тортов для чая после крикета. Мы с Ферди с одним мучались до четырех часов утра.
Он посмотрел на свои часы.
– Так, Джорджия открывает церковный праздник в два пятнадцать. У нас уйма времени для того, чтобы сделать ставку на забег в час тридцать и выпить в «Жемчужных воротах». Пошли.
– Не могу, – грустно сказала Китти. – Я обещала Мериголд и Джой присмотреть за их палатками.
Она устояла перед приглашением Лизандера, и они ограничились покупкой старой фигурки лисы для подарка Джеку и Мегги, причем он настоял, чтобы она оставила сдачу с двадцати фунтов.
– Это на ремонт шпиля. О Боже, сюда идет Мериголд. Я больше не хочу надувать шарики.
И он умчался в «Жемчужные ворота».
В это время в «Ангельском отдыхе» Джорджию злил Гай, заставлявший надеть платье. Единственное приличное исчезло вместе с Флорой. Джорджия не могла понять, зачем Флоре, путешествующей с рюкзаком, понадобилась зеленая шелковая туника. Да к тому же надо было брить ноги и накладывать «Клиник» на больные вены.
– Я сейчас же позвоню Мериголд и попрошу ее всех задержать, – объявил Гай, когда Джорджия включила фен.
Выключив его через секунду, чтобы нанести на волосы бальзам, она услышала:
– Привет, это я.
– У Мериголд все о'кей? – спросила Джорджия, подводя глаза темно-коричневым карандашом.
– Если беспокоишься, перезвони ей.
– Ты ведь сказал: «Привет, это я».
Когда у Гая на лице появилось терпеливое выражение, она добавила:
– Я действительно слышала это, Гай.
– Ты, видимо, сходишь с ума. Я не звонил никому. Обещай мне посетить доктора Бенсона в понедельник.
Раскопанное в старой сумке на чердаке серое хлопчатобумажное миди было таким же жатым, как шкура носорога.
«Если бы я сочиняла классическую музыку, все бы говорили, что я выгляжу эксцентрично, но очаровательно», – думала она, сокрушаясь.
– Зачем ты брызгаешь дезодорантом под коленями, ведь мы идем на открытие церковного праздника? ~ спросил Гай.
– Я могу встретить очаровательного карлика, – огрызнулась Джорджия.
– Не бери Динсдейла с собой.
– Не пойдет ни Динсдейл, ни я. И вообще, сам открывай свой траханый праздник.
Ливень смыл с лип отдельные желтые листья, и вокруг деревни опять зазеленело. Главная улица была увешана красно-белыми флагами. Машины блестели. В прикрытом высокими стенами, защищающими от ветра с Бристольского канала, саду Хиллари было гораздо теплее, чем в «Валгалле» или в «ПарадайзГрандже». Хозяин гордился желтыми катальпами, покрытыми большими белыми цветами, и двумя высокими конскими каштанами, чьи опавшие на землю листья вносили экклезиастическую ноту. Разноцветные ломоносы радугой поднимались по древним замшелым стенам дома.
Толпящиеся вокруг киосков восхищались садоводческим искусством Джой Хиллари, но намекали на незаконный полив лужаек, настолько совершенны они были.
– Наверное, священник превратил все выпитое им вино в воду, – предположил Боб Гарфилд, чья лысая голова так загорела и покрылась веснушками, что стала походить на деревенское яйцо. Он со своим спокойствием и деловитостью мог бы достичь гораздо большего, чем остальные. Пройдя по палаткам, оценив все и разрешив несколько шумных споров, он теперь зарабатывал деньги, стоя у ворот.
– Вы оба можете пройти бесплатно, – говорил он Джорджии и Гаю, настаивавшим на оплате.
– Как любезно с вашей стороны, что вы пришли, – хором произнесли жена священника, Мериголд и леди Числеден.
Все они старались выдвинуться вперед, чтобы приветствовать персонально, и только скользкая трава их сдерживала.
– Вообще-то у нас вход без собак, – сказала Джой Хиллари, встречая без энтузиазма Динсдейла.
– Держите его на поводке, – посоветовала Мериголд.
– Только благодаря нашим заботливым помощникам мы смогли удержать народ у палаток, – проговорила леди Числеден, – так что с открытием лучше поспешить.
Бедная Китти распродавала свои безделушки в одиночестве, потому что Мисс Парадайз прошлого года, помогавшая ей, внезапно исчезла.
– Что это? – спросила Мериголд, размахивая картонным диском.
– Если его положить на дно кастрюли, вода будет кипеть не так сильно.
– Жаль, что здесь не стоит Раннальдини. Я только что за 10 пенсов купила первое издание книги «Автобиография Хама».
– Которую мог бы написать любой из мужей Парадайза, – произнесла Джорджия, задержавшись перед ними.
