она перестала быть дочерью паши, а стала просто женой человека, способного победить смерть.
Она вытерла слезы ладонью. Вода в ванной была прозрачной и испускала пар. Погрузив лицо в теплую поверхность воды, Азиадэ на мгновение задержала дыхание. Да, древний Восток — мертв. Святого из братства Бекташи спасает неверный Хаса, который, таким образом, перестает быть просто человеком, завоевавшим любовь дочери паши. Она поднялась, осушила лицо и на цыпочках вошла в комнату. Хаса лежал, растянувшись на диване, и рассматривал узор на потолке. Ничто не выдавало в нем ни победителя, ни героя. Азиадэ присела рядом с ним и обняла его за голову. Его смуглое лицо было довольным и немного сонным. Она коснулась ресницами его щеки и почувствовала легкий аромат его кожи.
— Хаса, — прошептала она, — ты настоящий герой. Я буду тебя очень сильно любить.
— Да уж, — ответил Хаса сонно, — нелегко было вырваться из этой азиатской толпы, они болтали без умолка.
Он протянул руки и коснулся ее упругого гибкого тела, которое безвольно и жаждуще лежало возле него. Он приблизил ее к себе. Глаза Азиадэ были закрыты, а на губах застыла улыбка.
Глава 13
Хаса жил в большой квартире на втором этаже одного из старинных домов на Ринге.
Две тетки со светлыми молчаливыми глазами на морщинистых лицах, заботились о ней в отсутствие Хасы. Азиадэ завоевала их расположение низким поклоном, которому научилась еще в Стамбуле, когда во время войны готовилась быть представленной эрцгерцогине.
Окна квартиры выходили на широкую улицу и зеленые деревья городского сада. Азиадэ высунулась в окно и вдохнула мягкий воздух Вены, аромат цветов, далеких лесов и зеленых холмов Австрии. Она осматривала квартиру, а тетки, мило улыбаясь, передавали ей ключи от шкафов, антресолей и подвалов.
Хаса ходил по комнатам и радовался, как ребенок, который неожиданно нашел давно потерянную игрушку. Держа Азиадэ за руку, он водил ее по длинной столовой, обставленной темными, обитыми кожей стульями. Потом показал ей салон-эркер, полукруглые наружные стены которого представляли собой сплошные окна, а в центре стояли светлые мягкие кресла. Азиадэ увидела и белый кабинет для приема больных с бесконечным количеством металлических инструментов в стеклянных шкафах. В приемной на столике лежали старые журналы, а на стенах висели фотографии людей, которым, по их собственному заверению, Хаса спас жизнь. Спасенные с гордыми застывшими лицами строго смотрели на Азиадэ.
Дойдя до ванной комнаты, Азиадэ остановилась без сил и увидела в зеркале свое взволнованное и покрасневшее лицо.
— Воды, — попросила она. — Пожалуйста, дай воды. Слишком много мебели сразу.
Хаса налил воды из крана и протянул ей стакан. Она пила медленно и с наслаждением, но лицо ее при этом оставалось серьезным.
— Какая вода! — воскликнула она. — Лучшая после стамбульской. — Потом посмотрела на ничего не понимающего Хасу и пояснила: — Ты же знаешь, мы, турки, не пьем вина. Зато хорошо разбираемся в воде. Мой отец может различить откуда, из какого родника любая вода. Когда мой дед приехал в Боснию, он приказал привезти себе в огромных канистрах воду из Стамбула. А это — лучшая вода в Европе.
Она продолжала пить маленькими глотками, а Хаса думал при этом, что так, должно быть, пили ее дикие предки, добравшись до родников после долгих странствий.
— У нас, — сказала Азиадэ, поставив стакан, — в домах только ковры на полу и диваны вдоль стен. На диванах лежат подушки, а по комнатам расставлены маленькие столики. Мы спим на матрасах, расстеленных на полу. Днем их убирают в стенные шкафы. Зимой для обогрева в комнату приносят печь на углях. Я не привыкла к такому количеству мебели, Хаса, я буду спотыкаться о столы и шкафы. Ну, ничего, показывай дальше.
Проведя ее по анфиладе длинных темных коридоров, Хаса открыл дверь в спальню.
— Здесь, — сказал он гордо.
Азиадэ увидела две стоящие рядом широкие кровати, ширму, диван и столы.
— Здесь значит, — сказала она, смущаясь, и подумала о Марион, которая когда-то лежала здесь и мечтала о других мужчинах.
Хаса закрыл дверь. Он стоял посреди комнаты, смотрел на кровать, на Азиадэ, на маленький круглый столик и на лице его была написана грусть.
Азиадэ коснулась его подбородка, он бросил на нее умоляющий взгляд и крепко прижал к себе, как бы защищаясь от чего-то невидимого, чужого, вдруг возникшего в комнате.
Азиадэ обняла Хасу, чувствуя жалость к этому сильному человеку, столь беспомощному в этом мире недосказанных слов и полувыдуманных чувств. Она погладила его по щеке и подумала, что сделала бы все, чтобы Хаса остался чудотворцем, сильным и умным в этом реальном мире. «Не бойся, — хотела она сказать ему, — я буду тебе верной женой». Но она ничего не сказала, а просто стояла, обняв его за шею, и Хаса видел в ее глазах преданность азиатских женщин.
— Пойдем, — сказала она тихо, — надо распаковывать вещи.
Ночью они лежали на широких кроватях, тесно прижавшись друг к другу, и он, перебирая ее волосы, рассказывал о своих друзьях, о своем любимом кафе, о городском театре с отделанной золотом мраморной лестницей и о жизни, которая начнется, как только они разберут вещи и обживутся.
Азиадэ молча рассматривала лепку на потолке и думала о Марион, которая тоже когда-то смотрела на эту лепку, мечтая при этом о других мужчинах. Она хотела спросить Хасу о Марион, но не решалась. Постель была мягкой и теплой. На Хасе была темная пижама, и он лежал, положив голову ей на колено.
— Останься со мной, Хаса, — сказала она, хотя Хаса и не собирался никуда уходить.
Она приподнялась и посмотрела на него, сияя от счастья.
Хаса улыбался, немного далекий, полный загадочных сил, с помощью которых ему удалось покорить ее. Он притянул ее к себе, и Азиадэ почувствовала себя маленьким ребенком в руках большого волшебника. Она закрыла глаза, ощущая его руки, тело, дыхание, которое стало вдруг теплее и ближе. Приятное чувство страха охватило ею. Стыдливо смущаясь, она открыла глаза. Где-то очень далеко увидела она узор лепки и лицо Хасы, которое вдруг удлинилось, стало серьезным, с прищуренными глазами, увидевшими, казалось, что-то загадочное, страшное.
Хаса уснул, поджав колени под живот, снова по-детски положив голову ей на колени. Азиадэ не спалось, она всматривалась в темноту. Квартира напоминала ей остров, а сама она — чудом спасшуюся с потерпевшего крушение корабля в этом бушующем океане, который люди называют жизнью. Где-то там, снаружи, были какие-то кафе, мужчины и женщины, которые думали, как Хаса, но не были волшебниками, не насиловали свои разум и чувства. Где-то там была Марион, чье место она заняла, и о которой она лишь знала, что та путешествует по миру с чужим мужчиной и заслуживает всех наказаний, которые Аллах уготовил распутным женщинам.
— Хаса, — сказала она, потянув его за волосы. — Хаса.
Он удивленно открыл глаза и спросонья откашлялся.
— Между нами так много воздуха, — прошептала Азиадэ, — подвинься ко мне поближе, Хаса.
— Хорошо, — пробормотал Хаса и снова заснул.
Азиадэ закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы эта ночь длилась бесконечно, чтобы Хаса всю жизнь лежал возле нее, как спящий ребенок, и не должен был бы уходить в этот таинственный мир чуждых ей людей, поступков и слов.
Она уснула спокойная, свернувшись в комок, и крепко сжимая лежащую на ее груди руку Хасы, так словно та была волшебным средством против волн океана, омывающего остров.
Глава 14
