– В данных обстоятельствах, сэр, – спокойно напомнила она ему, – думаю, почти любой вопрос законен. Вы так не считаете?
– Может быть. Хорошо! У нас с женой, моей второй женой, пока не получается. И для нас обоих это не самая приятная тема. Но вы можете проверить у местного врача, если вам нужно подтверждение. Мы оба наблюдаемся у него, и он все о нас знает.
– Спасибо, – сказала Кэт. – Вы не могли бы дать мне его имя и адрес?
Уэблок продиктовал, а затем поднялся, словно ожидая, что они уйдут.
– Никто из учеников вашей школы не пропадал, не попадал в группы риска, не получал необъяснимых травм? – внезапно спросил Сэм. – Ничего такого, сэр, о чем нам следовало бы знать? В вашем классе или в других?
– Нет, констебль, ничего подобного не было.
– Но вы согласны, что такое случается? – спросил Сэм, и голос у него, на взгляд Кэт, звучал так, словно он пытался загнать Уэблока в угол. Она решила дать ему еще немного воли, прежде чем вмешаться.
– Судя по газетам, конечно. Но сам я ни с чем подобным не сталкивался и постепенно прихожу к выводу, что подобных происшествий гораздо меньше, чем полагает большинство людей.
– Да, в самом деле? Вы лично знакомы с педофилами, сэр?
– Нет, констебль, не знаком.
– Некоторые говорят, что их надо лечить, сэр, а не наказывать. Как вам такая точка зрения?
Бен Уэблок вздохнул и прислонился к уродливой горчичной стене, сунув руки в карманы своих широких вельветовых брюк.
– Все нарушающие закон должны быть наказаны. Но любой, кто неправильно обращается с детьми, нуждается в просвещении и лечении, чтобы…
– Лечении, сэр? – Голос Сэма Хэррика наполнился отвращением.
– Чтобы заставить их осознать преступность своего поведения, – ровно произнес Бен, на которого, по- видимому, никакого впечатления не произвел ни тон полицейского, ни презрение, написанное на его лице. – Да будет вам, констебль, не разыгрывайте удивление. Вы должны знать, что они говорят. Например, «ей это понравилось», «она со мной заигрывала, напрашивалась на это», «мне это не причинило никакого вреда, почему это должно повредить ему?». Таким людям нужно внушать, что они не должны переступать эту черту. И их нужно заставить признать, что они причиняют зло, когда переходят данную черту.
– Вы с такой страстью говорите на эту тему, сэр.
– Да, констебль, верно. Эта тема всегда меня волнует. А вас нет?
– Ну да.
Хэррик открыл рот, словно собирался что-то добавить, возможно, нечто недопустимое, и поэтому Кэт подтолкнула его к выходу.
– Спасибо, мистер Уэблок, – сказала она, когда они снова остались одни. – Должна сказать, что я с вами согласна.
– Прекрасно. Вы сообщите мне, когда ребенка найдут? Я не могу положиться в этом вопросе на Антонию.
– Да, если смогу. Но, думаю, вы услышите об этом по радио раньше, чем я до вас дозвонюсь. До свиданья.
Сэм Хэррик уже сидел за рулем, когда Кэт подошла к машине.
– Ну? – спросила она, пристегивая ремень безопасности и зная, что Бен Уэблок стоит в дверях и смотрит на них. – Что ты нашел в доме, Сэм?
– Ни черта, сержант. Нигде ни следа детских вещей, кроме рисунков на стене в кухне. А какой беспорядок наверху, я вам доложу! В спальне на всех стульях висит женская одежда. Чистая, но, по-моему, никогда не видевшая утюга. И вперемешку со стопками полотенец и простыней. Вторая его жена, видно, неважная хозяйка.
Кэт подавила напрашивающийся комментарий, потому что хотела как можно быстрей получить нужную информацию.
– В подвале тоже ничего, и в саду не видно, чтобы копали. Там все в таком же состоянии, как и в доме: жалкие клочки травы посередине, необрезанные розы на клумбах, пораженные черными пятнами и целиком пошедшие в стебель, всевозможные засохшие кустарники. Мой старик перевернулся бы в гробу. Землю там не копали много лет. И забор надо поправить. В некоторых местах он прогнил насквозь, упадет, как только ветер дунет посильнее. Пара нерях, если хотите знать мое мнение. Но ни следа ребенка или детей.
– Понятно. Придется опросить соседей, но, думаю, не сейчас, когда он знает, что мы здесь. И его коллег. И побеседовать с его врачом. Что ты о нем думаешь?
– Подкаблучник. Не удивительно, что его бывшая его дурила.
– Правда? Почему?
– Она пыталась заставить его хоть раз поступить по-мужски, разве нет? Топнуть ногой и сказать: он ее хочет и ни один сукин сын не смеет распускать… свои лапы.
– Какая интересная мысль!
– К чему этот сарказм, сержант?
– А по-моему, он хороший человек, – медленно проговорила Кэт, глядя сквозь прозрачное лобовое стекло, но не видя ни машин, ни пешеходов. Она вспоминала постаревшее, изборожденное морщинами лицо и добрую улыбку, приятный голос и острый ум, ощущавшийся в человеке, которого они только что
