— Воды принеси.
Потом в лицо Профу брызгали, и вода смешивалась с потекшими из глаз слезами. Такого унижения он никогда не испытывал. То есть давно. Очень давно. И, думалось, никогда более не испытает. Проф зажмурился.
— Ты пса-то отзови. Пойдем мы.
— Так мы договорились, а? — Это Степкин голос.
— Подходи, ладно. Там посмотрим. По месту и обстоятельствам.
— Кроме меня, никто тебе не покажет.
— Уж больно ты цену ломишь.
— Я — Коммунист!
— Слышал уже. Давай убирай собаку.
Проф разлепил глаза, когда они вместе с Поповым были уже на улице. Тот аккуратно поддерживал его за талию и шел медленно, будто пьяного вел. Только Проф так отродясь не напивался.
Обтер мокрое лицо ладонью и выпрямился.
— Отпусти, — проговорил сквозь зубы.
— Все нормально?
— Отпусти, сказал.
— Смотри, Проф. — И отпустил.
Ничего, на ногах устоял. Сначала мотнуло, но справился. И почувствовал, что перестал любить гостя. Разом. Будто жилу какую в нем перерезали, по которой любовь эта самая и течет. Про себя решил, что про блокнот говорить не станет. Поди не последний у него. Перебьется. Коли со Степкой спутался — перебьется. А медвежья полушуба шибко жирно ему будет. Да и до зимы еще далеко.
Навстречу попался Макс-горшечник. Особой любви меж ними никогда не наблюдалось, но тут остановился и заговорил о том, о чем минуту назад и не собирался, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к гостю. Пускай знает! А Макс больше на Попова пялился, чем отвечал на разумные вопросы, хотя Проф и впрямь чуть было не решился приобрести себе новый горшок для супа. Ну его, дурака, к черту! В досаде махнул рукой и пошел дальше, не без удовольствия видя любопытные взгляды, которые провожали их парочку. При этом было видно, что город живет тревожно, готовясь к осаде и возможному прорыву. В одних дворах перетаскивали какие-то мешки на высоко поднятые платформы с лабазами на них, в других стучали молотки — люди как могли укрепляли свои жилища и, главное, сараи с припасами и скотиной, которую сегодня никто не решился отправить на вольный выпас, если не считать лошадей — те, конечно, от траков уйдут легко. Да уж, не в лучшее время прибыл гость.
А Попова нужно примерно проучить.
Глава 5. КАК Я СТАЛ ГЕРОЕМ
Когда сунувшийся ко мне в машину мужик объявил, что он коммунист, я не знал, что на это сказать. Обычно я не страдаю запоздалой реакцией на внешние воздействия, тесты выявляют у меня весьма приличные коэффициенты, но тут я, честно говоря, растерялся. Находясь на территории, я встретил немало людей и, надеюсь, еще встречу, но ни один не демонстрировал какой бы там ни было партийной принадлежности. Охотники, пастухи, крестьяне, бортники, полубандиты, торговцы, мародеры всех мастей — тут все еще оставалось чего тащить, — но ни один не сказал, что он член КПСС или чего бы еще. Да и никто тут, кажется, об этом не помнил и не задумывался; уж больно жизнь тут сложная, выжить бы, а не под знаменами да лозунгами ходить. Я сам, честно говоря, почти не помню те времена октябрятско-пионерские.
— Ну и что? — наконец спросил я.
— Могу помочь, — заявил коммунист, являя повадки заправского барыги.
— В чем?
— Ну не здесь же об этом говорить! — И скосил глаза на стража порядка с мечом у бедра. Ага, не телефонный разговор. Это я понимаю.
— А где?
— У меня. Тут рядом.
Надо сказать, что на территории я подобное предложение получил впервые. Народ тут такой, что, скорее, не допросишься, чем дождешься предложения помощи. Возможно, это проистекает из того, что я для них чужой, а чужих тут не жалуют. Оно и понятно. Чужаков вообще мало где любят, по большей части только делают вид, да и то в местах, где обслуживают, скажем, туристов, потому что они тогда выступают в роли кормильцев. Но сколько мне довелось услышать хамства, скрытого и явного, в тех же гостиницах! Хотя казалось бы!
Короче говоря, несмотря на некоторую стремность предложения, очень похожего на элементарную разводку, а то и на полномасштабную подставу со всем отсюда вытекающим, я согласился. Исключительно в виде исключения на исключительное предложение.
— Погоди пару минут, я сейчас.
Он кивнул и отошел в сторонку, выйдя из зоны действия охранника. Кстати, как он в нее попал-то, в зону эту самую? Вероятно, тоже помог чем-то стражу порядка. Тоже, в общем, знакомо.
Поставить самолет-разведчик на зарядку и завести двигатель джипа дело действительно двух минут, из которых полторы я уже использовал до этого. Видели б вы, как сбежался народ, когда я открыл верхний багажник и начал подсоединять контакты. Такое впечатление, что в несколько секунд сработало некое радио, специальный сигнал оповещения, объявляющий начало некоего шоу. Хотя, подозреваю, могли присутствовать и вполне меркантильные интересы. Именно поэтому я, сидя в джипе, проверил свое снаряжение и кое-чем его дополнил от греха. А после запер машину и поставил на сигнализацию. Я не Дед Мороз и не поставщик бесплатной гуманитарной помощи. Большинство из того, что есть у меня с собой, нужно мне самому.
— Ну? — спросил я у коммуниста.
Видно, ему понравилась моя деловитая лаконичность.
— Пошли. Быстро.
И мы быстро пошли. Не бегом, но достаточно поспешно. По пути мой провожатый ручкался чуть не с каждым встречным, что, замечу, нас почти не задерживало, а я старательно запоминал дорогу. Идти оказалось, и вправду, не так далеко: минут семь-восемь по кривым улочкам в колдобинах. Представляю, что тут творится в дождливый сезон. Впрочем, с обеих сторон вдоль заборов идет узкий дощатый тротуар, так что едва смогут двое разминуться. Это лишнее свидетельство той беды, которая приходит сюда вместе с дождем. Что ж, у всякой экзотики есть своя оборотная сторона, обычно крайне дурно пахнущая.
Когда мы вошли на его двор, он первым делом выгнал на улицу двух перемазанных девчушек, занятых изготовлением глиняной куклы. Меня удивило, как безропотно они ему подчинились.
— Зачем ты их прогнал?
— Сейчас Злотка спущу.
— Кого?
— Кобеля моего. Иди в дом. Как, говоришь, тебя звать?
— Я и не говорил.
— Так скажи.
— Попов я.
— Ага. Ну а я Степан. Люди кличут Коммунистом. Ну ступай давай.
Теперь кое-что понятно. Кличут, значит. Хорошо хоть не фашистом. Или чем похлеще. Помню, в детстве жил в соседнем со мной подъезде мальчишка, года на три меня помладше, так вот его «гондоном» звали. Не знаю, как он теперь, и что, и где, но в том возрасте я не хотел бы, чтобы меня так обзывали. Даже за глаза. Знаете, это все-таки накладывает отпечаток. Да и в нынешнем не хотелось бы.
Что я могу сказать? Дом как дом. Только деревенский. Правда, о двух этажах. Только запах, который я почуял еще на подходе, несколько нарушал патриархальную идиллию. Но, как известно, хорошо в краю родном, потому что пахнет там отнюдь не одним только сеном. Только тут дух был какой-то особенно тяжелый и специфичный.
Пройдя просторные сени, я оказался в большой и довольно темной комнате. С оконным да и иным прочим стеклом, как я успел заметить, тут откровенная беда, поэтому окна маленькие и часто разноразмерные. Я так понимаю, делают их индивидуально под то стекло или его осколки, которые имеются. Поэтому я не успел толком рассмотреть то, что здесь находится, когда ввалился Коммунист. За что его, интересно, так?
— Выпить хочешь? — с порога спросил он.
— Пока нет.
— А чего хочешь?
— Вообще-то я только из-за стола.
— Я не об этом. Хваткий мужик.
— Лося!
— Которого? — прищурился он.
— Того самого. Ты знаешь.
— Недешево это тебе встанет.
— Чего ты хочешь? — начал я обратный торг.
— Дай прикинуть. Присядем, — показал на грубый, самодельный стул возле стола. Сам уселся напротив. — Мне нужна та штука, которой ты там, у танка, глушанул. Лучше две.
— Неслабо. Вообще-то они мне и самому нужны. Ладно, на одну договоримся.
— На две и без базара. Как задаток пойдут. За Лося я и машину могу у тебя забрать, а ты отдашь. Сам знаешь.
— Это ты хватил.
Во мужик торгуется! Любо-дорого посмотреть. А еще Коммунист. А ведь действительно отдал бы. Не сразу, но отдал бы.
