розовощеком лице мелькнуло выражение тревоги, но тут же исчезло, как только король свободной рукой коснулся его лба.
— Спасибо, архиепископ, я постараюсь сделать все быстро, — промолвил король, опускаясь на колени у ног Хьюберта, на всякий случай, если сюда вздумает войти отец Сикст. Он взял руки Хьюберта в свои, затем низко склонил голову.
Теперь можно было проникнуть в сознание Хьюберта в поисках воспоминаний, относящихся к брату… и Джаван едва удержался от изумленного возгласа, когда весь этот отвратительный замысел предстал перед ним во всей своей полноте. Авторами его были, разумеется, Полин с Альбертом, но Хьюберт поддерживал их изо всех сил.
Итак, именно они приказали переодетым
И основным смыслом заговора было отнюдь не погубить честное имя Анселя или еще больше разжечь ненависть к Дерини, хотя это было приятным побочным эффектом. Нет, подлинной целью заговорщиков было устроить женитьбу Райса-Майкла с Микаэлой Драммонд. Судя по всему, бывшие регенты действительно намеревались получить юного наследника, которого могли бы контролировать целиком и полностью, если уж это не удается им с Джаваном и Райсом-Майклом. Это был далеко идущий план, но что им еще оставалось делать, если они не желали ввергнуть королевство в гражданскую войну?
А наивный Райс-Майкл во всем поддался им. Сейчас принц живой и здоровый уже несколько недель пребывал в Кулди, восстанавливая силы, и совершенно не подозревал, что ни одно из его посланий не достигло Ремута, чтобы сообщить королю о том, что брат его находится в безопасности. Возможно, порой он и удивлялся, почему в ответ не получил ни единого слова, однако слишком сильно опасался, что король в своем послании незамедлительно велит ему возвращаться ко двору и оставить Микаэлу, поэтому в конечном итоге Райс-Майкл даже радовался молчанию брата.
Тем более теперь начались снегопады, путешествовать по стране становилось все труднее. И теперь Райсу-Майклу еще проще стало выбросить из головы неприятные мысли и всей душой отдаться предмету своей страсти, в чем его с радостью поддерживал заботливый хозяин Кулди. «Околдован», — именно так писал Альберт о юном принце в своем последнем письме. И он отнюдь не имел в виду магию.
Джаван был потрясен. Разумеется, прежде всего пришла радость от того, что брат оказался в безопасности, но тут же сердце его упало, ибо хотя теперь он и знал всю правду, но ничего не мог с этим поделать, даже если бы и сумел успеть вовремя предотвратить женитьбу… хотя церемония давно могла уже состояться. Итак, налицо было самое отвратительно предательство, и он никоим образом не мог этому помешать. Когда заговорщики решат наконец, что Райсу-Майклу пора объявиться на свет, Манфред с триумфом вернется ко двору и привезет с собой спасенного принца, женатого отныне на своей возлюбленной, которая вернула его к жизни после тяжких испытаний… От такой трогательной истории у любого разорвется сердце. Если Джаван и после этого вздумает протестовать, то будет выглядеть сущим людоедом.
Внезапно снаружи послышались шаги, и Джаван испугался, что это возвращается отец Сикст. Испуганный, король поспешил принять покаянную позу, одновременно торопясь стереть в сознании Хьюберта все воспоминания о происшедшем и поместить в его память совсем иные мысли, — о недолгом разговоре у огня и смущенной исповеди короля о неких «нечистых помыслах» в отношении прелестных юных дам при дворе. Это было лучшее, что он успел придумать за столь короткий срок.
В особенности Хьюберт должен был запомнить, что они говорили о Джулиане Хортнесской, дочери Рана.
Джаван надеялся, что имя это внушит Хьюберту определенные надежды, возможно даже, что советники решатся подождать предпринимать какие-то меры, задавшись целью сперва женить своего короля. Сама мысль эта была Джавану отвратительна, ибо последнее, на что он бы согласился — это соединить свою судьбу с дочерью ненавистного Рана. Однако в такой исповеди не было особого вреда, а определенную пользу это могло ему принести.
Он надеялся также успеть поместить в сознание архиепископа более сложные рычаги контроля на будущее, чтобы в другой раз не пришлось дожидаться физического контакта и иметь возможность проникнуть в его сознание, однако шаги приближались слишком быстро, и времени совсем не оставалось… Неужели это и впрямь отец Сикст?
В тот самый миг, когда открылась дверь, он покинул сознание Хьюберта с приказом завершить обряд исповеди и склонил голову над стиснутыми руками, покуда архиепископ произносил положенные слова молитвы.
К своему ужасу, подняв глаза, Джаван увидел перед собой не отца Сикста, а Полина, который решительным шагом ворвался в комнату, и был, судя по всему, столь же удивлен видеть короля, как и тот — его.
— Прошу простить меня, сир, ваша милость, — пробормотал он. — Я и не подозревал…
— Ничего, ничего, — заверил его Хьюберт, подавая Джавану руку, чтобы помочь ему подняться. — Мы с его величеством как раз закончили. Сир, позволяю вам прочитать положенные молитвы в королевской часовне. И по пути туда можете поразмыслить о своих грехах. Однако прегрешение сие не столь уж велико, и легко может перейти в добродетель. Помните об этом.
— Всенепременно, ваша милость, — отозвался Джаван, поклонился архиепископу, а затем Полину.
— До свидания, верховный настоятель, — и он поспешил прочь из покоев архиепископа, охваченный запоздалой нервной дрожью. Гискард с Карланом молча последовали за ним, и король обратился к своим спутникам лишь когда они покинули архиепископский дворец.
— Полин появился в самом конце, совершенно некстати, — сообщил он им шепотом, садясь в седло.
— Думаю, он ничего не заподозрил, но я едва не попался. Остальное расскажу, когда вернемся в замок. А затем, думаю, нам стоит навестить твоего отца, Гискард.
Полин, однако был весьма встревожен.
— Чего он хотел? — спросил он, садясь в кресло напротив Хьюберта.
— Отпущения грехов, — невозмутимо отозвался архиепископ, но губы его изогнулись в улыбке. — Похоже, не только брат короля внезапно воспылал интересом к прекрасному полу.
— Джаван? — в изумлении пробормотал Полин.
— Да, вот она вам, хваленая дисциплина
— Не могу даже представить, — отозвался Полин, заинтригованный, и все же во власти сомнений.
— А удивит ли вас имя Джулианы Хортнесской? — промолвил Хьюберт. — Он говорил и о других, однако, похоже, именно темноглазая дочь Рана смущает его сильнее прочих.
— Да, могу в это поверить… поразительное создание. Однако что касается Джавана, то не знаю, терзает ли его и впрямь зов плоти, или же тут замешаны и политические мотивы. — Он пристально взглянул на Хьюберта. — Вы уверены, что он был искренен с вами? Не мог ли он придумать все это нарочно, чтобы посмотреть, как вы отреагируете?
— Вы хотите сказать, что он мог бы ложно исповедоваться и осквернить Святые Дары? — Хьюберт был возмущен. — Только не Джаван. Возможно, он и отрекся от своих обетов, но такого я не могу себе вообразить. Нет, перед нами просто обычный здоровый юноша, который лишь открывает в своей душе неизведанные страсти. Так он становится настоящим королем. Я возлагаю на него большие надежды, Полин.
В ту же самую ночь в Кулди, после того как его снисходительный хозяин заверил, что никто не осмелится их побеспокоить, другой обычный здоровый юноша раскинулся на меховых покрывалах, разбросанных на полу перед теплым огнем. На плече его лежала, уютно устроившись, девичья головка.
