— Вот и иди! Там тебе щас самое место! — Марина вскочила, опрокинув табурет, затолкала обмякшего мужа в туалет и щелкнула задвижкой.
Он просидел там довольно долго, пока кто-то случайно не выпустил его. Марина мирно похрапывала на кухне. Пашки и след простыл.
Наутро она ничего не могла вспомнить и так бурно возмущалась, что разговора не получилось. Не получилось его и на другой раз, и на третий, а потом Иннокентий понял, что плетью обуха не перешибешь, и смирился.
Остатки джина перекочевали в стакан. Марина схватила его нетвердой рукой, расплескав половину. Она тупо смотрела на расплывающееся по юбке пятно.
— У-у зараза! — пробормотала она и залпом допила остальное.
Иннокентий тоскливо наблюдал за ней. По мере приближения тестя к пенсионному возрасту его все чаще посещали крамольные мысли. Завести себе блондиночку помоложе, снять ей квартирку в каком-нибудь укромном уголке Москвы и оттягиваться в обеденный перерыв. Дальше этого фантазия не шла. Он сознательно отложил это дело до возвращения в Москву, потому что на площадке все было слишком на виду, а двусмысленных и склизких ситуаций ему и с Мариной хватало. Кроме того, до приезда Наташи место сексапильной блондинки оставалось вакантным.
Ее появление на площадке противоречило всем законам разума. О чем только думали эти дармоеды- кадровики, когда оформляли ей документы, раздраженно думал Иннокентий. Прислать такую в мужской, изголодавшийся по женскому обществу коллектив — все равно что подложить бомбу замедленного действия. Он же видел, какими глазами неизменно провожали ее, как следили за каждым шагом. Взять хоть Володьку Дронова, ходит сам не свой, невооруженным взглядом видно. Так и пожирает ее глазами.
Да и он, Иннокентий, недалеко ушел. Словно вдруг материализовалась его мифическая блондинка. Скользит мимо, покачивая бедрами, а не ухватишь. Свихнуться можно.
Стук в дверь прервал течение его мыслей. Иннокентий дернулся к двери и приоткрыл ее, стараясь заслонить проем, чтобы не было видно развалившуюся в кресле Марину.
— Не маячь, Марчуков. Дай посмотреть, кто пришел! — завопила она.
Иннокентий посторонился. В комнату вошел Садко. Белая футболка с эмблемой строительства туго обтягивала живот, бесформенные тренировочные брюки пузырились на коленях. Вопреки обыкновению он был совершенно трезв.
Глаза его обежали комнату, на мгновение задержались на пустой бутылке на столе и с интересом остановились на Марине. Она сделала безуспешную попытку приподняться.
— Я тут играл с ребятами в домино под навесом. Заметил у вас свет. Дай, думаю, зайду, проведаю старых друзей. — Он опустился на подставленный Иннокентием стул. — Что празднуем?
— Да так, — пробормотал Иннокентий. — Маленькое семейное торжество.
— Маленькое, значит. — Садко понимающе кивнул. — Не угостите?
— Конечно, конечно. — Иннокентий поспешил на кухню за новой бутылкой и стаканом.
Вернувшись, он заметил, что Садко передвинул стул и сидит теперь прямо напротив Марины, с удовольствием обозревая ее полные ляжки. Судя по игривому блеску в ее глазах, она поняла, куда именно он смотрит, и чуть шире раздвинула колени. «Сука, — подумал Иннокентий, — ненасытная сука. Готова лечь даже под этого обтерханного козла».
Он брякнул стакан на стол и принялся свинчивать пробку с бутылки. Марина медленно провела языком по губам.
— Пошел бы ты, что ли, прогуляцца. У нас с Николаем Порфиричем важный разговор.
Садко поправил реденькие волосы и с видимым усилием оторвал глаза от ее ног.
— Останься, Кеша. Я ведь по делу. — Он выделил последнее слово. Означает ли это, что не «по делу» он уже здесь бывал?
Иннокентий разлил джин по стаканам и залпом выпил, не дожидаясь остальных. Прозрачная жидкость огнем опалила горло и разлилась по телу приятным теплом. А-а, не все ли равно!
— Одеколон — он и есть одеколон, — смачно выдохнув, сказал Садко. — То ли дело наша русская водочка! Закусь какая есть?
Иннокентий достал из холодильника уже нарезанный сыр и не долго думая вывалил его прямо на стол.
Садко взял кусок и мерно задвигал челюстями, желваки на щеках и даже уши пришли в движение.
— Какие новости?
Марина пошевелилась в кресле. Она сделала попытку положить ногу на ногу, но у нее ничего не вышло.
— Чё-то было, а, Марчуков?
— Гафуров и Остапенко опять бегали к шуркам в деревню, — сказал Иннокентий.
— Откуда знаешь? — Глаза Садко цепко ощупали его лицо.
— Целков видел, как они возвращались. Еще хвастались потом под пальмуху.
— Сам-то небось не может! — заржал Садко. — Не зря фамилия такая. — Он довольно потер руки. — Оч-чень хорошо. Списочки пересмотрим. А то они всю округу перетрахают. — Садко мечтательно прикрыл глаза. — Я все смотрю на эту козочку, дочку толстухи-барменши, и думаю, каково оно с черненькой-то, а?
— Не знаю. Не пробовал, — сухо ответил Иннокентий. Садко, насупившись, взглянул на него.
— То-то, не балуй у меня. Если узнаю что, не посмотрю, что друг.
— Да что вы, Николай Порфирьевич! — воскликнул Иннокентий. — Вы же меня знаете. А про какое дело вы говорили? — поспешил он перевести разговор в более безопасное русло.
— Наталья эта у меня из головы нейдет. Не пойму я ее. Вроде все при ней. Я пока в домино играл, такого наслушался. Любой мужик, какого ни возьми, у всех на нее член стоит. Только свистни, очередь выстроится. И она вроде не затворница, ходит везде, улыбается, а дальше ни шагу. Не зацепиться. Я вот что подумал. — Он потер лысину, отчего волосы на затылке встали веером. — Может, вам, того, познакомиться с ней поближе, подружиться? В гости пригласить, поговорить по душам. Ей небось ску-у- ушно. Глядишь, и всплывет что.
— У нее же подружка есть, — неуверенно сказал Иннокентий.
— Эта, что ль? Не поймешь, то ли баба, то ли мужик. Что с нее взять? Дура дурой.
— Не такая уж она и дура, — вставил Иннокентий.
— А ты меня не сбивай! Мне от подружки толку мало. То ли дело вы. Обласкали бы ее, подпоили, подсунули мужичка посноровистее. Да что мне вас, учить, что ли? А нет, так я других найду, не проблема. И списочки заодно пересмотрим.
— Да чё ты кобенишься, Марчуков? — невнятно проговорила Марина. — Сделаем.
— Вот и ладушки, — хлопнул себя по коленям Садко. — Наливай, что ли, еще по одной.
— В Ибадане заедешь сначала в наш дом, а потом уже в суд. — Первенцев, пыхтя, втиснулся в машину. — И поторопись. Не опоздать бы.
— Не беспокойтесь, Павел Иванович. В самый раз доедем. — Витек, личный шофер Первенцева, аккуратно захлопнул за ним дверцу и сел за руль, лихо подмигнув сидящей рядом Наташе.
Она всегда садилась впереди, когда ездила с Первенцевым. Уж больно много его было, почти на все заднее сиденье. Она повернулась к нему.
— Павел Иванович, а в чем там, собственно, дело?
— Ты не в курсе?
— Только в общих чертах.
— Я и сам, честно говоря, не до конца разобрался. Времени не было. Марина Марчукова напутала и отдала письмо в отдел снабжения. Оно там провалялось сутки и только вчера попало ко мне. И по почте, видно, шло в три раза дольше, чем положено. Дело касается аренды дома в Ибадане. Этими вопросами у нас ведает Марчуков.
Наташа поежилась. Марчуковы в последнее время стали проявлять к ней повышенное внимание, что было странно и неприятно. Ей вовсе не хотелось общаться с ними, а резко отшивать людей она не умела. Приходилось отделываться неопределенностями, и от этого оставался неприятный осадок.
Наташа поймала себя на том, что отвлеклась. Первенцев тем временем продолжал:
