— Ну нет, так и не надо. Нам своего добра хватает.
И снова засунул мне кляп, хотя я некоторое время этому пытался сопротивляться. Только у него пальцы, как тиски. Сжал так, думал, челюсть раздавит. Ладно, черт с тобой, интеллигент, только я был к этому уже готов и не стал распахивать рот во всю ширь. Только интересно, поможет ли мне это.
— Ну братушки, — заговорил он, заходя мне за спину, для чего ему пришлось нагнуться и пролезть между веревок, которыми я был привязан. — Благое дело сделали, беду от себя и жен наших отвели.
— А может его того, а? — спросил кто-то. — Вон он Митьку-то как.
— Ничо, заживет. А жертва, известно, должна живой быть. На то она и жертва. Иначе было бы подношение, но сейчас случай не тот, с траками подношением не обойдешься. Проверено. А ты на ус мотай, а не ковыряй. Взял моду из носа при людях таскать.
— У меня еще нет усов, — ответил мальчишеский голос.
— На галстук мотай. Опять в кармане таскаешь? Вот велю мамке зашить!
— А я распорю.
— А я те распорю да выпорю. Ну поклонимся звезде нашей и в путь. За Родину, за Сталина.
Вон они что удумали. Жертва! А еще галстуки надели. Они б еще шляпы нацепили. Интеллигенты.
Некоторое время я вслушивался в звуки удаляющихся шагов. Нет, я в разных задницах оказывался. Порой в весьма отвратительных. Но к роли жертвы меня приговорили впервые, и не скажу, что эта роль оказалась мне по душе. Этих нескольких минут, что я слушал уходящих людей, мне хватило, чтобы меня посетили мысли, которые до этого никогда не приходили мне в голову. Ну то, что какие-нибудь инки или ацтеки считали смерть на жертвенном алтаре за счастье, это их большое личное дело. Я читал, некоторые ученые полагают, будто их знаменитые города опустели как раз по причине того, что индейцы сами себя и истребили, похерив собственную неслабую цивилизацию, а алкавшие золота испанцы просто довершили процесс. Нет, в те минуты коренные американцы меня мало занимали. Мне почему-то вспомнились костры инквизиции. Оттого, возможно, что, когда говорун произнес слово «жертва», мне подумалось, что меня сейчас будут жечь. Натурально! Разложат костерок, благо проблема с дровами тут не стоит, и ага. Понеслась душа в рай в восходящем горячем дыму.
Ведь если разобраться, сжигая всяких ведьм и еретиков, католики именно что приносили жертву. Нет, конечно, и, как говорится, ряды чистили, и наказывали неслухов с отступниками, но сам выбор способа казни в виде публичного сжигания говорит именно о жертвенности. То есть это не только наказание, но и публичное принесение даров Богу. Сейчас, по прошествии столетий, мне даже удивительно, что люди после такого вообще ходили в церковь, которая к тому же занималась продажей индульгенций, то есть возмездным отпущением грехов. Нет, то есть всякие альбигойцы имели место, как и церковные расколы, чему, я имею в виду последнее, немало, думаю, способствовала именно жестокость и предельная упертость иерархов, мертво цеплявшихся за канонические догмы.
Да уж, чего только не полезет в голову, когда тебя вот так, ни с того ни с сего, из человека превращают в жертву. Нет, ну как у них ловко все сочетается — за Сталина и жертва, причем обязательно живая. Где же они такой дури нахватались?
Признаться, мысли эти — про инквизицию и все такое — я допустил, чтобы отвлечься от того, где оказался. Такие отвлеченные рассуждения помогают сохранить душевное равновесие. Порой проще думать о высоком, чем о глубине дыры, в которую попал.
Кляп я выплюнул уже через минуту. А потом занялся собственным возвращением в привычное состояние человека.
Деревца, к которым меня привязали, были не самыми большими, но и не тростинками. Эти, с позволения сказать, интеллигенты явно не собирались играть в поддавки. То есть просто так наклонить их вряд ли было возможно, особенно из той позиции, которую говорун ловко охарактеризовал как «звезда». Нет, здешний люд меня начинает определенно раздражать причудливостью своих моральных императивов. Ну верили бы они все во что-нибудь одно, как поется, хоть в Аллаха, хоть в Иисуса. Когда я услышал сакраментальное «За Родину, за Сталина» — не знаю, не до смеха мне было, не то положение, но я чуть не засмеялся.
Первое, что меня порадовало в моем положении, это что привязали меня не веревками, а кожаными ремнями. Тоже не подарок, но в каком-то смысле с ними проще справиться.
Я напрягся и потянул правую руку на себя. Слабина небольшая, но есть. Повернул голову — ремень на шее больно зацепил кожу. Сейчас бы дождичек, чтобы ремни размочил, но сушь стоит такая, что не дождешься. Ладно, коли нет гербовой, будем писать на том, что есть.
Привязали меня ловко и крепко, но, как я уже упоминал, руки у них заточены под другое, не со спецами воевать. Хотя взяли они меня ловко, ничего не скажешь. Наверняка охотники. В галстуках! Дичь, ну дичь же. Рассказать кому — засмеют. Да и кому рассказывать, сначала неплохо бы выбраться.
Поиграв обеими руками, я определил для себя тактику действий. Кстати, поспешать надо, а то траки и впрямь заявятся. Не хотелось бы с ними вот так-то вот встретиться. Путем некоторых усилий мне удалось выбрать слабину сантиметра в три: длинноватые они ремни сделали. Теперь несколько ужимок так, чтобы правый манжет сполз на кисть. Еще, еще! Я кривлялся и дергался, изображая что-то вроде пляски пьяного шамана, но ничего не получилось. Вот тебе и не под то заточены. Не кажи, хлопец, гоп. Осторожно, без рывков расслабившись, я приговорил себя к минутному отдыху.
Так, о чем это я? Инквизиция, да. Костры и индульгенции… Мало симпатично, но уже проехали. Догмы. Догматы. Мне это, честно сказать, тоже не всегда по душе. Нет, кто спорит, без некоторых правил и законов не обойтись, это я как прокурор могу утверждать смело. В том числе и без моральных норм. Это я про десять заповедей и иже с ними. Но некоторые постулаты вызывают у меня раздражение. Взять хотя бы то, что церковь всегда поддерживала своих правителей и отпускала им грехи. А уж какие типы встречались! Кстати — я вспомнил про говоруна в галстуке — эти интеллигенты ни разу не назвали друг друга по именам. Только мальчишка один раз сказал «дядя». Интересный фактик. Это они специально или так случайно вышло? Ладно…
Спору нет, практика отпущения грехов — дело хорошее. Успокаивает. Только одно дело, если грешок мелкий. Неприличным словом начальника помянул или старушку через дорогу не перевел. И совсем-совсем другое, если ты ту старушку топориком по головушке оприходовал. Есть разница. Нет, не церковный я человек. Прошла минута. Руки начали затекать, и я сделал кистями несколько вращательных движений, разгоняя кровь.
Еще пару раз глубоко вздохнув, чтобы нагнать кислорода в мышцы, я начал по новой, стараясь не делать резких движений. Все очень медленно, аккуратно и безо всякой суеты. Нежно. Если не получится в этот раз, сделаю еще одну попытку. Причин для спешки нет. Траков я намного обогнал. На сутки их хода, или даже двое. Правда, столько времени изображать из себя «звезду» у меня нет. Через несколько часов я настолько обессилю, что… Лучше про инквизицию! Так, сосредоточиться. Полная концентрация и все внимание на процесс. Аккуратненько.
Манжет сполз настолько, что я уже мог захватить его кончиками пальцев. Еще чуть… Не получается. Ну! Я сильнее напряг левую руку. Пальцы зашарили по ткани. Есть! Дальше все отработано годами тренировок. Никакого металла в виде бритвенных лезвий или чего-либо подобного. Ничего, что способна уловить рамка металлоискателя. Даже самый чувствительный металлодетектор. В край манжеты в районе пуговицы аккуратно вшит небольшой пластмассовый лепесток. Похожий на накладной ноготь. Собственно, под его форму и подгонялся, так что при случае можно запросто наклеить. Подарок, кстати, одной особы из техотдела. С намеком был сделан подарочек. Дескать, мы тоже с когтями. Я понял. При случае он может послужить оружием, в том числе метательным, но и в качестве ножа тоже вполне подходит.
Дальше дело техники и терпения. Дюймовый ремень на правом запястье я перерезал секунд за двадцать. Потом проще. Через минуту я был свободен и зол. Но даже это чувство не помешало мне подобрать обрезки ремней и забрать с собой.
Пульт автосигнализации в виде брелка в числе прочего перекочевал в суму говоруна, но меня это не сильно расстроило. Существуют, по крайней мере, три цивилизованных способа попасть внутрь моего мустанга, плюс парочка просто варварских. Мои часы вполне исправно заменяют брелок, так что еще через пару минут я уже сидел внутри джипа и пополнял свою экипировку.
Теперь я действовал куда осмотрительнее. Для начала я загнал машину в лес и постарался замаскировать ее так, чтобы ее не было видно с дороги. А потом, как говорится в любимых книгах моего детства, встал на тропу войны. То есть пошел за интеллигентами. Их обувь — что-то вроде высоких мокасин или мягких, без каблука, сапожек — практически не оставляла следов. Еще бы часа два-три и я бы не смог их найти, но времени прошло слишком мало, и трава хранила их следы. Прежняя беспечность слетела с меня, как волосья с плеши старика. Бесследно. Поэтому передвижение мое назвать скоростным было бы неправильно. Я постоянно и многократно страховался. Хватит с меня сюрпризов. Кстати, я их вообще не люблю, сюрпризы эти. Есть у меня один приятель, в другом городе живет, который может появиться к ночи с сумками в руках и заявить: «Я сюрпризом. Чтобы ты не напрягался». Ага! А то, что у меня свои планы были, это ему по хрен. Ну и другие неожиданности тоже мало радуют. Поэтому единственный сюрприз, который я худо-бедно переношу, это когда в подарочной сумочке из бутика мне преподносят в праздничный день нечто и объявляют, что это сюрприз. Бриллиантовых запонок я давно не жду, тем более что и не ношу их, а вот то, что вместо бутылки хорошего виски могут подсунуть заводную игрушку-зайца с красными ушами — плевать. Я никогда не рассчитываю на финансовое возмещение моих праздничных расходов. То есть раньше как-то прикидывал, а потом бросил это дело. Жлобы сами прокалываются. Причем всегда. Одних я терплю в силу личных причин, другие быстро перестают меня интересовать. Кто бы они ни были.
Интеллигенты шли споро, выстроившись цепочкой. Я их нагонял больше полутора часов, что много, учитывая, что немалую часть пути я проделал бегом. Так я же засады опасался, осторожничал и берегся. А они нет. Но я все равно их нагнал. Ай да Пушкин! Я смело мог себя хвалить. Половина дела сделана.
Их было пять человек. Не так уж и много. Трое несли большие, в рост человека, луки. У одного рука на перевязи. Двое пацанов шли с копьями на плечах, увенчанными солидными такими железными наконечниками, чуть не с полметра длиной. Гордые шли. Оно и понятно, дали настоящее оружие подержать-понести. У всех, включая молодняк, ножи на поясах. У двоих пухлые котомки за плечами. Надо полагать, сети. У знакомого мне говоруна сума под левой рукой. Собственно, только она мне и нужна. Полагаю, что мое оружие тоже там.
Ну, ребята, теперь мой выход.
Шли они ходко. Сразу видно, ходоки бывалые. Приятно посмотреть.
Я засек направление движения и сделал крюк, обгоняя их, для чего пришлось метров сорок шлепать по изрядно заросшему болотцу местного значения, где я умудрился провалиться выше щиколотки, отчего в ботинке стало мокро и хлюпко.
Встречу я приготовил в редком сосняке, где почти не было подлеска, что, учитывая их численное превосходство, играло определяющую роль.
Подпустил я их метров на шесть-семь, ориентируясь больше на слух. А потом, когда счел дистанцию достаточной, бросил им «какашку». Я видел, как шарахнулись птицы. Все остальное я предпочел не смотреть. Ну что там, в самом деле, может быть нового? Все это я уже видел. Причем не далее как сегодня.
Должен признать, что в целом они среагировали вполне достойно, но против современных технологий никакие навыки выживания не срабатывают. То есть, конечно, смотря что и против чего. Партизанские методы ведения боевых действий бывают весьма и весьма эффективны, но в данном случае интеллигенты явно не были готовы к встрече с продукцией отечественного ВПК. Если даже мне по ушам хлопнуло, хотя я подготовился к взрыву по всем правилам, то что уж о них говорить. Слепые и глухие, они валялись и корчились. Один мальчонка истерично выл, катаясь по земле. А вот нечего на людей сеть бросать! Тоже мне, нашли жертву. Инквизиторы доморощенные.
Я не стал церемониться и содрал сумку, предварительно уперев в шею говоруна ствол пистолета. Как я и предположил, все мои вещи были там. Сейчас не время и не место заниматься возвращением моих личных вещей на их законное место, поэтому я просто повесил суму себе на плечо. После чего отошел к толстой сосне, прижавшись к ней спиной, и стал ждать.
В принципе светозвуковой шок проходит минут за пять. Психологический эффект сохраняется чуть дольше, но мы, в конце концов, не в детском саду. Утирать им сопли и менять подгузники я не собирался. Впрочем, я и не знаю, кладут ли в садиках подгузники. А пора бы уже и узнать. Эх, выбраться бы отсюда. Тогда я и разверну бурную деятельность в этом направлении. Замечу в скобках, что в целом эти деятели мне даже понравились. Спокойные, уверенные в себе мужики, без суеты и ненужной жестокости делающие то,
