Глава 18
Я жил в Пико Мундо, где прерии переходят в пустыню Мохаве, так что мне приходилось встречаться с койотами. Обычно при таких обстоятельствах, когда они, с опаской относясь к человеческим существам, хотели избежать контакта со мной и не думали о том, чтобы погрызть мои кости.
Однако как-то раз мне довелось столкнуться с койотами, которые отправились за мясом, и, увидев меня, у них определенно потекли слюнки. Тогда мне все-таки удалось уйти, едва не оставив кусок задницы в пасти одного из них.
Если бы я был Хатчем Хатчинсоном и второй раз за семнадцать месяцев оказался на пути стаи голодных койотов, то расценил бы случившееся не как забавное совпадение, а как научное доказательство того факта, что койоты превратились во врагов рода человеческого и поставили своей целью его полное истребление.
В тумане, в зеленой полосе, на краю каньона Гекаты, шесть представителей Canis latrans совсем не напоминали тех милых зверьков, которых продают в зоомагазинах.
И вот это казалось необычным, поверите вы мне или нет, потому что койоты выглядят довольно-таки обаятельно. Они куда более близкие родственники волкам, чем собаки, поджарые, мускулистые, опасные хищники, но лапы у них слишком большие для тела, уши — слишком большие для головы, вот они чем-то и напоминают щенков, такие же милые, как иранский, одержимый убийствами диктатор, когда надевает костюм и фотографируется со школьниками, которых родители по своей воле определили в террористы- смертники.
С узкими мордами, обнаженными клыками, горящими глазами, эти шесть койотов, что стояли передо мной и Аннамарией, ничем не напоминали псов из рекламного ролика о вкусной и здоровой собачьей пище. Более всего они походили на фашистов-исламистов в шерсти.
В наиболее опасные моменты я обычно могу найти хоть какое-то подручное оружие, но в этот момент, в зеленой полосе, мог рассчитывать только на штакетину, если бы успел выломать ее из забора. Не видел я в непосредственной близости ни камней, ни бейсбольных бит, ни ведер, ни швабр, ни старинных фарфоровых ваз, ни сковородок, ни лопат, ни хорьков со злобно вытаращенными глазами, которыми в прошлом удавалось отбиться от врагов.
Я уже начал думать о том, что пора мне преодолеть страх перед оружием и постоянно носить с собой пистолет.
Но, как выяснилось, койотам не удалось застать меня с пустыми руками: моим оружием стала молодая, беременная, загадочная женщина. Когда я предложил ей медленно отходить от этой зубастой банды, она ответила:
— Они только так выглядят.
— Ты про койотов? — не понял я. — Я-то думал, они именно такие.
Вместо того чтобы отступать от хищников в надежде найти незапертую калитку в заборе, Аннамария шагнула к ним.
С моих губ сорвалось нехорошее слово, означающее экскременты, но, надеюсь, я использовал самый благообразный синоним.
Спокойно, но решительно Аннамария заявила койотам:
— Вам здесь делать нечего. Остальной мир ваш… но не это место в настоящий момент.
Лично я не думал, что это удачная стратегия — говорить стае голодных хищников, что они выбрали неудачное время и сейчас их никак обслужить не могут.
Шерсть у них поднялась дыбом. Уши прижались к голове. Мышцы напряглись.
Эти ребята настроились на сытную трапезу.
Когда она приблизилась к ним еще на шаг, я ничего не сказал, но только по одной причине: боялся, что заговорю голосом Микки-Мауса. Однако последовал за ней, коснулся ее плеча.
Игнорируя меня, она продолжила разговор с койотами:
— Я — не ваша. Он — не ваш. Теперь вы можете уходить.
В некоторых регионах этой страны койотов называют волками прерий, что, конечно же, звучит красивее, но, даже если назвать их мохнатыми крошками, они не превратятся в игривых щенков.
— Теперь вы можете уходить, — повторила Аннамария.
И, что удивительно, уверенность, с которой держались хищники, исчезла. Шерсть опала, они перестали скалить зубы.
— Теперь, — настаивала Аннамария.
Больше не желая встретиться с нею взглядом, они смотрели кто направо, кто налево, словно не понимали, как попали сюда и почему проявили такую неосмотрительность, оказавшись в непосредственной близости от опасной беременной женщины.
Помахивая хвостами, опустив головы, виновато оглядываясь, с побитым видом они ретировались в туман, словно ранее это именно их провела Красная Шапочка, а теперь еще и эта история, вот им и не оставалось ничего другого, как засомневаться, а хищники ли они?
Аннамария позволила мне вновь взять ее за руку, и мы двинулись дальше.
— Значит, ты умеешь говорить с животными, — поразмыслив о произошедшем на моих глазах, нарушил я долгую паузу.
— Нет. Так только казалось.
— Ты сказала, что они не те, кем выглядели.
— А кто тот? — спросила она.
— Так кем же они были… помимо того, кем выглядели.
— Ты знаешь.
— Это не ответ.
— Всё в свое время.
— И это тоже не ответ.
— Другого сейчас не будет.
— Понимаю.
— Еще нет. Но поймешь.
— Я никогда не видел Белого Кролика, но мы провалились из этого мира в Страну чудес.
Она сжала мою руку.
— Этот мир и есть Страна чудес, молодой человек, как тебе хорошо известно.
Справа от нас, лишь изредка возникая из тумана, по краю каньона, параллельно нам, крались койоты, на что я и обратил ее внимание.
— Да, они могут быть настойчивыми, — заметила она, — но решатся ли посмотреть на нас?
Я какое-то время еще поглядывал на них и ни разу не увидел блеска желтых глаз. Смотрели они в землю.
— Если ты можешь справиться со стаей койотов, не уверен, что я действительно тебе нужен.
— Я не могу повлиять на людей, если они захотят пытать меня или убить. Против них я беззащитна, и, если они настроены решительно, меня ждут страдания. А койоты… они меня не волнуют, вот и тебе не стоит обращать на них внимания.
— Ты, похоже, знаешь, о чем говоришь, — кивнул я, — но койоты все равно немного меня тревожат.
— «Добродетель смела, а чистота бесстрашна…»
— Шекспир, да? — спросил я.
— «Мера за меру».
— Я не знаю этой пьесы.
— Теперь знаешь.
При всем моем восхищении бардом Эвона, мне представлялось, что чистоте следовало бы побаиваться этих крадущихся в тумане силуэтов, если она не хотела, чтобы ее прожевали и проглотили.
