сказать мне: «Держись подальше». Вы пришли с вопросами.
Его проницательность, его добродушие никак не вязались с устрашающей внешностью.
Поскольку Карсон молчала, он добавил: «Я не собираюсь причинять вреда ни Арни, ни вам. Ваш враг – Гелиос».
Она удивленно моргнула.
– Гелиос? Виктор Гелиос? Владелец «Биовижн», известный филантроп?
– Ему хватает наглости называть себя Гелиосом в честь древнегреческого бога Солнца. Гелиос… дарующий жизнь. Это не настоящая его фамилия. Настоящая его фамилия – Франкенштейн.
После того, что он сказал в квартире Оллвайна, после признания, что его собрали из частей трупов и оживили ударом молнии, ей следовало ожидать такого продолжения. Она, однако, не ожидала, и ее это разочаровало.
Карсон чувствовала: в Дукалионе есть что-то особенное, помимо устрашающих габаритов и внешности, более того, по причинам, которые она еще не могла сформулировать даже для себя,
