Что-то далековато. Можно, конечно, расстрелять на расстоянии, но это чревато пожаром. Оно мне надо? Да и людей жалко. Сушь-то вон какая стоит. Я-то удеру, вопросов нет, а им тут жить. Можно лебедкой сдернуть, но что-то мне говорило, что из машины выходить не стоит. У кого там герой собственной поротой задницей чувствовал? У Толстого, кажется, у красного графа.
Но что-то делать надо. Дело к ночи, а мне не хотелось бы ночевать в тупике.
Нет, как ни крути, а выходить придется. В памяти еще очень свежо воспоминание о ловушке, подготовленной мне моими дамочками. Охотницы на мамонтов, понимаешь.
Предусмотрительно взяв в руку пистолет, я вылез наружу и запер машину с брелка сигнализации. Хотя людей увидеть совсем не рассчитывал. Траки напугали всех достаточно для того, чтобы они носу на улицу не казали.
Как оказалось, я не учел одного. Того, что траки не лазят по деревьям. В смысле по вертикали. Ну не знал я этого! А кое-кто знал и учел, в чем я очень скоро убедился.
Я подошел к завалу и подергал за срубленный комель молоденькой елки. Меня не насторожило даже то, что затесины от топора свежие. Ну не последнего часа, но все же. Елочка легко поддалась. Вытянув ее и оттащив на обочину, я огляделся, хотя и понимал, что объезда тут нет и быть не может. Собственно, на этом моя самостоятельность и закончилась, потому что сверху на меня упала сеть. Как я понял потом, к ее углам были прикреплены грузы в виде устрашающего размера гаек. Не иначе с железной дороги свинтили.
Я попытался вывернуться, но не тут-то было. Тонкая ячеистая сетка запутывала меня хуже паутины.
Тогда я прекратил дергаться и попробовал, взяв себя в руки, действовать спокойно и методично. Сначала я посмотрел вверх и выстрелил туда, где на ветке сидел какой-то тип. Не в него, а только в том направлении, потому что тип оказался ребенком, точнее, мальчишкой лет десяти. На другой ветке восседал такой же. Не хватало мне еще с детьми воевать. И, хуже того, убивать их. До подобного я еще не дошел и, надеюсь, не дойду. Отлупить малолетних хулиганов — это еще куда ни шло. А вот убивать — увольте.
— А ну слазь! — крикнул я, продолжая пытаться выбраться, для чего достал нож.
— Эй! — окрикнул меня сбоку вполне мужицкий, грубый голос- Ножик-то брось. Ишь чего удумал, имущество портить. И пистоль свой тоже.
Я обернулся. Из-за ствола дерева выглядывал мужичина под два метра ростом и, что более удивительно для этих мест, чисто выбритый. Клянусь, на нем был даже галстук! Ну не настоящий, не заводской выработки, но то, что это именно галстук, — факт.
Впрочем, больше я ничего рассматривать не стал, а стрельнул по нему, целя для начала чуть левее, с таким расчетом, чтобы выбить из дерева щепу на уровне его лица. Такие фокусы производят на людей неизгладимое впечатление. Правда, стрелял я из неудобного положения, с полуоборота, да еще весь в сети, поэтому пуля попала куда ближе к центру ствола, чем я рассчитывал. Это я не к тому, что пытаюсь оправдаться. Просто как факт. Чего мне врать-то, зачем? Поэтому для верности и наглядности следом всадил рядышком и вторую пулю. Эта легла так, как надо. Мужик живо убрался.
И тут я почувствовал, как меня сзади по затылку тук!
Я упал, уходя от нападения и внутренне дивясь, с чего это я стал таким благодушным, что не услышал шагов за спиной. Я выстрелил еще в падении, одновременно еще больше запутываясь. И никого не увидел. Сначала. Потому что секундой позже разглядел у дерева парня с огромным луком в руках, куда он вкладывал соответствующих размеров стрелу. Все, Попов, шутки кончились. Этого я снял с первого выстрела, прострелив левое предплечье. И тут в меня попала еще одна стрела. Теперь я уже понял, что без боевого наконечника, как и первая. Следом еще одна.
— Бросай оружие, дурак! — приказал знакомый голос- Нас много и скоро начнем стрелять настоящими.
Следующая попала мне в верхнюю часть левого уха. Больно, зараза! Ну и что тут прикажете делать? Ну много — это не число. Это понятие. Пятеро, семеро? Десять? Я с ними и без пистолета разберусь, есть у меня кое-что в запасе.
— А что дальше? — тянул я время и потихоньку резал сеть и осматривался. Ноги, похоже, запутались основательно.
— Ну есть мы тебя не станем, точно говорю.
— Уже хорошо, — подбодрил я говоруна. — А чего тогда? Следующая стрела больно ударила меня в шею. В ответ я пару раз выстрелил, не особо целясь.
— А вот тогда я охотничью беру, на медведя, — пообещал мужик.
Я откатился к траве на обочине, укрываясь за ней от стрелков хотя бы с одной стороны. Нож у меня острый, так что дело спорилось. А ведь стреляют они прилично, к тому же многих я просто не засек. Ясно одно, что изначально меня хотели взять живым. Зачем я им понадобился? Вообще-то с проезжающими-проходящими на территории не больно-то церемонятся.
— Ладно, бросаю! — крикнул я и высоко подкинул пистолет с таким расчетом, чтобы его видно было издалека, но при этом упал он рядом со мной. Мне б с полминуты времени выгадать.
И тут боевая стрела с длиннющим древком ударила мне в грудь, пробив кобуру.
— Не шевелись!
Вот теперь шутки точно закончились.
Я успел сделать еще пару разрезов, так что руки можно уже считать свободными, когда надо мной со спины кто-то навис.
— Ножик брось, — сказали сверху ломающимся баском.
— Да не вопрос, — согласился я и зашвырнул клинок в траву, да подальше.
— Вот так.
Он нагнулся и начал ловко меня вязать все той же основательно растерзанной сетью. Чувствуется сноровка. Ну и мы тоже ничего, не пальцем сделанные.
Я его подсек все еще спутанными ногами и повалил на себя, еще в воздухе разворачивая так, чтобы он оказался ко мне спиной. Подстраховав падение правой рукой — здоровый черт, такой и раздавить может, — левой мертво вцепился ему в горло. Мы тоже кое-что умеем. С силой сдавив гортань, спросил на ухо:
— Жить хочешь?
Он что-то замычал, и я предпочел перевести это так, как считал нужным.
— Понятно, хочешь. Тогда не шевелись, а то кадык вырву к чертовой матери.
— Эй! — крикнул говорун. — Вы чего там?
— Да вот в любви объясняемся, — проговорил я, доставая из-за отворота воротника сюрикен. — Вы там стойте где стоите.
Парень был тяжел и давил мне на грудь, затрудняя дыхание и мешая разобраться с путами, но я проявлял настойчивость и спешил, рассекая толстые капроновые нитки. Где же они взяли эту хрень?
Полагаю, до полного освобождения мне оставалось совсем чуть-чуть. Секунды. Когда меня здорово приложили по макушке. И не стрелой, точно. Как ко мне подобрались — не понимаю. Я ничего не слышал. Сначала не услышал шагов, потом вообще ничего. А потом, конечно, очнулся. Это когда меня привязывали. За горло к толстой березе, за руки и ноги — в раскорячку — к соседним деревьям. Во рту кляп из какой-то сухой и легко распадающейся дряни. Подозреваю, прошлогодний мох.
— Дядь, очухался, — сообщил молодой. Судя по распухшему и покрасневшему горлу, это его я использовал в качестве щита. Неудачно, м-да. И что дальше? Он с интересом смотрел мне в лицо. Почти с детским. И лицо такое симпатичное.
Со стороны спины кто-то крикнул звонким голосом:
— Один он!
— Вот и ладно. Нам много и не надо. Возни с ними, окаянными нехристями.
Голос говоруна я уже узнавал.
Так, это уже тема; у меня на шее православный крестик. Обычно в «поле» я его не беру, а тут решил оставить. Все же наши места, исконные. Вдруг пригодится.
Я замотал головой, замычал — проклятый мох рассыпался и колко лез в глотку и нос — и глазами показал себе на грудь. Мои экзерсисы не произвели видимого впечатления.
Что же они делать-то собираются? Судя по моей позе… В качестве мишени использовать хотят, что ли? Ведь крепко привязали, сволочи. Едва могу дышать, а кисти рук отмирают просто по секундам. Хоть бы кляп этот вытащили, что ли. Я снова замычал. Сбоку от меня прошел мужик — другой, не говорун, — но даже не посмотрел в мою сторону. Что-то давно так-то вот мной не пренебрегали.
Нет, мишень вряд ли. Тогда чего? Может, выкуп какой хотят? Не просто же убивать станут. Хотели б — пристрелили сразу. Ладно, уже хлеб. И ведь надо ж было так попасться! Просто как последний лопух. Между делом я потихоньку избавлялся от кляпа. Вот что значит действовать без напарника, без подстраховки. Теперь, в распятом виде, моя миссия казалась мне все менее выполнимой. При условии, что я вообще отсюда выберусь.
Подошел говорун в галстуке — что за притча, ничего не понимаю, — оттеснил молодого плечом и, густо дыша чесноком, сначала походя заправил мне кляп, а потом принялся шарить по карманам, шустро перемещая найденное в самодельную кожаную суму, висящую у него подмышкой. Очень близко передо мной мелькали его голубые, просто до белизны, глаза. Я снова замычал, намекая на желание начать дипломатические переговоры. И снова без результата. Да и то сказать, переговорная позиция у меня так себе, не ахти. Во всяком случае, без явных козырей.
Слабым утешением служило то, что по части личного обыска дядька явно не был асом. Некоторых карманов он вообще не заметил, а уж про всякие хитрые захоронки и говорить нечего. Но, повторюсь, утешение это слабое. Потом он деловито пощупал мою одежду, прикидывая, не прихватить ли и ее. Ну мужик, давай, одежда у меня хорошая, спецзаказ и все такое. Ты мне только руки освободи, а там уж я разберусь.
Не знаю, думали ли мы с ним в одном направлении, или его галстук не сочетался с моей спецухой, но на этом его интерес и закончился. Эх, если б не кляп, я бы его, пожалуй, убедил. Нет, точно бы убедил. И вообще, когда сильно прижмет, я умею быть убедительным и, случается, торгуюсь так, что базарные тетки позавидовали бы.
— Что там в его тарантайке? — спросил он кого-то невидимого мне.
— Не открывается, гадина, — ответил незнакомый мне пока голос.
— Ты тут поругайся мне, поругайся, — незлобиво пригрозил он и посмотрел на меня. — Как открыть-то, а?
Я закивал. Дескать, знаю.
— Чего? Секрет какой или замок хитрый? — Мужичина ловко вытащил у меня кляп.
С полминуты я дышал и отплевывался. Нет, не мох, кусок меха. Нуда хрен редьки, как известно, не слаще.
— Открою.
— Да ты мне скажи как, я и сам могу.
— Только я могу. Там хитрость есть. Так не объяснить.
