навыпуск под ремешком. Через три часа он расстался с оружием в отхожем месте, куда хоть и под конвоем, но отпускали. Удалось и отцу выкинуть свой смит-вессон в форточку в снег. Похоже, чекистов никакое оружие не интересовало, во всяком случае, они его не искали. Петр Евдокимович вместе с помощниками перетряхнули все книги, перебрали и просмотрели все письма, хранившиеся в доме.
Авторитет Анциферова в городе был высок; после того, как он вывел на улицу и лично расстрелял прямо у крыльца двух бандитов, взятых с поличными, его фамилия зазвучала. И еще Анциферов немножко щеголял своей подчеркнутой опрятностью, трезвостью, корректностью и ровным голосом при любых обстоятельствах.
«Вы что ж, надеетесь найти пулемет „кольта“ в моих книгах, или винчестер в письмах жены?!» — взорвался наконец дед.
Анциферов невозмутимо дочитал очередное письмо, вложил его обратно в конверт и взялся за следующее, и когда все решили, что отвечать он не собирается, ответил, не отрывая глаз от письма: «Я не надеюсь найти пулемет „кольта“ в ваших книгах, а записку с уведомлением о том, что вам такой пулемет послан, возможно найду. И в письмах вашей жены винчестер, вы правы, не спрячешь, но может быть мне удастся прочитать о том, что партия винчестеров направлена вам, или от вас…»
Обыск, во время которого ничего кроме бумаг чекисты в руки не брали, длился до глубокой ночи.
Власть воспитывала интеллигенцию в страхе перед новыми богами!
28 марта. 1904. ст. Борзя.
Вот наконец и праздник! Еще раз «Христос Воскресе»! моя славная деточка! Как-то ты себя чувствуешь? Когда же наконец я вместе с тобой, моя голубка, встречу и проведу этот Праздник?! С нетерпением жду того времени, когда наконец удастся вместе с родной душой встретить эти дни. С грустью вспоминаю те времена, когда все это было иначе. Но я все-таки надеюсь на счастье в будущем, верю в возможность этого счастья с моей дорогой, ненаглядной и милой Каролей!
Крепко, крепко целую тебя и твои дорогие глазки!! Жму твою руку и обнимаю тебя! Весь твой, горячо тебя любящий и глубоко благодарный тебе
Н. Кураев.
Передай мой привет и искренние поздравления всем меня помнящим.
Приветствую Грету!
31 марта, в среду, на Святой неделе на внешнем рейде Порт-Артура подорвался на мине броненосец «Петропавловск», шедший под флагом командующего флотом вице-адмирала С. О. Макарова. Невероятно быстро для такого огромного корабля броненосец затонул. Предположительно сдетонировали собственные мины, хранившиеся в носовых отсеках. Три моментальных снимка Н. Петрова запечатлели катастрофу с берега. На первом снимке, отчетливом и крупном, виден черный силуэт броненосца на фоне белесого, чуть подштрихованного серыми полосками волн, моря. Над носовой частью корабля, вздымаясь выше мачт, стоит огромное облако пара. Вершина облака, как бы от собственной тяжести, заваливается за носовой срез. На втором снимке нос корабля уже в воде, броненосец заваливается на левый борт, корма обнажена и зависла над водой. И третий снимок. Распластанное над морем облако, и только черная тень от облака на том месте, где только что был корабль.
Большинство офицеров и команды погибли. Погиб Степан Осипович Макаров. Погиб живописец Верещагин, всего лишь в 1903 году вернувшийся с массой этюдов из Японии, видевший царившую там озлобленность на Россию и говоривший, что «народ перережет министров», если те не начнут с нами войну.
Спасся великий князь Кирилл Владимирович, контр-адмирал свиты, начальник штаба Тихоокеанского флота, спасся командир «Петропавловска» адмирал Н. М. Яковлев, спасся, чтобы быть расстрелянным Орловской ЧК в 1919 году, расстрелян не по вине, а в качестве заложника. Кирилл же Владимирович, наивно решив, что теперь ему море по колено, не получив на то государева дозволения, взял и женился на разведенной жене великого герцога Гессенского Эрнста-Людвига, брата Алисы-Виктории-Елены-Луизы- Беатриссы Гессен Дармштадтской. За своенравный поступок мореплаватель был отставлен от службы и лишен флигель-адъютантского звания, правда, в 1907 году он благополучно выплыл и здесь, был прощен великодушным самодержцем и прожил до 1938 года. Повезло ему и после смерти, в связи с победой демократических сил в Санкт-вновь-Петербурге, демократы перевезли прах великого князя из-за рубежа и упокоили в центре города, в Петропавловской крепости.
Но, возвращаясь к утонувшему «Петропавловску», надо сказать, что «тяжелое и невыносимо грустное известие» выбило государя из размеренного прогулочного состояния: «Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья», к Цусиме государь уже придет закаленным, и «ужасные известия о гибели почти всей эскадры» вызовут только грусть на душе.
То, что царь не удостоил поминания погибшего на «Петропавловске» Василия Васильевича Верещагина, не удивляет, хотя они и были лично знакомы. Удивило меня то, что Верещагин не помянут дедом.
За две недели, надо думать, трагическая весть доползла до Борзи, а в письме от 10-го апреля, первом письме после Пасхи, обо всем этом ни слова. Верещагин в моем представлении, должен был вызвать в деде симпатию по душевному сродству. Верещагин был человеком не только ярко одаренным, но и прямым, честным, храбрым. Он не наблюдал, не присутствовал, он участвовал в войнах, о которых рассказывал. Участвуя в атаке миноносца на турецкие корабли еще в 1878 году Василий Васильевич был удостоен тяжелой раны в бедро, в образовавшемся углублении свободно помещался револьвер с чуть обпиленным стволом. За храбрость, проявленную во время обороны Самаркандской цитадели, художник был удостоен Георгиевского креста 4-й степени. Смел был Василий Васильевич и в обращении с царем и царедворцами, все это видели. Во время посещения второй выставки картин «наполеоновской серии» Николай Второй заинтересовался фотографиями трех из пяти картин, уничтоженных Верещагиным после резкого их осуждения со стороны Александра II. Проворный камергер И. П. Балашов тут же подскользнул к государю: «Ваше Величество, прикажите ему написать их снова!» Верещагин вскипел и, зная, что Балашов глуховат, громогласно объявил: «Мне приказать, Ваше превосходительство, нельзя, меня можно просить!»
Царь, сочтя выходку дерзкой, тут же с выставки уехал. Получил свое и великий князь Владимир Александрович, заметивший еще на первой «наполеоновской выставке» Верещагину: «Никогда Наполеон не ходил в такой дурацкой шубе и шапке». — «Достаточно ли, если я представлю два исторических рисунка этого костюма и описание его?» — «Достаточно.» — «И тогда вы публично признаете, что неправы?» — «Нет, не признаю», — дорожа своим правом на глупость объявил великий князь.
Разговор шел в повышенных тонах, и тем дело не кончилось. Приехав в Москву, Верещагин тут же послал великому князю письмо с историческими доказательствами, а одновременно графу Толстому Ивану Ивановичу, вице-президенту Академии художеств, в инцидент посвященному. Письмо Толстому начиналось словами: «Этот болван Влад. Алекс…» Отправив человека на почту и чуть остыв, Василий Васильевич засомневался, не перепутал ли он в раздражении конверты. Дело был нешуточное, вдогонку был отправлен служитель. Ошибку поправили, конверты, как свидетельствует брат Лидии Васильевны, жены Верещагина, были действительно перепутаны.
И вот тебе на — Верещагин, превосходнейший человек, погиб, а дед оказался на одной доске с теми, кому эта смерть была безразлична? Сочиняя художественный портрет предка, я бы знал, как поступить в этом случае, но вмешиваться в автопортрет, написанный девяносто лет назад, не считаю для себя возможным. Можно было бы, конечно, спрятать эту задевшую меня неотзывчивость деда за пропуск в переписке. Да вот беда, уже начало письма убеждает, что пропуска между пасхальным письмом и письмом от 10 апреля — «ничего особенного не случилось» — нет.
Ст. Борзя. Апреля 10. 1904.
Дорогая голубка Кароля!
Вот уже почти две недели, как я ничего не писал тебе. Да ничего особенного и не случилось за это
