Милость Келсона

Кэтрин Куртц «Милость Келсона»

Пролог И король поступит по его воле.[1]

— А я говорю вам, он ни за что не передумает, — сказал Совету Дерини епископ Арилан, хлопая обеими ладонями по инкрустированному столу слоновой кости, дабы подчеркнуть свои слова, в то время как его взгляд пробежался по троим мужчинам и трем женщинам, сидевшим вместе с ним в сводчатой палате, где проходило заседание Совета. — Он не только не передумает — он не желает даже обсуждать это…

— Но он должен обсудить! — Ларан ап Пардис, казавшийся очень старым и очень хрупким в своей черной мантии ученого, был явно испуган. — Ни один из королей династии Халдейнов никогда не делал ничего подобного. Уверен, вы предупредили его, что может случиться.

В бледном сиреневом свете, сочившемся сквозь большой восьмиугольный купол комнаты, Арилан казался усталым; он откинулся на высокую спинку своего кресла и глубоко вздохнул, мысленно молясь о том, чтобы сохранить терпение.

— Я предупреждал… и не однажды.

— И? — вопросительно произнесла женщина, сидевшая слева от него.

— И если я буду слишком настойчивым, он может вообще утратить доверие ко мне. — Епископ повернул голову и осторожно глянул на женщину. — Вы можете усомниться, Кайри, но дело идет именно к тому. Видит бог, он определенно не доверяет нам как группе.

Под группой подразумевался, само собой, Совет Камбера, или, иначе говоря, Совет Дерини; предметом же обсуждения был семнадцатилетний король Гвиннеда, Келсон Синхил Райс Энтони Халдейн, уже более трех лет занимавший трон после убийства его отца.

Эти три года вовсе не были легкими ни для Совета, ни для короля, ни для королевства. Любой столь юный король почувствовал бы неуверенность рядом с этими людьми, задачей которых было помогать ему советами, — ведь несмотря на то, что за пределами этой комнаты лишь очень немногие вообще знали о существовании данной группы, Совет Камбера считал себя ответственным за судьбу Дома Халдейнов. Но Келсону, в отличие от большинства монархов, до него занимавших этот трон, достался в наследство слишком большой магический дар — через могучую кровь Дерини, его матери, королевы Джеханы, — она и сама не подозревала о собственной силе, пока невольно не пустила ее в ход во время его коронации. И в равной мере огромные магические возможности, видимо, достались ему от отца, короля Бриона.

Для любого, кроме Келсона, такое сочетание могло бы оказаться смертельно опасным, потому что тех, кто принадлежал к Дерини, боялись во всем Гвиннеде, и очень многие ненавидели их. До восстановления правления Халдейнов два века назад Гвиннед в течение многих поколений находился под властью Дерини, и Дерини, ничем не смущаясь, использовали чародейство ради собственной выгоды. И потому магов Дерини не только боялись, но и презирали; и мало кто теперь знал или помнил, что были и такие Дерини, которые оставались просто людьми и боролись с тиранством рода Дерини, или что был и некий позже опозоренный святой Дерини, который не только дал свое имя тому самому Совету, который собрался сейчас в тайной палате, но и первым научил королей рода Халдейнов магии.

Келсон, конечно, знал об этом. И, подобно многим Халдейнам до него, он принимал магический дар как естественную часть своего божественного королевского права, и постоянно держался на тонкой грани между беспомощностью, если он не использовал эту силу, и ересью, когда он ее применял, — но ведь ему приходилось защищать свой народ и корону. То, что ему приходилось скрывать наследие Дерини, было понятно: ведь слишком много еще оставалось таких людей, которые искали возмездия за годы преследований со стороны Дерини, к тому же подобный дар мог вызвать смертельно опасный интерес со стороны враждебной и завистливой Церкви.

И дело было даже не в том, что Церковь могла заподозрить в унаследовании магического дара именно от проклятых Дерини. Вообще необычное или по видимости волшебное, выходящее за рамки предписанного Писанием, всегда подвергалось исследованию со стороны тех, в чьи обязанности входило охранять чистоту веры; и безответственное использование магии, самими ли новыми сюзеренами, или теми, кто служил им, лишь усиливало убеждение в том, что магия скорее всего является злом. После свержения Дерини последовала реакция церкви, проклявшей их, и ко всем представителям этого рода стали относиться как к воплощенному злу, несмотря на то, что среди них было немало Целителей и истинных святых. И хотя простой народ в течение последних двух десятилетий уже стал забывать о своей ненависти, враждебность Церкви к роду Дерини не угасала. А потому вне Совета не набралось бы и дюжины людей, знающих о том, что епископ Денис Арилан — настоящий Дерини; и, насколько ему было известно, кроме него был лишь один священнослужитель, в чьих жилах текла та же кровь.

И тот, второй Дерини, также служил предметом особого интереса, хотя его происхождение от проклятого рода точно так же держалось Советом в тайне, как и происхождение епископа Арилана. Отец Дункан Мак-Лайн, недавно ставший герцогом Кассана, графом Кирнийским, а заодно и епископом, был Дерини лишь по матери, — то есть полукровкой в глазах Совета, — однако Совет считал, что он, пусть отчасти, но все же виноват в том, что король упорно не желал, чтобы им руководил Совет.

Ведь Келсон обращался за советом, что по делам управления, что по вопросам магии, отнюдь не к Совету, который постоянно твердил о необходимости «правильного» обучения и официального исследования его возможностей, а к Дункану и к своему кузену Аларику Моргану, — такому же полукровке, могучему и поневоле уважаемому герцогу Корвинскому; оба эти человека овладели своими талантами скорее по случайности, да еще благодаря собственному упорному труду.

Келсона могли бы счесть таким же полукровкой, — и тогда он бы оказался вне защиты Совета Дерини, — однако в нем текла еще и кровь его отца, Халдейна, и она много прибавила к и без того мощному наследию Дерини. Все это в особенности беспокоило Совет в последние дни, так как в одной из западных провинций Гвиннеда вспыхнул бунт, и король, прежде чем отправиться усмирять бунтовщиков, намеревался назначить наследником своего дядю, поскольку пока что не имел детей.

— Да, это не обрадует принца Нигеля, если он действительно осуществит свой план, — сказала старая Вивьен, неодобрительно покачивая седой головой. — Коль скоро Нигель немножко коснулся могущества Халдейнов, он вряд ли пожелает отказаться от него.

— Ему придется отказаться, как только у Келсона появится сын, — сказал Арилан.

— А если он не захочет, или просто окажется не в силах? — спросил сидевший справа от Арилана Баррет де Ланей, старший член Совета и коадъютор. — Я знаю, вы верите, Денис, что совесть Нигеля так же чиста, как ваша собственная, — и, возможно, так оно и есть. Но предположит, Келсон не сможет изменить ход дел. Сумеете ли тогда вы сделать это?

— Я лично? Конечно, нет. Но Нигель…

Сидевший по другую сторону стола Тирцель Кларонский лениво зевнул и поглубже уселся в кресло.

— Ох, нам незачем беспокоиться об этом, — сказал он с едва скрытым сарказмом. — Если Денис не справится, и Келсон тоже, я уверен, кто-нибудь обязательно найдет простой способ, чтобы устранить с пути нашего доброго принца Нигеля. Именно так всегда и бывает, сами знаете, — заявил он и добавил с негодованием: — В конце концов, мы не можем допустить, чтобы силой одновременно обладал более чем один Халдейн, не так ли?

— Тирцель, ты ведь не собираешься снова вспоминать тот старый спор, а? — спросил Баррет.