>. Он сделал и кое-что еще: приказал прикрепить к некоторым скамейкам в парках надписи: «Только для евреев». Оба шефа секретных служб знали, что каждый из них хранит досье о еврейском происхождении другого в несгораемом шкафу» (стр. 150).
В элите итальянского фашизма, как сообщает историк В. Вулич
Холокост, конечно же, стал (при всех спорах об окончательных цифрах) одной из самых массовых «этнических чисток» в истории человечества. И тому способствовали два обстоятельства: преодоление элитой гитлеровского рейха «своей еврейской составляющей» и, конечно же, непримиримое отношение цивилизованных западных евреев к своим восточным родственникам.
Но здесь необходимо сделать отступление от гитлеровских времен в XIX век. Во время наполеоновских войн, пламенных и бурных, словно вешние грозы, Европа в считанные мгновения истории освободилась от последних пут средневекового бытия. Наступил век буржуазных революций во Франции, в Италии, в Австро-Венгрии, век мощного объединения Германии в бисмарковское государство и в конечном счете век окончательного освобождения европейского еврейства от всякого рода ограничений и притеснений. Более того, с утверждением банковской династии Ротшильдов, которые, по меткому определению Рихарда Вагнера, имея возможность быть «королями банкиров», предпочли стать «банкирами королей», а также с выходом на историческую арену Карла Маркса с его «Манифестом», с националистическим ответом марксизму Теодора Герцля и его соратников по сионизму стало ясно: ближайший ход мировой истории будет во многом зависеть от того, как человечество совладает со всеми этими тектоническими сдвигами, скоропостижно родившимися, как близнецы, из темной и, казалось бы, уже бесплодной утробы еврейства. Через две тысячи лет после появления христианства еврейство снова властно вышло на поверхность мировой жизни. Однако, как ни парадоксально, это триумфальное появление на авансцене истории одновременно рождало из среды самого еврейства немало пророков, выступавших с самыми мрачными прогнозами относительно судеб «избранного народа».
Вениамин Дизраэли, будущий лорд Биконсфильд, не раз предупреждал своих современников о том, какую роковую роль в разрушении европейской жизни играют ашкенази — восточноевропейские местечковые революционеры. «Эта мощная революция развивается полностью под еврейским руководством <…>. Во главе всех тайных обществ стоят люди еврейской расы». Однако на пути этой революционной силы стояло сословие европейских ассимилированных евреев сефардов, о которых знаменитый в свое время американо-английский писатель Дуглас Рид в книге «Спор о Сионе» пишет так:
«Начиная с Французской революции жившие во Франции евреи постоянно предостерегали против пришельцев с Востока, провоцировавших вечные беспорядки и столкновения с коренным населением в Эльзасе; евреи сефарды противились этому злому поветрию, дувшему с Востока. Уравнение в правах сняло с них многочисленные ограничения, и они рисковали потерять все полученное, если бы «разрушительный принцип», принесенный с Востока талмудистской сектой евреев-ашкенази, остался победителем в своей войне против христианской Европы. Предостережния Дизраэли были обращены именно к ним, возможно, в еще большей степени, чем к христианам». Дизраэли был не одинок в своих опасениях. Следующее поколение европейских мыслителей было куда более решительным. Чистоковный ариец, «сумрачный германский гений» Фридрих Ницше и еврейский вундеркинд Отто Вейнингер, живший в Австрии при молодом Гитлере, волею судеб объединились в общей ненависти и к еврейству и христианству, что объективно аукнулось через несколько десятилетий и способствовало практике Холокоста. Семидесятилетний Ницше умер в 1906 году, а двадцатитрехлетний Вейнингер покончил с собой в 1903-м.
Главные книги каждого из них — «Пол и характер» Вейнингера и «Антихри-станин» Ницше — сразу же стали культовыми книгами и европейской и русской интеллигенции. Оба они и при жизни и после смерти были ее кумирами. Оба они, каждый по-своему, создали в Европе культ сверхчеловека, властно завладели душами евреев и немцев и определили во многом ход мировой мысли на несколько десятилетий вперед. Книга Ницше была издана в России неимоверными для того времени тиражами, книга Вейнингера лишь за первые пять лет после самоубийства автора выдержала 10 изданий.
«В страницах его книги, — писал в предисловии к одному из них модный критик А. Волынский (Флексер), — целым пожаром горит та мучительная психология, которая так естественна для еврея, критикующего свой народ. Это одна из самых «своеобразных» философий антисемитизма».
О Христе ариец Ницше говорит с ненавистью верховных жрецов иудейского Синдериона, словами средневековых талмудистов и местечковых раввинов:
«Этот святой анархист, призывавший чернь, отверженных и «грешников», чандалу иудейского народа, восстать против господствующего порядка языком, который, если можно верить евангелиям, и нынче привел бы в Сибирь, был политическим преступником… Это и привело его к кресту <…>. Он умер за свою вину, — нет ни одного довода за то, что он умер за вину других, сколько бы ни утверждали это».
Роднит Ницше с отцами сионизма и отношение к слабым мира сего, к «сухим ветвям» племени, которых можно принести в жертву.
«Нет ничего более нездорового в нашей нездоровой современности, чем христианское сострадание. Здесь быть врачом, здесь быть неумолимым, здесь действовать ножом — это наше дело, это наш вид человеколюбия, это делает нас философами, гипербореями».
Ну как тут лишний раз не вспомнить высказывания одного из отцов-основателей сионизма о том, что «еврейская кровь — хорошая смазка для создания еврейского государства в Палестине»?
Конечно же, такая сионистско-арийская идеология изначально была враждебна православной основе русской культуры со всеми ее великими именами, и Ницше с его хищным мышлением прекрасно понимал это:
«Странный и больной мир, в который вводят нас Евангелия, — мир словно из русского романа, где как будто происходит rendez-vous отбросов общества, нервных страданий и детского идиотизма…» «Можно пожалеть, что вблизи этого интереснейшего декадента не жил какой-нибудь Достоевский».
Именно такими же образами оперируют талмудические тексты о Христе, как о «сновидце», «больном еретике», «идиоте»; именно поэтому первое поколение победивших после 1917 года литераторов- прокуроров вроде Виктора Шкловского и Емельяна Ярославского призывало общество к суду над Достоевским; наверное, поэтому прямой духовный потомок этих «суперменов» Анатолий Чубайс недавно не выдержал и проговорился, что он ненавидит автора романов «Идиот» и «Братья Карамазовы»… Может быть, в припадке гордыни в образе Смердякова он узнал себя…
Еврей Отто Вейнингер был по отношению к соплеменникам куда более жесток, нежели ариец Фридрих Ницше.
«Кто ненавидит еврейскую сущность, ненавидит ее прежде всего в себе самом»
«В Ветхом Завете отсутствует вера в бессмертие. У кого нет души, тот не может чувствовать потребность в бессмертии» (там же, стр. 386).
Однако беспощаднее всех — и Дизраэли, и Ницше, и Вейнингера — был Рихард Вагнер, чьи взгляды, изложенные в работе «Еврейство в музыке», опубликованной в Санкт-Петербурге в 1908 году, до сих пор вызывают в еврейской среде нешуточные страсти, хотя бы потому, что сам Вагнер был полукровкой.
«Вагнер однажды признался во время прогулки философу Ницше: его отчим актер; еврей Людвиг Гейер — его настоящий отец. <… > Как и Вагнер, Гитлер тоже будет бороться с еврейским началом в себе и преодолеет его. Могила Вагнера в Байрейте и позже оставалась для Гитлера местом паломничества. А его будущий главный идеолог Розенберг, сын еврея, иммигрировавшего в Швецию, превратится в Прибалтике в арийца и будет торжественно вещать: «Байрейт — это завершение арийской мистерии» (X. Кардель, стр. 25).
Не случайно несколько лет назад в Израиле разразился большой скандал, когда один немецкий
