Кризис и другие

которому все 'бара-бир' ('Вправе ли мы сегодня говорить о 'бесхребетной России'? – да, вправе'. С. Белковский, 'Комсомольская правда', 19.01.2004.)

Что ж, настало время поговорить об этом самом хребте…

'Мы сломали хребет', – с важным видом заявлял А. Н. Яковлев.

Моя знакомая, спускаясь с горы, сломала позвоночник… Ее мать, врач по профессии, была поблизости. Она остервенело и сосредоточенно тыкала булавкой в нервные окончания тела дочери. Надеясь на реакции. На то, что дочь дернется. Или вскрикнет от боли.

Коли не дергается, не вскрикивает – дело дрянь. Тогда и впрямь – 'жизнь после России'. Тогда и впрямь нынешняя Россия сходна с гаснущей Османской империей ('больной человек Европы').

Но дернулась же Россия, уколотая булавкой позорного Хасавюрта?

Скажут: 'Так ведь то Хасавюрт, да еще вторжение в Дагестан и все прочее. Это дела. А вы их со словами путаете'.

Конфуций путает, а не я, уважаемые прагматики (присяга – это 'мин', то, к чему она должна побуждать, – 'ши').

И американцы, создавшие концепцию, в которой грубой силе ('hard power') противопоставлена мягкая сила ('soft power') – тоже, разумеется, путают. Мол, можно или с помощью 'hard power' наносить удары по материальным объектам – электростанциям, транспортным узлам, скоплениям войск, или… или с помощью 'soft power' бить без устали… ПО ЧЕМУ?

По социокультурным кодам (архетипическим словам, образам, символам и так далее), хранимым в ядре атакуемой социокультурной системы. Каковой могут быть империя, конгломерат, цивилизация, нация и так далее.

Правильный удар по этим кодам порождает особый перелом культуры. Существо с переломанным хребтом (культура и есть хребет) и впрямь перестает дергаться – сколько его булавками не коли. И тогда не то что Северный Кавказ, но и Рязань можно отделить от России.

Способность к жертве, а значит, и борьбе (какая борьба без жертв?) охраняется и поддерживается (воспроизводится, обновляется) культурой.

Для того, чтобы победить с помощью одной лишь 'soft power' (американцы хвастаются, что именно так они победили нас, развалив СССР), надо культуру врага или просто разрушить, или… или так извратить ее ('сменить культурные коды'), чтобы место любви к Родине заняло не безразличие даже, а ненависть. К ней – и к самому себе тоже.

Решение такой задачи возложено на политический постмодернизм. И он, как мы видим… 'Как мы видим'… Пишу это – и кожей чувствую, что читатель не врубается до конца. Что мои общие положения не задевают его человеческое нутро. А ну как Белковский ниспослан мне, дабы смог читатель, наконец, врубиться по-настоящему?

Читатель, ты согласен, что наш социокультурный суперкод – Родина-Мать? Ну, Мать-сыра земля… 'Родина-Мать зовет'… София…

Читатель, ты не забыл, как ткнули некогда булавкой, сказав: 'Россия – Мать, Россия – Сука, ты ответишь и за это…' (А. Синявский). Реакция была бурной. Конечно, не такой, как реакция ислама на произведения Салмана Рушди, но бурной.

2004 год. Другая 'булавка' – в то же тело. Родина-Мать поименована Капитолиной Ивановной. И представлена в виде безумной старухи, одержимой сексуальным запоздалым бешенством, жадно впитывающей сказки о стране Маньчжоу-Го (хотите – Китайской Народной Республике, хотите – будущем исламском халифате) и мечтающей о совокуплении с жителями этой страны. Могучими тангутами, способными (цитата) 'остановить на скаку кентавра, войти в горящую стену и за обломками пожара – бесконечно любить найденных женщин всей силой варварского экстаза. И если нынче свирепый тангут доедет на рыжей мохнатой лошади до самых ворот истосковавшегося Дворца, Капитолина Ивановна, забыв про серо-пыльного мужа, велит открыть парадные окна и двери, отворить жалюзи и засовы, и выйдет к ночному гостю в сверкающем на морозе шелковом пеньюаре, чтобы нарядить новогоднюю елку. И отдать восточному пришельцу – все, что у нее, полубессмысленной почти старухи, было и есть' (С. Белковский, 'Жена Владимира Путина', АПН, 03.11.2004).

Сразу же после этого пассажа – чтоб и дурак понял, кто такая Капитолина Ивановна, – говорится: 'Нет смысла рассуждать о том, что сделает Путин в 2008 году. Потому что и самого 2008 года может с нами не случиться. Российская цивилизация, кто бы что ни говорил, очень стара. Если считать от Рюрика, ей почти 1200 лет. Константин Леонтьев, Освальд Шпенглер и другие официальные лица полагали, что 1200 лет – критический возраст, для цивилизации почти непреодолимый. На этом рубеже последний император Запада Ромул Августул сдался герулу Одоакру, а Константинополь склонил христианнейшую голову перед султаном Мухаммедом II. В России наших дней мы наблюдаем все признаки обычного цивилизационного заката…'

Итак, метафора (маразматическая, дряхлая старуха) подкреплена теорией, созданной 'официальными лицами'. Белковский, соорудив сие по воле пославшей его Жены… 'Какой еще Жены? – задаст читатель вопрос. – Жены Синявского, назвавшего Россию 'сукой'?'

Нет, читатель, я не увлекаюсь сомнительными сведениями. Я все о своем, о вампирском (группы там и так далее). Итак, соорудив сие, Белковский называет Россию…

Нет, не просто 'сукой'. / Отдавала б скукой / В наше время адресация / К образу А. Д. Синявского. / Вариации нужны: / 'Ты не просто 'сука', ты / 'су-у-у… ка-а-а-а'. / Ну, так как? Ты поняла? / Ну, а коли поняла, / То и выводы должна / Сделать соответствующие'.

'Какие выводы?' – спросит читатель.

А вот какие.

'Три вещи, – говорит Белковский, - надо делать с достоинством: опаздывать, стареть и УМИРАТЬ (выделено мною – С.К.). Надеюсь, нам, прожившим в холодной истории почти 12 столетий, достоинства в решающий момент хватит'.

Нам – это кому? Нам – НАШИ предки завещали иное представление о достоинстве. Что, мол, надо биться до конца. Или победить, или умереть. Не знаю, кому хоть какие-то предки рекомендовали вышеописанное эвтаназийное достоинство. Но автору виднее. Тем более что, уже взяв нас в подельники по благородному эвтаназийному делу, автор и совсем иное нам предлагает: 'Собрать расползшуюся массу цивилизации в бронебойный кулак и выскочить за роковые пределы числа '1200' могло бы только новое поколение, не пораженное паразитическими псевдоценностями 1990-х годов, но…'.

В 1960-е годы в Одессе человек, спросивший, где купить масло, получал в ответ кучу предложений: 'Что, масло? А вам не нужна нейлоновая кофточка?' Белковский сходу предлагает нам и масло (то бишь эвтаназию Матушки), и нейлоновую кофточку (то бишь бронебойный кулак). Кофточка оказывается… впрочем, о том, какой она оказывается, лучше скажет сам господин Белковский: '…но политические реформы, консервирующие нынешний правящий слой и не дающие своевременно вынести его вперед ногами, не оставляют следующему поколению ни одного шанса'.

Бронебойные молодежные дистрофики, призванные собрать в кулак расползающуюся от старости цивилизацию, решили сходить по бабам… прошу прощения – отстранить от власти обитателей Кремля. Жалких, не бронебойных и потому собрать в кулак цивилизацию не способных. Но подул ветер… прошу прощения – Кремль сочинил политические реформы. Ветер, завалив дистрофиков в канаву, помешал бабам насладиться бронебойной мощью дистрофиков. Бедные бабы! Не теряйте надежду, родненькие! Коль стихнет ветер, то вы насладитесь.

Сие не триллер – это новая 'Одиссея'. Тут вам и Пенелопа (она же Родина-Мать, она же Капитолина Ивановна, расползающаяся су-у-у-ка-а-а). Тут вам и женишки ее бронебойные…

№27. 12.08.09 'Завтра' No: 33

То, что Белковский подтвердит свою приверженность делу Майкла Кентского, было ясно как божий день. Никакой тайны Белковский из этого никогда не делал. Публиковать свой ужасно короткий опус он стал только ради этого. Сие промоутерством называется.