нарушение порядка стоит немалых усилий.
На этот раз его разбудил вопль советника Додоуффа. Серые пропустили гол в свои ворота. Комментатор тут же посетовал, что теперь серые могут остаться без золота. Советник издал еще более мощный вопль и бросился куда-то в угол, где на ощупь стал проверять какие-то мешки и мешочки.
— Остаться без золота! Еще чего! Уж не попытался ли этот Або использовать золотой песок для песочных часов. Он же что-то говорил подобное: золотое время! Не то в прошлом, не то в будущем… Нет, золото на месте. Вернее, мешки. Надо будет, когда со временем все прояснится, проверить, действительно ли в мешках золото. А вдруг соль?
Советник успокоился и стал досматривать игру. Это требовало все большего внимания, так как белые трусы заметно помялись и потемнели от падений на землю, а может быть, и от того, что за них зрители хватались грязными пластиковыми перчатками.
Дважды майор, напротив, почувствовал досаду, которую не успокоили найденные на месте мешки. Повеяло если не беспорядками, то, во всяком случае, угрозой нарушения порядка. Здесь же никто и ничто не пропадает! Куда пропадать? Наше пространство замкнуто, и в нем все чисто. Но куда же тогда пропал этот то ли смотритель времени, то ли хранитель часов?
Т.Т.Бис вспомнил историю, не всемирную, о которой он ничего не знал, а свою: как он стал майором. Была дана команда: задраить люки. Ожидалось появление чужеземцев, быть может, даже инопланетян, ибо со времени запрета на словари эти слова, в сущности, не различались.
Чужеземцев как таковых не боялись, опасались обитающих на них вредных микробов. И когда уже были задраены все люки, появился сигнал: «Человек за бортом!». Какой-то негодяй пытался остаться за пределами и войти в общение с чужеземцами. Рискуя жизнью (ведь микробы могли надвигаться незримой тучей впереди самих чужеземцев), офицер связал сумасброда и доставил внутрь дозволенного предела. Это было сделано вовремя, едва задраили люк, как послышался грохот, сквозь полупрозрачные переборки был виден сноп огня. Потом во все люки стали стучать, вопя на чужеземном, варварском языке: «Откройте — свои! Откройте же, черт вас возьми! Мы же только были командированы за звездной пылью, мы должны были провести опыт, нельзя ли при помощи звездной пыли усовершенствовать наши часы! Мы уже определили, что звездная пыль почти не отличается от книжной! Мы только запутались во времени! Откройте же! Мы же свои! Мы же ради вас…».
Офицер даже подумал, не открыть ли, но был вынужден крепко держать связанного негодяя, который тоже что-то кричал, мешая вслушиваться в чужеземные голоса. Не докричались. Не достучались. И, видимо, обиженные улетели.
Так он стал майором, о связанном негодяе он думал лишь как о благодетеле, хотя и не мог вспомнить, развязал он его или нет.
Еще более ярким было воспоминание о событии, которое выдвинуло его в дважды майоры. Поскольку со временем всегда были перебои (счастливые часов не наблюдают), то ли чужеземцы попытались еще раз вернуться, то ли это уже были другие чужеземцы, и время было уже другое, но они прилетели снова, снова задраили все люки, ибо по-прежнему не желали связываться с низшими цивилизациями.
Любопытно, что негодяй действительно оказался все еще связанным, он дал о себе знать истошным криком, но его не слушали, так как ждали криков со стороны чужеземцев. Но те уже ничего кричать не собирались, они просто выгрузили странные продолговатые предметы, с удлиненной стороны покрытые чем-то зеленым (этот цвет был известен по музейным военным мундирам), а с укороченной, но также разветвленной, они были окутаны чем-то рыхлым и черным (этот цвет походил на тот, который видишь, когда закрываешь глаза). Каждый из этих предметов легко мог упасть, если его раскачивать, чтобы услышать, как шумит наверху это зеленое. Вообще было странно, как они не падали, ведь они расширялись кверху, а в пределах лабиринта все сужалось кверху и потому считалось верхом надежности. Тут и решили, что это и есть страшные микробы, завезенные с целью завоевания их чистого мира коварными чужеземцами. Похоже на то: понатыкав эти предметы почти вплотную друг к другу, чужеземцы внезапно улетели, что не сразу было замечено, а когда обнаружилось, что они исчезли, всем стало ясно: они сами боятся того, что сюда завезли! Значит, точно микробы!
И тогда майор, уже не надеясь, что доживет до дважды майора, выбрался на поверхность и все повыдергал. Все это зеленое сверху и черное в глубине пахло так вредно, как пахнут, наверное, ядовитые звезды. А поскольку звезды светят и горят, он попробовал все это поджечь. И действительно загорелось, и появился дым, и тогда стало понятно, из чего появляется небо. Из этого самого дыма.
Майора долго продержали в изоляторе, пока из него не выветрились подозрительно стойкие запахи, а когда он совсем остыл, ему объявили, что он уже дважды майор. На радостях он вспомнил про связанного негодяя, да, он кричал: «Деревья! Деревья!» — но слов этих никто не знал, а теперь уже это было и неважно. На радостях дважды майор развязал негодяя, который тут же исчез из его поля зрения.
— Итак, — произнес советник, ибо игра закончилась вничью, и он не мог скрыть раздражения, чуткое ухо уловило бы мерное гудение, но только в инфракрасном диапазоне. Некоторый перегрев.
— Слушаю! — отозвался подчиненный, которого игра мало занимала, он был доволен, предавшись воспоминаниям.
— Итак, вам следует его найти!
— Кого? — уточнил Т.Т.Бис.
— Как кого? Або Ригена!
— Позвольте у вас еще спросить, господин советник…
— Спросите.
— А зачем вам он понадобился, ведь ничья есть ничья, ее уже в данный момент не исправишь.
Советник долго соображал, наконец взорвался:
— При чем здесь ничья? Тем более, что мы её завтра же исправим. В этом же матче, но завтра. Недосмотр. А понадобился нам Або Риген, чтобы не было никаких недосмотров. Куда он мог деться? Ведь у нас практически негде пропасть! Выходит, он знает такое тайное место, куда можно спрятаться и куда можно спрятать время. Вы все поняли?
— Так точно. Последний вопрос: особые приметы?
— Хорошо, что догадались задать этот вопрос. А то у нас ни у кого нет особых примет. Не положено. Но он иногда ходит без пластикового халата. Не боится микробов. Говорит, что никаких микробов давно нет. Все передохли от скуки. И еще он подпоясан длинной веревкой. Он ее называет кушаком, а нужно это ему для того, чтобы его всегда можно было связать, когда ему будет грозить опасность. Чушь какая-то.
— Так точно, чушь, — согласился дважды майор, но что-то заставило его задуматься. Правда, он тут же забыл свою мысль, единственное, о чем он пожалел при этом, что сам не носит веревку, тогда можно было бы на ней делать узелки для памяти. Видимо, этот Або Риген много чего помнит.
— Выполняйте! — скомандовал явный тайный советник.
— Ничего не имею против, — согласился сыщик.
Дважды майор покинул пустынный кабинет и двинулся по знакомому коридору. Ему вдруг захотелось свернуть не туда, куда надо, заглянуть в чужую дверь, он удивился этому странному желанию и ускорил свой строевой шаг.
Он вдруг решил побыть на природе. Покинув лабиринт в положенном месте, он выбрался на пустырь, присел на кучу битых кирпичей и подумал, как удобно иметь пластиковые плотные брюки. Ноги в них плохо сгибались, зато сидеть можно было на чем угодно. Ему захотелось глотнуть свежего воздуха, он достал из кармана прозрачный, пузырь, хлопнул им себя по лбу, пузырь лопнул и распространил на несколько мгновений пьянящий свежий запах. Он вспомнил дым, из которого делается небо, и пожалел, что слишком быстро поджег подозрительные предметы, возможно, они сгодились бы на что-то еще…
И тут вдалеке мелькнули какие-то тени. Он стряхнул с себя забытье и двинулся им вослед, распарывая сумерки, в которых они начинали исчезать. Они явно торопились, и дважды майор побежал на негнущихся ногах. Он знал: если они свернут в район складских помещений, их будет легко потерять, как раз идет смена автоматических сторожей, самое время нырнуть в какой-нибудь из холостых туннелей, где их будет неудобно преследовать на прямых ногах, стараясь не споткнуться о шпалы. Тени бежали, сгибая ноги в коленях, им было легче, и вот они исчезли. Т.Т.Бис шел почти наугад, ничего уже не было видно. Тупик? В этот момент что-то мягкое, будто крыса, шлепнулось перед ним. Он едва не упал, нагнулся и нащупал вещественное доказательство. «Улика», — догадался он. С уликой в руках он выбрался назад к тусклому свету, нашел
