лизнул ладонь. Сплюнул. Смотрю — ран как не бывало. А он мне говорит: «В следующий раз не хватайся. А теперь — катись отсюда. Я за тебя твоим делом заниматься не намерен!». А я ему: «Ты должен мне помочь!». «С какой стати?». «А с такой!» — говорю, — «Ты как меня сейчас обозвал? Дураком? Дураком! Обозвал?» — спрашиваю. «Обозвал…» — согласился Дурий Бог. «Слово не воробей, выскочило — не поймаешь! Раз сам меня дураком признал, то теперь помогай — ты же Бог Дураков!». Он на меня так и уставился, потом все понял, покачал головой, встал и говорит: «Веди уж, раз на слове поймал!». И повел я его, сам иду спереди, он — сзади плетется, да все меня ругает, что поднял я его с насиженного местечка, да соловушку не дал дослушать…
— И как, разогнал Дурий Бог нечисть? — спросил Нойдак, ловивший каждое слово.
— Да как тебе сказать? Короче, подходим мы к тому месту у болота, где нечисть собралась. Дурий Бог плетется себе, облачка на небе разглядывает, да в носу ковыряет. Зато кикиморы да квакеры бородавчатые, едва Дурня приметив, так и бросились кто куда. Кто в болото, кто вообще вдаль бежать без оглядки. «Где же твоя нечисть?» — спрашивает Дурий Бог. «Разбежалась…» — отвечаю. «Ну и зачем для этого надо было меня сюда тащить?» — пожимает плечами Дурень.
— А что было дальше?
— Да ничего. Деревенские рады были безмерно, какими только пирогами да пряниками не наугощали Дурьего Бога, рубаху ему расшитую подарили, да девки перецеловали. Ну и меня, понятно, тоже одарили…
— А можно ли мне этого Дурьего Бога найти? — спросил Нойдак.
— Да чего трудного… — ответил Темята и начал подробно описывать, где и как отыскать это чудо-юдо, тем более, что Дурьего Бога как раз видели совсем недавно неподалеку.
Искать долго не пришлось. Вернее, все было крайне просто — надо было найти речку, возле нее — пригорочек с деревцем, а под этим самым деревцем, в тени, и лежал на травке тот, кого искал Нойдак. Бог-дурачок или Бог Дураков оказался совсем юным, нечто среднее между подростком и юношей, с румяным веснушатым лицом, кудрявыми золотистыми волосами, давно не знавшими гребня и потому всклокоченными, небольшим глупым носиком над безусой губой и удивительно глубокими небесно- голубыми глазами. Парень был одет в одну лишь рубаху, явно новую, местами — чистую, а другими местами — уже свежевыгрязненную, да и с двумя прорехами на плече и груди, через которые проглядывались совсем не махонькие мышцы на розовом теле. Бог — если, конечно, это был бог, валялся пузом кверху, мечтательно разглядывал проплывавшие пушистые облака и меланхолично пожевывал травинку. На Нойдака он внимания не обращал ровным счетом никакого…
Впрочем, его все-таки что-то отвлекало. Время от времени парень досадливо отмахивался от чего-то рукой. Мухи? Нет, это были не мухи. Дело было в том, что Нойдак услышал знакомый, обычно только ему слышимый голос Духа.
— Ну, скажи, ну скажи! — канючил Дух.
— Отстань! — равнодушно бросил Дурень.
— Не отстану, пока не скажешь! — все более наглел Дух.
Юноша сделал вдруг быстрое движение рукой и поймал что-то в воздухе. Визг! Да ведь это же Дух визжал — в первый раз в жизни Нойдак услышал от него вопли…
— Отпусти, ухо оторвешь! — вопил Дух, — А мне еще им слушать надобно будет!
— Жаль, розги нет под рукой, — зевнул Дурий, — ну да ладно, можно и так!
Последовали пара громких шлепков, Дух завизжал еще громче.
— Да больно же! Отпусти, я больше не буду!
— То-то же! — сказал Дурень и вновь улегся на бок, продолжая жевать травинку.
Послышалось обиженное нытье Духа, которое постепенно удалялось. Теперь Нойдак уверился, что перед ним действительно не меньше, чем бог. Ведь до сих пор еще никто не драл уши и не шлепал Духа по мягкому месту… Страшно, конечно, разговаривать с богами, но, вроде, не впервой!
— Нойдак пришел просить великого бога… — начал было Нойдак.
— Интересная сказка, — ответил юноша, сплюнув травинку, — а кто этот великий бог?
— Великий бог — это ты, — ответил Нойдак.
— Что, так тебе и сказали, что я — великий бог?
— Да нет… — Нойдак замялся.
— А как?
— Говорят, есть тут один бог, ни на что не годный, да глупый, ну, как Нойдак…
— А что же это за зверь такой, Нойдак? Никогда о таком не слыхивал… — засмеялся парень.
— Нойдак стоит перед тобой.
— Так это ты, что ли?
— Я — Нойдак.
— Так говори по-русски, так мол и так, я пришел, а не Нойдак.
— Нойдака… Меня учили уже так говорить, да все забывает… Забываю, — поправился на ходу Нойдак.
— А ты не забывай!
— Не получается.
— Мож помочь?
— Помоги!
— Ну, наклонись, а то вставать лень.
Ничего не подозревающий Нойдак наклонился к пареньку и… получил от него прямо в лоб, да такую затрещину, что отлетел на несколько шагов. На лбу его начала медленно наливаться шишка.
— Ты чего меня бьешь? — удивился Нойдак.
— Да это я тебе, паря, просто мозги вправлял, — усмехнулся Дурий Бог, — вишь, как вдарил, так и вправил!
— Что-то не чувствую, чтобы у меня мозги вправились, — заметил Нойдак с обидой.
— Ты не чувствуешь, зато я вижу и слышу, — юноша порядком развеселился, даже покатился по травке от удовольствия, — ты ж теперь глаголешь — «меня бьешь», а не «Нойдака бьешь»…
— А и вправду! — удивился Нойдак.
— Ну, получил свое, так и катись восвояси!
— Не затем я сюда пришел!
— А зачем?
— Просить тебя…
— Так уже ж получил…
— Нет, — Нойдак был упорен, как баран, — я тебя просить пришел. И — попрошу!
— Ну, ладно, коли так…
— Скажи только имя свое вначале, — спохватился Нойдак.
— А зови как хочешь, — махнул рукой юноша.
— Тогда скажи, как другие зовут!
— Да по разному, — паренек присел, — кто Дурием обзывает, а кто — Дурнем, некоторые — Дурашечкой, кто во что горазд.
— Да меня и самого Нойдак-дурачок кличут…
— А если ты дурачок, отчего ж у тебя рот не открыт и сопли не текут?
— А у тебя? — огрызнулся молодой ведун.
— Ну, лады! — как-то даже обрадовался словам Нойдака Дурий Бог, — Молодец, дурачок, а себе на уме! Стало быть, мой ты человечек, и помогать тебе мне придется… Мне тебе… Или тебе мне? Ладно, и так ясно!
— О великий и мудрейший Дурашечка, — начал Нойдак на полном серьезе, вызвав новый взрыв веселья у юного бога, — хочу я грамоте выучиться, да всем наукам…
— Так я тебе что, не даю, что ли — учись…
— Но все учителя одно твердят — староват я для учебы, на лавку не то что поперек, уже и вдоль не уложишь, а, мол, возьмешься тебя учить, так и не научишь, потому как кто-то от старости помрет — либо учитель, либо ученик… Глуп я, добавить бы мне такого, чтобы я выучиться успел!
