Я молчу и улыбаюсь. Может, я дура, может, я нарываюсь зря, но и оплату за свои вольности я умею принимать сполна. От боли хочется кричать… подожди, кричать будешь, когда плечо вывихнут окончательно, сейчас еще рано. Еще можно терпеть… немного… еще немного.
— Все! Хватит… — мои губы выдают помимо воли.
Меня отпускают.
— Извиняешься?
— Разве я такое сказала? — Рука болит страшно. Вряд ли я ей в ближайшее время смогу поднять что-либо тяжелее ложки.
— Раз так, то вот мой указ — отныне и до конца Игры тебе запрещено входить в Город! Ни под каким предлогом! В Городе ты вне закона! А теперь выставьте ее за городские ворота!
Полечили, однако. Хорошая профилактика городской скуки. То, что в город теперь мне ворота закрыты — то все фигня, но беспокоит одно — кабак тоже остался в городе. Вот блин, совсем не подумала!
4
У Дока очень вкусный чай. Это не подлизывание, а констатация факта. У меня такой не получается даже дома.
— Надо было тебе с бургомистром ругаться? — вливал в мои уши порцию вялого недовольства Андрей, натирая плечо мазью. От нее приятно холодило, а горячий чай согревал изнутри. — Ты когда- нибудь точно нарвешься так, что потом не встанешь…
— Встану, — вздохнула я обреченно, — а потом еще раз встану. Вот такая у меня дурацкая натура.
— Тебе надо было парнем родиться.
— Надо. Но шутки богов неисповедимы. Вот они меня в эту шмотку и всунули. Им смешно, понимаешь ли!
— А ты не пробовала почувствовать себя женщиной?
— Пробовала… иногда получается. И тогда я себя веду, как последняя блондинка — всего боюсь и не могу сказать ни слова.
— Хотел бы на это посмотреть!
— Лучше не надо. Мне потом самой противно.
— А ты влюбиться не пробовала?
— В кого? Ты представляешь того бедного парня, который позарится на мой характер?
— Ты, между прочим, очень привлекательная женщина. Если не ходишь, как мужичка, и не хамишь на каждом шагу.
Мне на это ответить было нечем. Несмотря на мои мужицкие приколы, натура у меня чувствительная и нежная. Только добраться до нее надо еще уметь.
Так что лучше я чай пить буду и молчать. Не хочу хамить Доку — не заслужил он этого.
— Док! — занавеска распахнулась, и пред нашими глазами предстал утренний капитан команды, тот самый, который просил меня палатку переставить… вежливо.
— Заходи. Знакомьтесь — это Нааль. Это Ника.
— Да мы уже вроде бы знакомы… — подмигнул мне вошедший.
— Только не представлены… были, — ответила я, пытаясь нашарить рукав и всунуть в него травмированную руку.
— Ты ко мне по делу или на чай?
— От чая твоего отказывается только идиот, — заверил Дока Нааль, — а вообще — по делу.
— Тогда я пошла. Спасибо, Док.
— Подожди, это всех касается.
Я села обратно. Интересно послушать полигонные новости. Вдруг что-нибудь интересное узнаю.
— Спасибо, — Нааль отхлебнул из чашки. — Мастера объявили магический катаклизм.
— Чего? — не поняла я.
— Подожди, Ника! — Док положил руку мне на плечо. Хорошо хоть, что на здоровое. — Дальше! — это он уже к Наалю.
— С пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль все должны находиться в своих палатках. Мастера и подмастерья будут отыгрывать фактор магической проекции. То есть будут ходить по полигону и навешивать на палатки ленточки. Тот, кто обнаружит у себя на палатке такую ленточку, тот становится невидимым и должен выполнить мастерское задание для того, чтобы снова войти в команду.
— А если не выполнишь, так невидимкой и будешь шариться до конца игры?
— Нет. Через определенное время становишься зомби, а потом умираешь и уходишь в мертвятник на шесть часов.
— День к черту под хвост, — прокомментировала я. — Дерьмо!
— Как они будут выбирать палатки? — Док был более конструктивен, чем я.
— Не знаю. В правилах написано, что фактор магической проекции может быть наложен на любой указанный мастерами район игрового полигона. А дальше — это уже фантазия мастеров. Может, они возьмут все команды на определенном квадрате или будут выборочно, по одной-две из лагеря. Не знаю.
— Понятно. Рисуемся мышками и тихо сидим по норкам. Хм, интересно, найдут ли мастера мою палатку?
— А где она?
— Ну, как бы вам объяснить? Прямо, потом налево, потом направо, потом еще раз налево…
— Понятно… — засмеялся Док, — она хоть на полигоне?
— Да вроде бы… за обозначенные ориентиры не выходила.
— Пойду я, мне еще надо в город зайти. Пока! — Нааль встал, поблагодарил Дока за чай и вышел из палатки.
~~~
Док методично набивал мою «походную аптечку» разными препаратами и бинтами. Раз я должна оказывать медпомощь, то надо иметь чем.
— Док, — позвала я его, — давай отправь меня за какой-нибудь травой. Неудобно как-то — ты мне собрал аптечку, а я тебе ни травинки не принесла.
— Сиди уж… — Док даже не оглянулся, — с твоей-то рукой.
— А что с рукой? У меня вторая есть… пока. Да и в северной части полигона я еще не была…
— Ты еще там не успела нарваться?
— Да ладно, я же не специально… само как-то получилось.
Док промолчал, продолжая набивать сумку всякими таблетками и пузырьками. Мне стало стыдно. Вроде бы он и не ругал меня, а чувствовала я себя как выдранный щенок. Он мне дал задание, а я его подвела. Спина бы не сломалась, если бы я поклонилась бургомистру, как того требовали стандартные правила поведения. Чернь должна кланяться. И чем ниже — тем лучше. Давно я не отыгрывала никого, кроме наемницы. А наемническая братва — это отдельная песня. Они не кланяются никому, кроме тех, кого искренне уважают. Даже королям и нанимателям. В Киеве как-то не принято кланяться. Да и короли у нас все — друзья и знакомые, не говоря уж о мастерах, с которыми не один литр водки выпит. Привыкла, что все на Игре равные. Нет, не равные — разные. И если хочешь поклонов — то добейся того, чтобы тебя уважали, а не по статусу. Да еще игровому. Может, я где-то и не права — приехала в чужой монастырь, меряю его по своим уставам. Вполне возможно, что бургомистр на самом деле очень уважаемая дама в игровом уральском движении, а я приехала — звать никак и роль низовая, и давай права качать. С их стороны оно и понятно — надо было меня на место поставить. Так что никаких обид! И они правы на все сто, и я со своей колокольни мордой об землю по собственному желанию проехала.
— Док, — снова позвала я, — я больше так не буду. А?
