— А я представляю, — пробормотала Эвайн, не глядя на него, — что это значит — быть привязанным к телу, которое на самом деле мертво и разлагается. (Скорбь Гвинедда.)
Не всегда причина привязывания души такая, как в случае с Брионом. Известен другой пример, когда Камбер и Йорам находят мертвого Алистера Каллена в руках Ариэллы через час после его смерти. Но всегда привязывание души — это результат коварства. Холод прошил Камбера, когда он преклоняет колени у поверженного Алистера и кладет свои руки на лоб умершего.
— Будь проклят тот, кто это сделал! — воскликнул Камбер, чувствуя, что Алистер не мертв. Тело его было сражено смертью, но какая-то часть его существа оставалась, разлученная с телом так, что воссоединение было невозможным, и все же удерживаемая по чьему-то злобному умыслу. Не могло быть возврата этой части его существа в тело в этой жизни, потому что узы, связывающие их, были прерваны, нарушена серебряная нить, соединяющая их. Тело уже становилось безжизненным, и вместе с теплом жизни из него уходила память. (Святой Камбер.)
В данном случае у нас не остается впечатления, что Каллен продолжает страдать (как это было с Брионом). Мы не видим желания освободить его, как это было у Моргана и Дункана у гроба Бриона. Сильно обеспокоенной тем, что он обнаружил здесь, Камбер тем не менее не торопится. Он основательно обдумывает причины смерти Ариэллы, хочет заручиться поддержкой сына в том, что он решил сделать, раздумывает, как лучше принять на себя память Каллена, чтобы в дальнейшем объединить два сознания, прежде чем полностью освободить Каллена.
Он тщательно просмотрел своим внутренним зрением, что еще удерживало Алистера. Он ощутил их, эти тонкие нити, ослабил и освободил их силой своей любви, как до этого он высвободил другие — следы скрытой борьбы, которая, как заметил Йорам, не всегда убивает сразу. Казалось, сам воздух вокруг просветлел, когда последнее заклинание было нейтрализовано. Затем он обратился с прощальными словами к Каллену, своему бывшему партнеру и противнику, другу и брату. Когда он открыл глаза, Йорам стоял около него:
— Он…
— Он покоится в мире теперь, — мягко сказал Камбер. (Святой Камбер.)
Неумолимой судьбой положение Каллена было связано с Ариэллой. Она тоже умерла не без использования силы дерини. “Мы, дерини, никогда не умираем просто”, — говорит отцу Йорам. И Каллен и Ариэлла боролись насмерть — и Ариэлла победила.
Ранее мы видели, что сделал Каллен: он вложил всю свою оставшуюся силу в меч и с последней отчаянной молитвой пронзил им Ариэллу. Неизвестно, как это ему удалось и как долго он сам оставался в сознании. Мы видим конечный результат этой борьбы в описании Камбера, сделанного почти сразу после смерти Ариэллы.
Ариэлла лежала, тяжело упав поперек дерева, пронзенная мечом. Не веря своим глазам, Камбер опустился рядом с ней на колени и добавил света. Он увидел, что это был михайлинский меч Каллена с выгравированными на лезвии священными знаками. Он перекрестился. Это было нелишне, учитывая, что здесь произошло. Затем он внимательно осмотрел женщину. Вначале он подумал, что она просто старалась избежать удара мечом — ее мертвые пальцы были у самого стального лезвия, и было понятно, что она даже боролась перед смертью. Но затем он ближе рассмотрел ее руки и, увидев, что они лежали не на мече, неожиданно догадался, что она хотела сделать. Теперь уже мертвые руки все еще были сложены на груди в виде чаши, а застывшие пальцы были изогнуты так, как требует одно из почти невозможных, легендарных заклинаний…
Он глубоко вдохнул и легко пробежал руками над поверхностью ее тела, не касаясь его. стараясь прочувствовать его. Затем он вздохнул. Ничто не удерживало жизни в этом разрушенном теле. Заклинание, поддерживающее жизнь, в которое она вложила всю свою оставшуюся силу, не подействовало. Сила и жизнь ушли из тела. Ариэлла, в отличие от Каллена, была действительно мертва. (Святой Камбер.)
Ариэлла была в конце концов убита заговоренным мечом Алистера Каллена, который он бросил со всей своей энергией перед смертью. Это, по-видимому, был какой-то особый заговор, известный только михайлинцам, потому что несколькими годами позже такой же использует Джебедия. Но, впрочем; Камбер знает; как лишить его силы. Обернув руку несколько раз концом своей одежды, Камбер вынимает меч из тела Ариэллы.
Меч задрожал, когда он коснулся его, несмотря на несколько слоев шерстяной ткани, между рукой и. рукояткой оружия, и. издал глубокий монотонный звук, когда Камбер вытаскивал его. Он тихо произнес фразу, отгоняющую все страхи, и прикоснулся губами к его священному лезвию. И сразу же он стал обычным мечом. (Святой Камбер.)
Много лет спустя во время своей последней битвы Камбер и Джебедия использовали заговоренные мечи. Удвоив силу последнего заклинания настоящего Алистера, Камбер-Алистер сконцентрировал всю оставшуюся энергию в мече, вонзил его левой рукой в противника, мгновенно убив его, то есть одновременно нанеся физическое ранение и поразив его магической силой. Джебедия, наоборот, использовал другой прием. Он не вонзил меч в тело врага, а направил сгусток энергии вдоль лезвия меча. Казалось, что вся поляна вспыхнула светом. Когда Камбер пришел в себя, Джебедия лежал на снегу, “его окровавленная рука сжимала странно светящийся меч”. (Камбер-еретик.) Когда к Камберу вернулась способность анализировать случившееся, он почувствовал “остаток действия черной магии” и неожиданно догадался, откуда она исходила.
Когда он подобрался к едва двигающемуся Джебедия, он увидел меч, лежащий около великого учителя в подтаявшем снегу, и он знал, что, если дотронуться до меча, он будет теплым.
— Господь с тобой, что ты сделал? — прошептал он. Джебедия глубоко вдохнул, собрался с силами и посмотрел на Камбера, скупо улыбнувшись.
— Не говори, что удалось применить магический прием, о котором ты знаешь, — пробормотал он. — Боюсь, он был слишком серый по краям, но в противном случае твой друг заполучил бы тебя.
— Что такое “слишком серый”? Что ты сделал?
— Небольшое изменение энергии. Не обращай внимания. (Камбер-еретик.)
“Небольшое изменение энергии” — так называет это Джебедия. Но он чувствует, что именно это изменение энергии могло вызвать моральные сомнения Камбера. А может быть, он думает об Алистере в момент, когда жизнь уходит от него и он умирает на руках человека, так похожего на его старого друга Алистера, которого действительно могло бы оскорбить использование приема, который Камбер, возможно, назовет просто “подходящей” магией. О чем он конкретно думал, мы никогда не узнаем.
Мы уже упоминали так называемое запретное заклинание, которое многие считали просто легендой. Это заклинание, которое приостанавливает жизнь и удерживает ее в теле. Мы уже размышляли о том, как этим злоупотребляли.
Мысль об этом заклинании преследовала Камбера с тех пор, как он увидел доказательства тога, что Ариэлла пыталась осуществить его в день “его” (Алистера) смерти. Мы знаем, что он продолжал тщательные поиски формулы заклинания и в последующие годы, просматривал записи в древних книгах, собранных в Грекоте. И к тому моменту, когда Рис лежал умирающим в его руках, он нашел ее. Конечно, желание использовать заклинание было для него сильным искушением.
На минуту ярко вспыхнула надежда. Он знал — по крайней мере теоретически. — почему у Ариэллы не получилось заклинание. Он знал это так же наверняка, как и то, что состояние Риса сейчас было безнадежно. Он был уверен, что если бы Рис был в сознании, он мог передать ему как Целителю формулу заклинания и помочь осуществить ее. Действие заклинания даже не зависело от умения Целителя. А позже он бы позаботился о том, как вывести Риса из состояния стаза. Но и это он знал только теоретически. Вели бы рядом был другой Целитель, он бы наверняка справился. Но Рис был без сознания. Кроме того, даже будучи в сознании, он мог бы и не согласиться на такую отчаянную меру. Это был вопрос этики. Имел ли Камбер право решить это даже за такого близкого ему человека, как Рис? Осмелился бы он быть совестью другого? Он уже почти решился попробовать. На самом деле нужно было преодолеть нечто большее, чем просто состояние стаза, в которое надо погрузить тело, чтобы избежать разложения; это немного большее означало связать душу и тело.
Но пока он спорил с самим собой и мучился, и даже сделал предварительную пробу, чтобы
