Надувная лодка быстро исчезла среди свай. Шум двигателя начал стихать. Поднятые лодкой волны разгладились, остались только те, что накатывали на берег.
Я ожидал увидеть в лодке троих. Задался вопросом: а куда подевались рыжеголовые?
Крыса тоже исчезла. Но не юркнула мне в штанину.
Балетным шагом, ставя одну ногу перед другой, я добрался до пересечения балок, которое совсем недавно оккупировала крыса. Собирался продолжить путь к берегу, но остановился.
Теперь, когда светловолосый гигант находился под пирсом, между мною и берегом, я вдруг засомневался, а в правильном ли двигаюсь направлении.
Меня вдруг охватил страх, возникло ощущение, что меня вот-вот поймают на мушку. Теперь, после того как подо мной проплыла надувная лодка, я буквально почувствовал нависшую надо мной смерть.
Скорее всего, страх этот вызывался неопределенностью. Если пуля и грозила отправиться на встречу со мной, у меня оставалась надежда избежать ее, при условии, что я приму верное решение.
Я посмотрел на север, восток, юг. Через плечо — на запад. Вниз, на освещенную воду. Вверх — на настил пирса, по которому плясали блики отраженного света и тени.
Нерешительность охватывала меня, совсем как безответственную толпу в четвертом действии исторической хроники «Генрих Шестой», когда люди попеременно клялись в верности то карикатурному Кейду, то истинному королю.
Опять Шекспир. Стоит пустить его в голову, так он не желает оттуда уходить.
Шум навесного мотора все затихал, а потом резко оборвался.
На мгновение повисла полная тишина, в которую тут же ворвался бессловесный шепот и идиотское хихикание океана.
За время, прошедшее с того момента, как моторная лодка прошла подо мной, она не могла добраться до берега. Миновала чуть больше половины этого расстояния.
Гигант не мог оставить лодку на милость волн, которые принялись бы швырять ее от одной сваи к другой. Должно быть, привязал лодку к одной из свай.
И не стал бы ее привязывать, если б не собирался покинуть ее. То есть он уже поднимался, сначала по свае, а потом по стойке, на балки, впереди меня.
И теперь я уже понимал, где сейчас находятся рыжеголовые стрелки. Оглянулся на лабиринт стоек, подкосов, распорок. Пока они еще не появились.
Один впереди. Двое сзади. Они взяли меня в клещи.
Глава 4
Пока я стоял в нерешительности на пересечении балок, на юге, справа от меня, возникло светлое пятно.
Поскольку призраки частенько материализуются внезапно, неожиданно, не заботясь о моих нервах, испугать меня не так-то легко. Я покачнулся, но не полетел вниз.
Ко мне в гости пожаловал Бу, хороший пес, в прошлом талисман аббатства Святого Варфоломея, затерянного высоко в горах.
Никто, кроме меня, его не видел, никто, кроме меня, не мог почувствовать. И однако для моих глаз, в мерцающем отраженном свете, он казался таким же материальным, как и я сам.
Хотя он мог появиться в воздухе, ко мне он шел по балке, совсем как тень отца Гамлета, приближающаяся к обреченному принцу неподалеку от замка.
Хотя нет. Бу мог похвастаться хвостом, мягкой шерстью, дружелюбной улыбкой. У тени отца Гамлета ничего этого не было, но голливудские умельцы в какой-нибудь бессмысленной адаптации могли снабдить ее и первым, и вторым, и третьим.
Я надеялся, что сравнение с «Гамлетом» окажется некорректным в другом смысле. В конце пьесы сцену усеивали мертвые тела.
Бу остановился, как только понял, что я его вижу, склонил голову, завилял хвостом. И тут же, не разворачиваясь, оказался ко мне задом и пошел на юг, остановился, посмотрел на меня, двинулся дальше.
Даже если бы я не видел множества серий «Лесси»,[7] то достаточно хорошо понимал мертвых: мне предлагалось последовать за псом. Я преисполнился гордостью, потому что, в отличие от маленького Тимми в одной из серий, все понял без лая.
Блондинистый гигант еще не появился на востоке, рыжеголовые — на западе, вот я и поспешил за призраком овчарки, который повел меня к южной стороне пирса.
Балка утыкалась в большую огороженную площадку, от которой поднимались две лестницы, одна — справа, вторая — слева. Вероятно, площадка использовалась при ремонтно-профилактических работах.
Когда Бу поднялся по левой лестнице, я проделал то же самое. Короткий пролет вывел меня на огороженный мостик шириной в четыре фута.
Теперь настил пирса находился в каком-нибудь футе над моей головой. И в этом высоком коридоре, который продувался разве что при сильном шторме, запах креозота просто валил с ног.
Темнота на мостике заметно сгустилась, хотя отраженного от воды мерцающего света все-таки хватало, чтобы разглядеть электрические провода, кабельные коробки и медные трубы, скорее всего, для подачи воды.
Провода подводили электроэнергию к фонарям на пирсе и к лампам аварийного освещения под ним. А по медным трубам пресная вода поступала к кранам, расположенным через равные интервалы вдоль пирса, чтобы рыболовы, которые чуть ли не каждый вечер приходили на пирс, могли умыться и помыть руки.
Этот мостик, по которому теперь вел меня Бу, вероятно, использовался электриками и сантехниками, обслуживающими пирс, если требовался ремонт водяных и электрических линий.
Мы направились к берегу и, пройдя какое-то расстояние, поравнялись с отходящим от мостика выступом шириной в пять и глубиной в два с половиной фута. На выступе стоял массивный деревянный ящик, запертый на два висячих замка.
Света катастрофически не хватало, и я не мог разглядеть, есть ли на ящике какие-то надписи или рисунки. Возможно, в нем хранились инструменты и материалы, необходимые для ремонта и технического обслуживания.
А может, ящик служил гробом для несчастной жены смотрителя пирса, Лоррейн, которую убили двадцатью годами раньше, после того как она в очередной раз пожаловалась на запах креозота, идущий от рабочего комбинезона мужа.
Мое возбужденное воображение тут же нарисовало картинку, от которой волосы сразу бы встали дыбом: ссохшийся труп Лоррейн, замаринованный в креозоте. И если я еще мог поверить в существование такой должности, как смотритель пирса, то понятия не имел, откуда взялось имя Лоррейн.
Иногда я — загадка даже для самого себя.
Бу улегся на мостик, перекатился на бок. Вытянул одну лапу ко мне и помахал в воздухе. Этот универсальный собачий жест означал: «
Поскольку меня искали трое убивцев, предложение почесать живот Бу я не нашел очень уж привлекательным. Все равно что успокаивать нервы на поле боя под гаубичным обстрелом, принимая позу лотоса.
Но потом я понял, что громила в гавайской рубашке вот-вот появится, продвигаясь с востока на запад и обследуя пространство под настилом пирса.
А деревянный ящик высотой в два с половиной фута укрывал от луча фонаря гораздо лучше, чем сетчатое ограждение мостика.
— Хороший мальчик, — прошептал я.
Бу беззвучно застучал хвостом по полу.
Я лег на бок, левую руку согнул в локте, головой оперся о ладонь, правой рукой почесывал живот моей собаки-призрака.
