это — чужие тела. Но — ведь нет же других. И душа стремится к свободе! Вот сейчас, смешавшись с черным дымом, и дух Гориполка получил свободу. Если, конечно — рассуждал Иггельд — он не получил свободу в тот момент, когда остановилось сердце юного княжича, с последним вздохом…
Никто никого не выгоняет с обряда, так принято, даже когда костер догорает полностью, и даже тогда, когда собран пепел для Даны, можно еще стоять и стоять, хоть три дня и три ночи, как в старых сказках. Иггельд решил не уходить раньше, чем церемонию покинет Младояр, а княжич все стоял и стоял. Вот уже разошлась дружина, ушли князь и Крутомил, нарисовав пеплом лицах древние знаки, разошлись и волхвы. А Младояр все стоял и стол. Может — хотел сказать что-нибудь на прощание — наедине? Но нет. К удивлению Иггельда княжич опустился у костра — но не на колени, а на корточки, руки подростка погрузились в угольки, местами еще горящие. Малодояр долго перебирал еще теплый пепел, у Иггельда и в мыслях не было спросить воспитанника о цели такого странного занятия. Наконец, княжич нашел то, что искал, оглянувшись, Младояр убедился, что за ним не наблюдет никто, кроме наставника. Ничего не сказав, паренек спрятал находку куда-то за пазуху. Ушел…
Вечером Иггельд застал воспитанника за точильным камнем. Вот теперь Иггельду стало все ясно. Кость уже была наточена до остроты швейной иглы. Княжич действовал хоть и неумело, но аккуратно, не спеша, его губы шевелились, что-то приговаривая.
— На стрелу?
— Да, — буркнул Младояр.
— Чтобы брат отомстил?
— Да.
— Один за Гремячую собрался?
— Мое право крови!
Иггельд замолчал. Переубеждать мальца бессмысленно, раз уж задумал отомстить сам, даже не сам — ишь чего надумал, кость мертвеца, месть после смерти… Но не пускать же отрока одного? Да и у него, Иггельда, есть свой счет к белому убийце. Надо только объяснить княжичу так, чтобы он не смог отказаться…
— У меня тоже есть право, Млад, — молвил, наконец, лекарь, — право наставника быть там, где находится воспитанник. Надеюсь, ты не считаешь, что старый боец будет бесполезен?
Младояр почувствовал, как кровь приливает к лицу. Неужели он оскорбил наставника, в далекие времена — смельчака, подвиги которого на ратных полях дали право Иггельду — наравне с князем и воеводой — носить золотое кольцо в левом ухе… Правду сказать, ходили слухи, что в юности Иггельд особой отвагой не отличался, более того — был трусоват. Но вот однажды на него, безоружного,ннапал в лесу матерый волк. Иггельд в смертельной схватке убил его, получив множество ран. Согласно древнему обычаю, юноша разодрал грудь бесстрашного хищника, вырвал и съел волчье сердце. И уж потом — прославился подвигами на ратном поле.
— Извини, Игг! — Младояр никак не мог придумать, что бы такого добавить, наконец, сказал просто, — Выступаем завтра…
— Что это, Игг? — спросил княжич, разглядывая брошенную перед ним странную кольчужную рубаху, плетения мелкого, незнакомого. Металл белый, матовый какой-то, не железо, но и не бронза — уж точно. Да и брошена как-то небрежно, словно простая льняная рубаха. Младояр приподнял пальцами край кольчужки, та подалась легко, как будто весила во много раз меньше, нежели железная.
— Эту кольчугу ни один меч не берет, трофей юных лет, — просто объяснил Иггельд, — один недостаток…
— Коротка?
— Да, и коротка, но, главное — узковата, на отрока изготовлена, для воина бесполезна, если и натянешь, то не вздохнешь…
— А переделать?
— Она цельная, Млад, нет ни начала, ни конца, и ни одно колечко не развести, — сообщил ведун.
— Как так? Волшебная, что ли?
— Нет в ней никакой волшбы, но и нет на свете сейчас коваля, что б такую перекроил. Да и металла такого нет. Может и есть где, но я не знаю…
— И что?
— Как что? — пожал плечами Иггельд, — Носи, пока по размеру. Вот и пригодилась. Я, правду сказать, давно хотел тебя в нее одеть, вот только, понимаешь, вот ходили мы не раз на поле ратное. Будь ты в этой кольчуге расчудесной, порази стрела в грудь… Ведь попадала?
— Попадали, — усмехнулся отрок, сделав ударение на конце слова.
— И — ничего, а почему ничего? Потому что на тебе кроме кольчуги, брони железные… А будь ты в такой кольчуге, оно конечно, ни стрела лучная, ни болт самострельный ее бы не пробили, вот только…
— Что только? — юноша все никак не мог понять.
— Ребра бы тебе поломали, кольчужка-то хоть и тверже железа, да мягка, потому как из мелких колец!
— А сейчас, супротив ножей — в самый раз?
— Если брони наденем, по своему княжеству шастая, молва пойдет. А так — и не видно ничего, поверх кольчуг — рубахи, вроде и не на бой… Нас ведь с тобой не в первый раз увидят, подумают….
— Что по делам лекарским, али по волшебным местам!
— Вот-вот, — кивнул Иггельд, — а кольчужку не снимай, даже спать ложась, никогда!
— Даже если я на кого залезу? — хихикнул отрок.
— Нет времени более благоприятного, чтобы тебя прирезать, чем таковое! — торжественно изрек ведун, — И я тебе — запрещаю на все время похода, на девок глаз не пялить, под сарафаны не лазить, и, вообще… не лазить!
— Да ладно! — махнул рукой княжич, — Сколько до Гремячей скакать? Кажись, верст сотню всего?
— Верста версте рознь, хоть и в каждой тысяча саженей, — заметил Иггельд, — только путь наш лежит в иную сторону.
— Как? — удивился подросток., — Куда же тогда?
— К Извечному Дубу.
— Ну, к Дубу нас жрецы не пустят, — продолжал удивляться княжич, — или предлагаешь тех жрецов перебить, да самим хранителями заделаться?
— Нет, мы только издали них посмотрим… В глазки заглянем!
— В глазки? — Млад хлопнул себя по лбу, — Ну, конечно, в глазки!
— У Белого Ведуна сейчас много путей, — Иггельд, как будто, и не спешил, намереваясь разобраться во всех вариантах поведения врага, — Первый путь — в Навь…
— Это вряд ли, — махнул рукой паренек, — он ведь брата зачем убивал? Чтобы ведуном слабым не ославится. А зачем ему сильным выглядеть? Чтоб народец за Гремячей в повиновении держать. Стало быть — стремится к власти, подобной княжеской. А такие за жизнь обоими руками держатся!
— О мудрец! — деланно поклонился Иггельд, потом добавил обычным тоном, — Видишь ли, власть верховного жреца у малых народов, в особенности у тех, кто живет дарами леса — она повыше власти вождя. Ты еще много не знаешь, я расскажу когда-нибудь, как принимают в мужи в затерянных деревнях, и кто этим занимается…
— Если Белый Ведун всех мальчиков во время обряда усыплял, да шептал…
— Если бы только усыплял!
— Расскажи!
— Потом, как-нибудь, я же сказал, — мотнул головой лекарь, — да и потом — чую, еще побываем в его владениях, сами и поспрашиваем.
— Хорошо, продолжай насчет путей!
— Второй путь — из Крутена в края иные, где мы его не достанем.
— Я его везде найду! — Младояр вскочил в возбуждении.
— Спорить не стану, но — согласись: одно дело достать его на земле Крутенской, совсем другое — за Святыми Горами?
