«Аминь,» — прошептал Келсон.
Он не смел еще раз взглянуть в глаза Джудаелю. На глаза ему навернулись непрошеные слезы, он встал, отвернулся и, задержавшись лишь для того, чтобы забрать из рук молчаливого Моргана свой меч, вышел во двор, где стоял ожидавший его приказов палач.
Прежде чем выйти на солнечный свет, он снова положил меч на сгиб руки, как если бы это был скипетр, придал лицу важное выражение и, встав перед своими офицерами, подозвал палача. Это был тот же палач, который шесть месяцев назад казнил Лльювелла Меарского, державший свой широкий, в полторы ладони, меч так легко, как будто это была рапира. Заметив сигнал Келсона, палач немедленно подошел и опустился на одно колено, положив свои крупные руки на рукоятку меча.
«Государь?»
«Он скоро выйдет,» — тихо сказал Келсон. — «Сделай, как он захочет. Он не связан, и я не думаю, что он будет просить, чтобы ему завязали глаза. Это помешает тебе?»
«Нет, государь.»
«Хорошо. Отнесись к нему как можно уважительнее и помни, что он принц. Я не хочу, чтобы он страдал.»
«Государь, я постараюсь сделать все быстро.»
«Спасибо. Хотел бы я, чтобы мне больше никогда не понадобились бы твои услуги.»
«Я хочу того же, государь.»
«Я знаю. Иди. Он скоро выйдет.»
Палач не ответил, только кивнул в знак того, что понял, и поднявшись, вернулся к плахе, булыжник вокруг которой был устлан соломой. От внезапного прикосновения Моргана Келсон вздрогнул и мысленно обрадовался тому, что герцог-Дерини не стал ничего говорить.
В то же мгновение в дверях часовни появилась опиравшаяся на руку Дугала Кайтрина в сопровождении Дункана. Следом за ними, склонив головы в молитве, показались Джудаель и Кардиель. Джудаель жадно ловил каждое слово, произносимое Кардиелем.
Они остановились на мгновение, чтобы Кардиель мог в последний раз перекрестить приговоренного. После этого Джудаель медленно направился к центру двора. Палач опустился перед ним на колени, прося благословения, и Джудаель спокойно благословил его. Настал черед Джудаеля опуститься на колени, повернувшись спиной к слегка прикрытому соломой мечу… и к Келсону.
Еще несколько мгновений, пока палач спокойно доставал блестящий клинок из-под соломы и занимал позицию за спиной Джудаеля, ожидая сигнала, тот стоял, склонившись в молитве и прижав руки к губам. Потом Джудаель, все еще шепча молитву, поднял голову и опустил руки — и в то же мгновение сверкнул меч.
Даже Морган поморщился, когда раздался глухой стук меча, но удар, как и обещал палач, был точен и разрубил шею Джудаеля как сноп пшеницы. Из разрубленной шеи фонтаном хлынула кровь, пропитывавшая солому как губку, тело медленно упало, и когда Кардиель подошел к телу, чтобы прочесть последнюю молитву по отлетевшей душе, Келсон передал свой меч Моргану и, снимая свою шелковую мантию, тоже подошел к телу, чтобы накрыть его своей мантией. Когда Келсон вернулся, Морган заметил на его руке кровь и поначалу подумал, что это кровь Джудаеля, но, заметив следы крови на мече, понял, что это кровь Келсона.
«Государь, вы порезались,» — тихо сказал он, держа меч одной рукой, а другой беря Келсона за руку.
«Неважно,» — пробормотал Келсон, позволяя Моргану отвести его в сторонку, чтобы осмотреть руку. — «Аларик, я мог спасти его, но он не захотел. Я предложил ему жизнь. Он вместо этого выбрал смерть.»
Моргану не составило труда проникнуть в разум Келсона, с которым он был теперь связан кровными узами, и, уловив слабый след того, что произошло между ним и Джудаелем, понять, что Келсону нужно очистить свою душу.
«Государь, мне залечить вашу руку?» — еле слышно прошептал он. — «Или Вы хотите, чтобы порез остался?»
Келсон шумно сглотнул и склонил голову.
«Пусть пока останется,» — тихо сказал он. — «Пусть на моих руках действительно будет кровь. Я пролил ее немало за те неполных четыре года, в течение которых я правлю своей страной.»
«В будущем вам придется пролить еще больше,» — сказал Морган. — «Молите Бога, чтобы это, как и прежде, происходило исключительно во имя справедливости и чести. Келсон, все мы должны делать то, что должны.»
«Да,» — Келсон тяжело вздохнул. — «Мы должны делать то, что должны. Но есть дела, которые мне никогда не будут нравиться.»
«Это так. Но они и не должны нравиться Вам.»
Еще раз вздохнув, Келсон обтер клинок о свой сапог — на темно-красном кровь будет незаметна — и убрал его в ножны. Он решил оставить кровь на руке, но все-таки загнул палец, скрывая ранку.
«Что теперь?» — пробормотал он. — «Сомневаюсь, но, может быть, у меня есть немного времени?»
«Боюсь, что у Вас есть всего лишь несколько минут. Вы хотите остаться в часовне один?»
«Нет, я найду себе местечко. Подержите это за меня, хорошо?» — спросил он, передавая Моргану меарскую. — «У меня болит голова от нее. И постарайтесь организовать совещание где-то через час. Думаю, что лучше всего в главном зале. Попросите, чтобы все вновь присягнувшие меарские командиры, тоже были там. Нам надо решить очень много проблем, прежде чем мы сможем хотя бы подумать о том, чтобы отправиться домой.»
«Да, мой принц.»
Морган, держа в руках меарскую корону, наблюдал как Келсон повернулся и пошел к лошадям, пытаясь найти хотя бы подобие уединения в переполненом дворе. Увидев, как Келсон спрятал лицо в белоснежной гриве коня, Морган понял, что голова Келсона болела вовсе не от веса меарской короны. Вес короны был гораздо большим, чем физический вес украшенного драгоценными камнями обруча, который Келсон так небрежно отдал ему на хранение. В этом весе были и пролитая кровь, и отнятые жизни, и одиночество.
Морган знал, что самым плохим из этого было одиночество. Одиночество было одна из самых плохих частей, Морган знал. Если бы Сидана осталась жива, то от одиночества удалось бы избавиться, по меньшей мере, частично — тут, как и раньше, Морган заставил себя перестать думать о том, «что было бы, если». Сиданы не было в живых; и именно ее смерть потребовала этой кампании в Меаре, которая дала шанс торентскому заговору, который мог осуществиться только в отсутствие Келсона.
Теперь, когда члены меарской королевской династии были похоронены и была установлена новая система правления, пришло время возвращаться в Ремут, снова заниматься торентской проблемой, снова жалеть о гибели Джудаеля и многих других, и, рано или поздно, найти новую невесту. Может быть, эту юную монашку, Ротану. Риченда сказала ему, что их обоих, похоже, тянет друг к другу даже после столь короткой встречи в Талакаре. Вне зависимости от того, что по этому поводу думает Келсон, жена — подходящая жена — ему не помешает.
А пока Келсону надо было побыть несколько минут одному, чтобы примирить свою совесть со своим разумом и найти силы, чтобы продолжать нести свои обязанности. В конце концов, ему всего лишь семнадцать — почти мальчишка, несмотря на то, что жизнь уже успела потрепать его. Но ведь никто и не говорил, что быть королем легко. Быть хорошим королем, конечно, нелегко, а уж великим королем, каким, как был убежден Морган, может стать Келсон — еще труднее.
Морган заметил, как Келсон решительно поднял голову и расправил плечи, обводя взглядом двор. А Морган, поприветствовав нескольких младших офицеров Келсона, приступал к выполнению распоряжений короля, будучи уверен, что его правитель выдержит это испытание его духа не хуже, чем все предыдущие. Морган гордился тем, что служил отцу Келсона, и был горд, что ему выпала честь служить королю Келсону Гвинеддскому.
На этом заканчивается Вторая Книга Хроник Короля Келсона.
Книга III, Поиски Святого Камбера, расскажет о поисках, которые вел Келсон для того, чтобы исполнить свою мечту о восстановлении Святого Камбера на подобающем ему месте святого, покровительствующего магии Дерини, и Защитника Человечества.
Note1
