Год короля Джавана

котором они подозревали Димитрия, исчез из столицы… что косвенно подтверждало его вину в недавних событиях, — однако Джаван не осмелился расспрашивать о нем. Он мог лишь радоваться отсутствию Дерини при дворе и надеяться, что ни он, ни Гискард не выдали себя в его присутствии.

Сэр Гэвин был похоронен со всеми почестями, ибо геройски погиб на королевской службе, и тело его упокоилось в склепе Ремутского собора. Самоубийцы Болдуин и Невел были похоронены на пустыре за рекой, рядом с отцом Фаэланом. Рану позволили придать земле Ситрика на кладбище при церкви святой Хилари, и он неохотно позволил матери и сестре покойного присоединиться к семье Урсина, когда Джаван отошлет их на север к Ревану.

Ориэль старался никому не показываться на глаза, почти не выходил из своей комнаты, и понемногу страсти улеглись. Теперь Джаван не мог в открытую прибегать к услугам Дерини для наведения чар истины, но, по крайней мере, у него оставался свой Целитель, и когда однажды в апреле Урсина обнаружили мертвым после очередного тестирования мерашей, Джаван, отправившись взглянуть на тело, взял с собой Ориэля.

— Никаких следов насильственной смерти нет, сир, — заявил придворный лекарь, которого позвали, когда Урсин не встал к завтраку. — Даю слово, что вчера ночью, когда я его покинул, он был в полном порядке. Конечно, после мераши он чувствовал себя скверно, но ведь я даже не дал ему положенной второй дозы. Раз уж ваше величество вознамерились отправить его к Custodes, то мы сочли, что в подобной предосторожности больше нет нужды. Может быть, во сне с ним случился сердечный приступ. Все-таки жизнь у него была очень нелегкая последние годы.

Лекарь говорил чистую правду, Джаван с Ориэлем оба знали это. Однако когда дверь за ним закрылась, король приказал Целителю повнимательнее осмотреть тело. С ними оставался Карлан, а Гискард с сэром Сорлем допрашивали стражников, дежуривших здесь ночью. На теле и впрямь не нашлось никаких иных отметин, кроме следов укола на руке, где Урсину вводили мерашу. Однако когда Ориэль попытался прочесть воспоминания умершего, то в ужасе отпрянул.

— Боже правый, — прошептал он, в изумлении схватившись за голову.

— Что такое? — воскликнул Джаван.

Ориэль тряхнул головой, показывая, чтобы ему не мешали, покуда он не закончит, и вновь склонился над мертвецом, прижимая дрожащие пальцы к холодному лбу, затем вновь отпрянул и покачал головой, протягивая Джавану руку.

…Уверенные шаги в ночи. Урсин, с трудом пробуждающийся от наркотического забытья, три тени, нависшие над ним, двое удерживают его, тогда как третий прижимает к лицу подушку…

Он пытается отбиться, понимая, что эти люди желают его смерти, пытается дышать, тело конвульсивно дергается, силы уходят из него… А затем, когда несчастный уже почти лишается чувств, подушку внезапно отнимают ото рта. Челюсти насильно разжимают, и в горло вливают какую-то обжигающую жидкость, от которой немеет язык и паралич распространяется по всему телу и захватывает мозг…

Содрогаясь от ужаса, Джаван прервал контакт. Ориэль уже разомкнул мертвецу рот и заглянул в горло, ощутив следы смертельной дозы мераши.

— Но кто мог сделать такое? — шепотом спросил Джаван у Гискарда, когда труп наконец унесли, и Ориэля отправили в свои покои под надзором стражников. — И зачем? Он ведь больше ни для кого не представлял угрозы. А если Custodes хотели убить его, им достаточно было потерпеть пару недель, пока его не отправят в Рамос.

О том, что обнаружил Ориэль, он не сказал никому, кроме самых близких людей, ибо любые утверждения Целителя сейчас были бы поставлены под сомнение и вызвали лишние подозрения по отношению к самому Дерини. Кроме того, Гискард, допрашивая стражников, убедился, что лишь Дерини мог проникнуть в комнату Урсина через все кордоны охраны. Ему удалось использовать при расспросах лишь чары истины, однако все эти люди были совершенно непреклонны, — и говорили чистую правду, так, как они ее помнили, — что не видели никого посторонних этой ночью.

— Похоже, Димитрий вернулся, — объявил Гискард. — Но мы даже не осмелимся спросить о нем Полина, дабы не вызвать подозрений. Ведь мы никоим образом не могли узнать о его существовании…

Рыцарь Дерини постарался в следующие дни осмотреть всех попадавшихся ему на пути Custodes, стараясь заметить их врага. Однако узнав, что несколько монахов уехали из Ремута в то самое утро, когда скончался Урсин, он понял, что поиски не приведут ни к чему. Конечно, все происшедшее лишь усилило их подозрения, однако они по-прежнему не могли ничего доказать и не смели задавать вопросов.

Урсин был похоронен при церкви святой Хилари, рядом с Ситриком, и архиепископ Хьюберт был настолько огорчен его смертью, что даже позволил вдове присутствовать на похоронах… хотя ей и не разрешили взять с собой сына-Дерини. Больше на церемонии не было никого, кроме стражников Custodes, охранявших Урсина в ночь смерти, и придворного лекаря, который посетил его накануне. Полин сам снизошел до того, чтобы прочесть отходную молитву, и даже высказал сожаление, что Урсин так и не смог предаться монашеской жизни, дабы искупить свои грехи, и теперь душа его не найдет упокоения ввиду безвременной кончины.

Джаван вместе с братом, Карланом и Гискардом во время мессы также присутствовал в базилике, стараясь с помощью чар истины определить ложь в словах Полина. Король почти сумел убедить себя, что верховный настоятель не имел отношения к гибели Урсина, но так и не смог себя заставить принять из его рук Святое Причастие. Точно также не стали причащаться и остальные. Он мог бы приказать им, дабы не обострять отношений с Полином, но решил, что не станет этого делать. После обеда состоялось очередное заседание совета, которое Джаван с трудом высидел до конца. Хьюберт словно нарочно задался целью раздражать его, и Альберт следовал во всем его примеру. По счастью, не было хотя бы Полина.

И все же после смерти Урсина казалось, советники перестали воспринимать в штыки все предложения короля. Возможно, все же им не по душе была необходимость отослать в монастырь бывшего Дерини. Однако теперь у них не было никаких возражений по поводу того, как поступить с семьями Урсина и Ситрика, поскольку в заложниках больше не было нужды. И даже Хьюберт перестал возражать относительно Ревана, так что у короля зародилась надежда, что он сумел преодолеть основное сопротивление своих советников.

Весна пришла зиме на смену, и он отослал на север сэра Бертранда де Билля, дабы тот узнал, как обстоят дела у мастера Ревана, тогда как совет в Ремуте продолжал заниматься донесениями королевских посланцев, поступавшими со всех концов королевства, по мере того как открывались от снега дороги и перевалы. Через Этьена де Курси Джаван старался сообщать Джорему обо всем, что происходит в столице, и попросил Дерини разработать план, как принять у Ревана трех женщин и мальчика, которые вскоре должны были отправиться на север.

Сэр Бертранд вернулся в конце апреля и принес весть, что мастер Реван вернулся на реку Эйриал и там вновь проводит крещение для очищения Дерини. Он рассказал пророку о планах короля, и один из его помощников лично подвергся омовению в ледяной воде, дабы очиститься от деринийской скверны. После этого Реван благословил их… «Не именем своим, а именем Господа Сил», как заверил их Реван, и Бертранд после этого обряда подцепил жестокий насморк. И все же королевские рыцари вернулись совершенно уверенные в том, что Реван подлинный чудотворец и творит дела свои во благо Господа, и именно так и сообщили совету сразу по прибытии в Ремут.

— Конечно, я не стал бы утверждать, будто мастер Реван святой, — заявил Бертранд, сморкаясь в промокший платок. — Однако несомненно гораздо лучше стараться очистить тех, кто был осквернен, общаясь с Дерини, а также очищать самих Дерини от всякого зла, нежели подвергать их всех жестоким казням. Гораздо благотворнее давать этим несчастным шанс искупить свои грехи, и если милосердием и состраданием можно достичь тех же целей, что и жестокостью, то разве не лучше нам во всем следовать примеру нашего Господа?

Эти аргументы Джаван сам вложил в сознание Бертранда, прежде чем отправить его на север, однако теперь молодой рыцарь поверил в это со всей искренней страстью, ибо лично испытал очищение в руках Ревана, и, как ни странно, совет выслушал его донесение весьма благосклонно.

Возможно, даже слишком. Конечно, никто из них не лгал в открытую, и все же Джаван ощущал скрытую напряженность, источника которой не мог установить. Он знал, что Полин собирается испытать