Исполнявший «Смотрите, идут победители» оркестр выдал «Британских гренадеров».
После пятидесяти пяти минут игры команда Парадайза имела 130 очков и нетронутые воротца. Набрав свою сотню, Лизандер помахал руками команде соперников, обоим судьям и битой – болельщикам. Затем, словно с презрением говоря: «Уж теперь-то я развлекусь с твоей женой», – он отправил мяч в сторону побагровевшего и взмокшего Гая и побрел, ухмыляясь, в павильон, не дожидаясь разрешения судьи.
Местный журналист был настолько обеспокоен возвращением в офис для снятия заранее приготовленного заголовка «ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ», что забыл позвонить Демпстеру. Гай еще минут сорок оставался на поле, ничего не предпринимая, игроки Парадайза делали вымученные пробежки, а Лизандер удалялся в лес с Джорджией и собаками. И Гай и Джорджия были так заняты, что не заметили, как Флора исчезла с Раннальдини.
– Жаль, что Джорджия Магуайр ушла так рано. Я хотел с ней переговорить об открытии праздника, – жаловался Персиваль Хиллари, на самом деле интересуясь лишь Лизандером.
– Видимо, перегрелась на солнце, – предположила Джой. – Сначала она отказалась дать мне несколько альбомов «Рок-Стар», а когда я вежливо попросила какие-нибудь ненужные ей личные вещи, которые мы могли бы разыграть в лотерею, сказала: «Как насчет моего мужа?» – и умчалась.
– Я уверен, просто пошутила.
– А я – нет. Тем более если вспомнить, каким надежным оплотом был Гай. Я не имею в виду ее, но что касается этой вороватой собаки...
29
Самый жаркий август этого столетия удушил Парадайз, а поля потрескались так, что походили на кусочки гигантской головоломки. Даже вечера, сопровождаемые звуками променад-концерта, не избавляли от жары. Был один из тех редких дней, когда Раннальдини находился дома и слушал музыку, непрерывно ее критикуя. Он оценивал исполнение с точки зрения громкости и памятуя о той экстатической овации, которую устроила публика в начале прошлого сентября лондонскому «Мет», исполнявшему под его управлением «Реквием» Верди.
Поскольку теперь Раннальдини был совершенно уверен во Флоре, он решил поддразнить Гая и Ларри, отвлечь внимание Наташи от себя и пригласил их вместе с Лизандером и Ферди на обед в первое же воскресенье после крикетного матча. Лизандер, устремившийся на скачки в Геткомб, согласился, только уступая просьбам Ферди. Но Ферди не имел успеха у Наташи. Как только Лизандер появился на террасе перед обедом с бокалом «Кровавой Мэри» и журналом в руках, Наташа не отрывала от него глаз.
В отличие от него Ферди выглядел ужасно. Под умными глазами появились темные круги. Лицо было в прыщах, а овсяная диета не позволяла загорать или заниматься зарядкой. Лодыжки его опухли от жары, а подбородок касался воротника гавайской рубашки, прикрывавшей большой живот. Его главного достоинства – умения вести разговор как не бывало. Он только таращился и краснел.
«Как Хрюшка из «Повелителя мух», – подумал Раннальдини и протянул руку к загорелым скулам Лизандера, приговаривая:
– Удивительно, как ты столько прожил, не получив ни одного дуэльного шрама.
Обед, накрытый под развесистым ореховым деревом, заставил Лизандера забыть о скачках в Геткомбе: омар со шпинатом, огромный лангуст и такое же блюдо устриц, доставленных утром на вертолете Раннальдини из Бристоля.
– Я еще никогда не ела устриц. Они похожи на замызганные тряпки для мытья посуды, – сказала Флора, когда Раннальдини положил полдюжины ей на тарелку и полил их лимонным соком. – Фу! Это все равно что глотать собственные слюни.
– Вкус воспитывают, – Раннальдини прижался к ее ноге бедром.
Справа от него сидела Гермиона, которая была приглашена с Бобом, только чтобы не пустовало место за столом, и которая большую часть времени проводила, читая факсы из Нью-Йорка с откликами на исполнение Саломеи, прошедшее с блеском. Никогда много не евший Боб раскалывал клешни омара и очищал лангуста для Гермионы, пытаясь разговорить Ферди, а также Китти. Лизандер оставался на растерзание Наташе, распространявшейся о своей мамаше и знакомых знаменитостях и жаловавшейся на то, что приходится ходить с фамилией Раннальдини на чемодане – ведь каждому становится известно, чья она дочь. Она пригласила Лизандера пожить на их вилле в Комо.
Только съев абрикосовый торт, приготовленный Раннальдини, и выпив кофе и бренди, Лизандер понял, что самое время сбежать и посмотреть по телевизору последние забеги в Геткомбе. Но соревнования уже закончились, когда он включил экран, а победители ожидали представления.
После изнуряющей жары, падений с лошадей, нервного возбуждения они, казалось, были блаженно счастливы оттого, что остались живы. Лизандер позавидовал тому, насколько молодо они выглядят в пыльной обуви и бриджах. Здесь был кумир Лизандера – Дэвид Грин, мужественный красавец в красном френче, не скрывавшем загар, а также Марк Тодд, выделяющийся среди остальных скорбным выражением лица. И еще одна победительница – Мери Томсон, вопившая от радости и с благодарностью обнимавшая свою храбрую лошадку. Лизандер потер глаза. Почему он должен проводить свою жизнь, обслуживая этих богачек, занятых только собой. Он вздрогнул, почувствовав на своем плече руку. Это был Раннальдини. Выражение его лица было удивительно мягким.
– Бедный малыш, ты скучаешь по настоящей работе с лошадьми. Пойдем, я кое-что тебе покажу.
Солнце уже припекало, и все решили отправиться на прогулку на лошадях. Отказалась лишь Китти, которая каменела при одном виде этих животных и которой во всяком случае было лучше остаться убираться.
– Не трожь ее, – прошептала Гермиона, когда Лизандер попытался уговорить ее тоже поехать, – она только рассердится, потому что здесь я.
Лизандер надеялся, что Гермиона свалится с лошади, но, выросшая на ферме в Южной Африке, она
