паренька. Меж кустов и впрямь мелькнуло нечто белое. Не говоря ни слова, Гориполк пустил жеребца вскачь. Только ветер засвистел в ушах! Впереди вновь промелькнула белая шерсть. Что же это за чудо такое лесное? Княжич скакал и скакал, силясь понять, что за зверь такой впереди. Кажется, видом не виданный, слыхом не слыханный. Настоящая княжья добыча!
Зайцы добычей не считались, что такое, собственно, длинноухий кусок мяса? Да просто вестник несчастий, перебежит косой дорогу — лучше поворачивай оглобли, пути не будет! Немало и среди добытчиков зверья таких, кто никогда не пустит стрелу в ушастого, перед смертью кричит, что ребенок, беду охотничку предрекая. Гориполк ни за что бы не погнался за косым, ведь не лис он хвостатый, а княжич…
То ли дело — рогатое чудо, что мелькало меж кустами. Каких только поверий не наслышался юноша в детстве об этом чудесном звере. Кто не знает, что рогатый заяц беду не приносит, а лишь предупреждает. Выбежал как-то рогатый заяц к Храму Триглавов, шмыгнул меж кумиров, да — наутек. Собрались жрецы, кто — верил в примету, кто — не слишком, более полагаясь на волю богов. Воды из благословленного родника принесли, хотели было кропить по заячьим следам, скверну из храма изгнать. А тут — огонь, откуда ни возьмись, чуть храм не погорел. Если б не та водица, что кропить принесли. Так рогатый заяц храм спас, сварожичей перед лицом бессмертных не опозорил.
Много чего говорили, и хорошего и плохого. Жил, сказывали, в древности певец сладкоголосый, множество песен сложил. Еще молод был, собрался к друзьям-товарищам в гости, в град — сам-то жил на деревне. Только выехал, глядь — заяц на дороге сидит, белый, на головке — рожки золотые. Ну, молодой стихотворец и развернулся. Назавтра — вновь порешил ехать, опять рогатое чудо дорогу преграждает. Так и на третий день. А уж на четвертый, совсем на счастье не надеясь, выезжает певец, а путь свободен. Прискакал в град — а все его друзья уже мертвые лежат. Повздорили знатные люди того града с князем, ну, а молодежь, известное дело, горяча — мечи в руки да на двор. Сошлись с дружиной, побили их ратники-то. А на второй день приказал тот князь всех бунтовщиков, в бою смерти избежавших, казнить. Что на третий день исполнили. Понял тогда певец, что смерти избежал, ведь пошел бы, как товарищ верный, с друзьями на дружину. Сочинил тогда он песню о тех делах, до сих пор поют…
«Вот поймаю рогатого косого, отвезу в Крутен, посажу в клеть… Будет заяц сторожем, о всех напастях предупредит!» — подумал Гориполк, остановив жеребца. Зайца нигде не было видно. Ну, не зима, где ему спрятаться! Замер, небось, что истукан, терпенья ему не занимать.
— Негоже за рогатым зайцем гоняться, княжич, — зашептал отрок, тут же оказавшийся рядом, — беду наведешь, и на себя накличешь, и на…
— И на тебя, дурень? — усмехнулся княжич, — Иди, присядь под кустиком, коли животом слаб! А я знаю, что делаю.
— Не о себе пекусь, на Крутен несчастье придет, — заерзал в седле Бегуня.
— Слезай с жеребца, да спускай штаны! — велел княжич.
Мальчик вздохнул, нехотя слез со скакуна, начал развязывать шнурки.
— Секи, сколько хочешь, но рогатого оставь, — попросил Бегуня, когда его порты упали на землю. Отрок слегка кривил душой — Гориполк, конечно, вспыльчив, по десять раз на дню замахнется, да ни одного — не ударит. Сколько брался драть Бегуньку, да и за дело, редко более одной розги отвешивал, отходчив княжич…
— Еще чего, сечь, — засмеялся Гориполк, — сказано тебе, садись под кусток, да справляй нужду, коли трус!
Отрок густо покраснел, его глаза встретили непреклонный взгляд молодого княжича. Что делать — приходится слушаться, хоть и стыд-позор. Сам ведь напросился в отроки к славному Гориполку, никто не понуждал. Мальчик, путаясь в портах, зашаркал к ближайшему кустику. Только-только его коленки начали сгибаться, как прямо из-под того места, куда ему пришлось бы сейчас оправляться, выскочило рогатое чудо. И — наутек!
— Ай да Бегуня, — загоготал Гориполк, пуская жеребца вскачь, — голым задом, что кобель носом, зверя отыскал. Ну, повезло тебе, а то бы прямо на рога…
Заяц, против обыкновения, не петлял, а летел вперед прямо, как стрела из лука. В первые мгновения юноше казалось, что ему не догнать рогатое чудо ведь разрыв между ними все увеличивался. Но не таков Гориполк, чтобы сдаться так сразу. Княжич все гнал и гнал жеребца вперед. И вот уже, кажется, он нисколечко не отстает от необыкновенного зверька, ага, даже догоняет! Княжич уже порядком нагнал косого, зоркие глаза юноши так и цепляются взглядом за махонькие золотые рожки. Зверек как почуял, что уйти напрямки не удается, начал петли ногами выстраивать. Ну, супротив всадника петлять — только время терять. Это лисы по следу ходят, а человеку, да из седла, сверху все видать, он и напрямки может!
«Стрела или сеть?» — лихорадочно соображал княжич, — «Из лука убью, чего толку тогда с золотых рогов, только что слава… А сеть накинуть — дело непростое, ведь так и скачет, так и прыгает. Эх, где там Бегуня, отстал, все портки натягивает, небось!».
Золотые Рожки исполнили, меж тем, новый маневр, чуть ли не по своим же следам — но в обратном направлении. Еще мгновения — и заяц мчится назад. «И к чему эти хитрости?» — усмехнулся про себя Гориполк, — «Так он аккурат в ручки Бегуни попадет». Так и случилось. Рогатик чуть не попал под копыта жеребца отрока, спешившего к своему княжичу. Заяц увернулся, бросился назад, сделал петлю — и оказался возле ухмыляющегося Гориполка. Бедный зверек заметался меж двумя всадниками, как челнок, туда-сюда, расстояние меж охотниками, постепенно уменьшалось, а зайчику не приходило в голову уйти вбок. Неожиданно рогатый присел, застыл, как замороженный. Чего еще нужно? Гориполк торжествовал, его руки уже развернули сеть, бросок опытной руки — и лесное чудо забилось, все более запутываясь среди узелков и плетений. Княжич соскочил с коня, протянул руки к драгоценной добыче…
Меж золотыми рожками вспыхнул огонь, зашипело, полетели искры. Гориполк так и отскочил, да еще и руки спрятал за спину. Сеть сгорела в момент, как какая-нибудь паутина. А заяц прошмыгнул меж двух замерших в нерешительности молодых людей, да запрыгал в сторону.
— Волшебный зверь, — глаза у Бегуни блестели, — он не для наших рук…
— Может, не для твоих, — вскипел княжич, — а я добычу не упущу, будь она трижды околдованной!
— Но сеть-то погорела.
— У тебя запасная есть, давай сюда!
— И эта погорит, — пожал плечами отрок, доставая из сумки у седла ловчую сеть.
— А мы ее намочим, — догадался княжич.
— Дык другое колдовство явит заяц-то…
— А мы с солью!
— Где ж мне воду соленую взять?
— Где-где, известно где…
Вскоре сеть была уже намочена, вернее — обмочена. Особых трудов сия противоколдовская мера для молодых людей не составила.
— Эх, ежели бы еще жеребцы могли брызгать под заказ! — вздохнул княжич.
— Погано это…
— Что погано? — удивился Гориполк.
— Да сеть осквернять, — кажется, сегодня все, что говорил Бегуня, шло наперекор княжичу.
— Чего время тянешь, — рассердился Гориполк, — ишь, разговоры ведешь… Возжелал, что б заяц убег?
— Да не наш этот зверь, его, может, Макошь, Судеб Пряха, послала… — крикнул, запрыгивая на жеребца, мальчик.
— Опоганил сеть, понимаешь ли, — пробормотал Гориполк, пуская коня галопом, — в иных странах, Млад сказывал, мочу сушат, да потом стирают тем, что остается… Эх, нету братца, подсказал бы, как управиться…
Какое седьмое чувство подсказывало Гориполку, куда вести скакуна? Неизвестно, может у охотников, как у собак, чутье имеется, только чуют не запах, а что другое… Как бы там ни было, но уже вскорости золотые рожки мелькнули впереди, как искорки среди зеленой травы.
— Вон, вон… — воскликнул мальчик.
