Суть времени. Том 4

метафизику не делают и что эта метафора рискованная. Но я хочу прояснить свою мысль и сказать, что ничего в подобном завышении планки от эстетства или того, что ты хочешь отдать должное своим каким-то заморочкам, нет.

Я так вижу политическую злобу дня. И, поскольку я ее так вижу, я что-то могу. Я могу выигрывать информационные сражения. Я могу строить и развивать организации. Я могу создавать какие-то интеллектуальные продукты.

С первой же передачи «Суть времени» мы говорили только об этом. И сейчас мы подходим к ключевой точке, каковой является метафизика Сверхмодерна, а также ответ на вопрос, так ли нужен этот чертов Сверхмодерн, если у него столь сложная метафизика?

Об этом давайте поговорим в следующем выпуске программы.

Выпуск № 38. 25 октября 2011 года

Итак, метафизика нужна нам не сама по себе, не в качестве изысканного развлечения в башне из слоновой кости. Она нужна нам для восстановления разрушенной смысловой целостности, языка и коммуникаций. Никакой другой логики быть не может.

Не будет метафизики — не будет накаленных смыслов — не будет языка — не будет коммуникаций. Вот не будет, и все.

Может быть, если мы окажемся недостаточно успешны (или удачливы) в том, что касается метафизики, то создание метафизики не обернется возникновением нового политического крупного языка, и тогда мы провалились.

Но, если мы решим эту задачу, мы изменим страну.

А без метафизики мы эту задачу точно не решим.

Меня спросят: «Почему? Разве не может быть чисто светских смыслов, в которых как бы нет метафизики?» и так далее.

Ну, во-первых, всегда есть философия.

Вы хотите сказать, что марксистская философия не содержала в себе метафизики, что она была освобождена от нее и что она прекрасно работала. Что это была светская философия, лишенная всякой метафизичности…

Это не так. Я отнюдь не разделяю все взгляды Эриха Фромма на марксизм. Более того, многое во взглядах Эриха Фромма мне чуждо. Но Фромм — великий исследователь, великий ученый, очень глубокий мыслитель. И к чему-то из того, что он говорит (подчеркиваю — к чему-то), надо прислушаться.

Я не разделяю критику Фроммом советского общества. Я считаю, что Фромм во многом «перебирает» и в вопросе о роли индивидуума в марксизме. Я знаю, что есть другие позиции других исследователей, готов привести эти позиции — опять-таки, уже в других, новых программах. Хотим обсуждать марксизм — давайте обсуждать.

Но сейчас мне хотелось бы зачитать отрывки из работы Эриха Фромма «Концепция человека у Карла Маркса».

«Самым распространенным заблуждением является идея о так называемом „материализме“ Маркса, согласно которой Маркс якобы считал главным мотивом человеческой деятельности стремление к материальной выгоде, к удобствам, к максимальному благосостоянию, „обеспеченности“ своей жизни и жизни своей семьи. Эта идея дополняется утверждением, будто Маркс не проявлял никакого интереса к индивиду и не понимал духовных потребностей человека: будто его идеалом был сытый и хорошо одетый „бездушный“ человек».[11]

Итак, Фромм говорит: «Это глубочайшее заблуждение по поводу Маркса». Между прочим, это заблуждение объединяет как критиков марксизма, так и апологетов марксизма.

«Одновременно, — пишет Фромм, — Марксова критика религии отождествляется с отрицанием всех духовных ценностей (ибо духовность трактуется этими интерпретаторами исключительно как вера в Бога).

Исходя из вышеприведенных представлений, социалистический рай Маркса преподносится нам как общество, в котором миллионы людей подчинены всесильной государственной бюрократии; как общество людей, которые отдали свою свободу в обмен на равенство; это люди, которые удовлетворены в материальном смысле, но утратили свою индивидуальность и превратились в миллионы роботоподобных автоматов, управляемых маленькой, материально более обеспеченной элитой.

Следует отметить сразу, что это расхожее представление о Марксовом „материализме“ совершенно ошибочно. Цель Маркса состояла в духовной эмансипации человека, в освобождении его от уз экономической зависимости, в восстановлении его личностной целостности… Философия Маркса на нерелигиозном языке обозначала новый радикальный шаг вперед по пути пророческого мессианства, нацеленного на полное осуществление <…> той цели, которой руководствовалось все западное общественное мышление со времен Возрождения и Реформации и до середины XIX в.

Это заявление, вероятно, шокирует многих читателей. Но прежде чем перейти к доказательствам, я хочу еще раз подчеркнуть, в чем состоит ирония истории: она состоит в том, что обычное описание Марксовых целей и его представлений о социализме как две капли воды совпадает с описанием современного западного капиталистического общества, где поведение большинства людей мотивировано материальной выгодой, комфортом и установкой на потребление. Рост потребительских аппетитов этого общества безграничен, он сдерживается только чувством безопасности и стремлением избежать риска. Люди достигли здесь той степени конформизма, которая в значительной мере нивелирует индивидуальность. Они превратились, как сказал бы Маркс, в беспомощный „человеческий товар“ на службе у сильных и самостоятельных машин. Фактическая картина капитализма середины XX в. совпадает с той карикатурой на Марксов социализм, каким его изображают его противники».[12]

Итак, целью Маркса было восхождение, препятствием на пути которого был способ производства, осуществляющий что? — Отчуждение.

Дальше Фромм много и интересно пишет об этом. Повторяю, я совершенно не согласен с его критикой сталинского общества, советского общества, и мне есть что по этому поводу сказать. Но я привожу здесь его высказывания по поводу того, что марксизм не был лишен метафизики, и онтологии, и много еще чего. Что именно потому, что он всем этим обладал и имел глубочайшие пророческо-мессианские хилиастические корни, он смог зажечь Россию.

Значит, в основе и этого языка тоже находится метафизика, способная возжечь огонь — источник великого, накаленного смысла, преобразующий человечество, побуждающий его восходить дальше. Нет этого источника — нет ничего. Нет истории.

Нельзя свести Маркса к экономике, убрать из того, что Маркс сделал, исторический и диалектический материализм, нельзя превратить исторический материализм в машинерию интересов. Как говорил Беньямин, один из исследователей марксизма, нельзя изъять теологию и телеологию из Маркса, ибо кукла диалектического и исторического материализма делает безупречные ходы только потому, что ее дергают за ниточки эти высшие смыслы, эта метафизика. И он был абсолютно в этом прав.

Итак, даже с Марксом вопрос о метафизике стоит определенным образом.

С советским коммунизмом, который, конечно, являлся не до конца марксистским, вопрос еще более существен. Этот советский коммунизм абсолютно не был лишен метафизических вибраций. Вопрос заключается в том, что сделали с этими вибрациями? Почему их погасили? И что породило погашение этих метафизических вибраций?

Есть один великий проект, который заявил о том, что он будет продолжать восхождение человечества без метафизики или, точнее, с сугубо светской метафизикой прогресса и гуманизма, лишенной всяких окончательных целей, которые есть в теологии, — это Модерн.

Модерн действительно осуществлял подобное восхождение определенным образом на протяжении одного столетия — девятнадцатого. К концу столетия Модерн выдохся, потому что варварски эксплуатировал созданную до этого культуру, которая, конечно, была христианской. Он оперся на эту культуру, отделив ее от