В конце концов солдат замолчал и так просидел, пока не был обед закончен, а кисель допит.
— Голубчик! — сказал тогда солдату Кремлевский Мечтатель. — У меня к тебе очень важная просьба есть…
Вася, удрученный неполучившимся разговором, мгновенно ожил.
— Помнишь, я тебе про конспирацию рассказывал?
— Так точно!
— Хорошо помнишь?
— Да.
— Хочу тебе поручить одно письмо доставить наверх и отправить его через любой почтовый ящик. Но так, чтобы никто это письмо у тебя не отобрал и прочитать не мог, — говорил старик. — Ясно?
— Так точно! — обрадованно шпарил солдат.
— Что ты будешь делать, если возникнет опасность?
— Съем письмо вместе с конвертом, — ответил солдат.
— Правильно. — Кремлевский Мечтатель улыбнулся, взял с письменной доски запечатанный конверт и передал его солдату.
Солдат спрятал письмо за пазуху шинели. Собрал железные миски, вставил их одна на другую в рамку судка и, все еще радостно улыбаясь, попрощался с Бановым и стариком.
— Ну вот, славный молодой человек растет! — провожая солдата взглядом, проговорил Кремлевский Мечтатель и потер ладонь о ладонь, то ли согреваясь, то ли просто в знак хорошего настроения.
Глава 5
Смерть с детства приучает людей к своему присутствию.
Пылинка. Зима. Паутина, покачивающая под ветерком мертвых мух и живого паука. Кость, валяющаяся на дороге. Высохшие деревья и скошенная трава.
Многообразная, она не преследует человека, а мягко и неслышимо ступая, сопровождает его повсюду, нарочно оставляя свои следы там, где их трудно не увидеть.
Несмышленый, сделавший свои первые шаги малыш останавливается перед выпавшим из гнезда птенцом. Он смотрит на этого уже посиневшего птенца, но еще не видит в нем смерть.
Гордых и сильных смерть начинает сопровождать много позже. Ей нравится, когда гордые и сильные думают о ней, но для этого надо о себе напоминать. И вот умирает любимый пес. Потом любимый конь.
Потом лучший друг, и тогда даже самый гордый и самый смелый задумается о своей смерти.
Но не только смерть повсюду сопровождает человека. Рядом с ней, только всегда чуть-чуть впереди, невидимо и неслышно движется другое прозрачное Нечто, называемое Любовью. Движется, не оставляя видимых следов, растворившись в воздухе и пытаясь вместе с этим воздухом попасть в легкие, а потом и в кровь человека. И тогда человек, вдохнувший Любовь, при смерти лучшего друга думает об умершем друге, а не о возможной собственной смерти. Думает не о себе, а о других умерших, жалея их и продолжая любить. И даже умирая не думает о себе.
Небывалая жара, обрушившаяся на Краснореченск и его окрестности, уже давно высушила траву. Река Красная обмелела, обнажив краснозем своего русла. Не слышно было птичьего пения. Даже ветер был обжигающе сухой.
Но, несмотря на жестокости природы, город жил и работал в полную силу. Город выполнял и перевыполнял планы, днем накаляясь под солнечными лучами, а ночью отдыхая от зноя, охлаждаясь и мечтая о дожде.
Город рос, пуская трубы-корни во все стороны, как могучий дуб.
Город жил и работал, вдыхая и выдыхая время.
Павел Добрынин сидел в своем кабинете и ждал сумерек. Рабочий день давно кончился. Пожалуй, только вооруженная охрана оставалась на спиртозаводе к этому времени — четверо ровесников Добрынина, четверо отставников, немало повидавших и повоевавших на своем веку. Они уже привыкли к свету в окнах кабинета народного контролера. Они привыкли к его постоянному ежевечернему присутствию. Иногда они заходили, вежливо постучав. Пили чай и говорили. Они знали, что Добрынин — такой же, как они: суровый, закаленный и не знающий сомнений человек.
Но в этот вечер они не зашли, и Добрынин был этому рад.
В кабинете он себя чувствовал лучше, чем дома, в квартире, где до сих пор стояла незастеленная кровать Дмитрия Ваплахова. Он иногда и ночевал в кабинете — на этот случай в нижних ящиках книжного шкафа лежали два одеяла. Здесь же, в кабинете, лежал старый вещмешок Добрынина, в котором до сих пор хранились два надкушенных сухаря из далекого довоенного прошлого и револьвер, подаренный товарищем Твериным. И книги свои Добрынин перенес понемногу на завод, и теперь занимали они большую часть книжного шкафа.
Сумерки медленно опустились на Краснореченск, и тогда Добрынин вышел в коридор. Из кладовой уборщицы взял ведро, налил в него воды.
— Вернешься? — окликнул его на проходной один из ВОХРы.
Добрынин остановился, опустил ведро с водой на пол.
— Может, — сказал он, подумав.
Было тихо и нежарко.
Минут через пятнадцать Добрынин подошел к аллее Славы.
Собственно, самой аллеи еще не было — ее только недавно начали разбивать в центре Краснореченска на месте снесенных старых домов.
Пока что здесь стояли четыре метровых березки, образующие квадрат, в середине которого был похоронен Дмитрий Ваплахов. Березки были чахлые, замученные солнцем.
Добрынин полил их, потом присел на корточки у могилы друга.
В городе было тихо, как ночью на сельском кладбище.
Директор спиртозавода Лимонов сказал недавно Добрынину, что здесь поставят красивый большой памятник. Уже одну новую улицу назвали именем Дмитрия Ваплахова. На этой улице пока стояли только два дома.
«Хорошо, что здесь посадили березки, — в который уже раз подумал народный контролер. — Все-таки душою он был русским, очень русским».
Послышались шаги, и Добрынин обернулся.
Увидел женщину с букетом цветов. Лица не разглядел из-за темноты. Она подошла к могиле, поклонилась, постояла пару минут молча, склонив голову. Потом опустила цветы на холмик и ушла.
Добрынин проводил ее взглядом.
«Может быть, это мать спасенного ребенка?» — подумал он.
Посмотрел на цветы.
Снова тишина вечернего города окружала его. И подумал Добрынин: хорошо бы услышать собачий вой и почувствовать, как мороз пробирает кожу, почувствовать не страх, а как бы внезапно вынырнувшее и застывшее перед ним на короткое время прошлое, заполненное теми собаками и людьми, которые уже или умерли, или так же, как он, состарились. «Хотя это еще не старость, — думал Добрынин. — Это еще не старость, это просто усталость от беспрерывного труда».
Он поднялся на ноги, взял пустое ведро и осмотрелся вокруг.
«Куда идти?» — подумал он.
От этой аллеи Славы до их с Дмитрием квартиры было рукой подать — пять минут. И Добрынин нехотя решил пойти домой.
Перед тем как войти в квартиру, он проверил прибитый к двери почтовый ящик. Вытащил оттуда письмо, потом открыл дверь.
В квартире было душновато. Включил свет на кухне, распахнул окно и присел за стол, держа полученное письмо в руках.
«Балабинск-18, Красноармейская, 5, кв. 7, Дмитрию Ваплахову».
Добрынин прочитал несколько раз этот адрес на конверте. Почерк был аккуратный и округлый.
Посмотрел на обратный адрес — и тут же горестно скривились его губы.
Как ждал Дмитрий этого письма, как ждал он хоть маленькой записочки от Тани Селивановой! И вот дошло. Дошло через два месяца после его гибели!
