телевизора и, пока пластинка звучала фортиссимо, пересказала подробности своего турне, прошедшего с громким успехом.
– Такое поклонение, такое поклонение, – восклицала Гермиона, – оно просто передавалось от одного к другому. Но ведь обожание и обязывает. Мне приходится напрягать голос, чтобы доносить до людей музыку и на открытом воздухе. Я решила выступать этим летом в Гайд-парке и на Уэмбли. Но когда я почувствовала под ногами землю Парадайза, а маленький Козмо побежал по лужайке, крича: «Мама, мама», – я поняла, что мое обиталище здесь.
Она улыбнулась Лизандеру, который при ее появлении встал, но теперь опять развалился, положив ноги на стол, и, раскрыв рот, слушал безостановочную болтовню.
Наконец вмешалась Мериголд:
– Гермиона, разреши представить тебе Лизандера Хоукли, моего личного тренера.
– Но ты же никогда не занималась спортом, – недоверчиво и даже неодобрительно сказала Гермиона, увидев, что Мериголд попросила принести всем вина и бутылку «Перье* себе.
– Ты не должна позволять прислуге смотреть телевизор и пить днем, Мериголд. Что он делает здесь?
– Исцеляет мое сердце.
Но Гермиона не выслушала ответ.
– Мне бы нужно потолковать с Ларри. На следующей неделе я записываю Дидону и хотела бы знать, кто поет Энея и на какую студию приезжать.
– Это не ко мне, – огрызнулась Мериголд. – Позвони в новую квартиру Никки. Ты найдешь Ларри в ее постели.
– Ну не злись, Мериголд, это так старит, – укорила Гермиона, которая не выносила тех друзей, у которых была проблема с браком, так как это давало им право говорить о себе еще больше, чем ей.
– Я ни на чьей стороне, – продолжила она, – и уверена, что бедняжка Ларри в таком же смятении, как и ты.
– Он же миллионы твоих пластинок продает, – в ярости выпалила Мериголд.
– Ах, глупышка Мериголд, – вздохнула Гермиона и только сейчас присмотрелась к подруге. – Ты покрасила волосы?
– Я считаю, в моей внешности кое-что поменять нужно.
Гермиона склонила голову к плечу.
– Ну что ж, если ты так считаешь, то конечно. Да и в джинсах я тебя впервые вижу. Впрочем, мы сами себя уродуем.
Дрожащей рукой Мериголд взяла пачку «Силк кат». Гермиона, как и всякая певица, патологически страшилась табачного дыма и уже хотела остановить ее, да отвлеклась на музыку, поскольку зазвучала песня «Дует южный ветер».
– Это моя любимая, я никогда бы не подумала, что кто-то сможет ее спеть так же хорошо, как Кефлис Ферье, но американские критики утверждают, что мое исполнение даже лучше.
– Посмотрите, – позвал Лизандер, остановившись со стаканами и бутылками прямо в дверях и кивком головы показывая на невероятно красивого мужчину на экране, разговаривавшего с бледно выглядевшим жокеем в зелено-голубом костюме. – Это же Руперт Кемпбелл-Блэк. Разве не красавец? А как невозмутим? А второй – это наездник Блей Чартерис, счастливец.
Лизандер собирался включить звук, когда начался показ подробностей скачек. Гордеца Пенскомба придержали.
– Повезло, что я вовремя на него поставил. Черт побери, с Рупертом нужно познакомиться.
Гермиона отказалась от вина, но выразила желание выпить чая, она еще не обедала.
– А вам не повезло. Мериголд на диете, – сообщил Лизандер.
Гермиона повернулась к Мериголд:
– Я-то думаю, почему ты такая утомленная.
– Она великолепно выглядит! – Лизандер любезно улыбнулся Гермионе. – Боюсь, что у нас в холодильнике только копченый лосось.
– Нам на ужин, – отчеканила Мериголд.
– Я не откажусь, – произнесла Гермиона с такой страстью, что, казалось, с нее вот-вот слетит весь лоск, но тут Джек и Патч опять подняли неистовый лай.
На этот раз вошла юная жена Раннальдини, Китти. Держа в руках букетик фрезий и банку в красный горошек, она порозовела, увидев Мериголд в обществе Гермионы, любовницы мужа, и невероятно привлекательного молодого человека. Возможно, это последняя пассия Гермионы.
Не переставая взволнованно спрашивать: «Ну как ты?», Гермиона грациозно обняла Китти и поцеловала, а затем смутила ее, сказав:
– В обе щечки, – и потянулась ко второй щеке, но Китти удалось увернуться.
Мериголд, с тех пор как Ларри покинул ее, страдала частичными провалами в памяти и теперь забыла фамилию Лизандера, поэтому представила его по имени.
«Небеса святые, да он же великолепен, – подумала Китти, – должно быть, какой-нибудь молодой актер, записывающий поп-песни; какая милая сонная улыбка».
– Очень рада познакомиться с вами, Лизандер, – запнулась она и продолжила, повернувшись к
