Милость Келсона

шелковистых негустых усов, которые он отпустил в шестнадцать лет, одновременно с волосами.

— Постреляем, сир? — проказливым тоном спросил он. — Нам тут тебя явно не хватало.

Благодушно улыбнувшись, Келсон взял отвергнутый лук Конала и проверил его, потом наложил стрелу на тетиву и небрежно натянул.

— Конал вряд ли нуждался во мне, — сказал он, выпуская стрелу и следя взглядом за тем, как она вонзилась точно в центр мишени. — К тому же Конал еще не овладел искусством проигрывать.

Не обратив внимания на шумные аплодисменты, которыми наградили его прекрасные зрительницы, он опустил лук и взял из рук задумавшегося внезапно Дугала другую стрелу, и снова натянул тетиву.

— Понимаю, — сказал наконец Дугал, не столько обиженно, сколько удивленно. — Значит, это я должен заняться усмирением Конала.

Почти машинально Келсон поднял лук и, закрыв глаза и чуть отвернув лицо в сторону от мишени, снова выстрелил.

— Ну, это было честное состязание, — мягко сказал он, с последним словом выпуская вторую стрелу.

Все еще с закрытыми глазами он сменил позу, опустил лук и посмотрел на Дугала только тогда, когда вторая его стрела вонзилась вплотную к первой.

Леди на балконе зааплодировали с еще большим энтузиазмом, и Келсон, полуобернувшись, коротко глянул на них и чуть наклонил голову, не обращая внимания на разинутый рот Дугала.

— Боюсь, я должен признаться, что пользуюсь тем, что Конал счел бы нечестным преимуществом, — насмешливо сказал король и подмигнул Дугалу. — Быть Дерини — значит иметь немало мирских выгод.

Он повернулся к Моргану.

— Ты должен отметить, Аларик, что я не так уж нечувствителен к вниманию моих придворных дам, — продолжил он. — Я просто стараюсь воспитать в себе отчужденность, необходимую в моем положении. Может быть, и ты попытаешь удачи? Выстрели, покажи Дугалу, как мы, Дерини, делаем это.

— Ты хочешь сказать…

Дугал изумленно смотрел на то, как Морган, слегка приподняв бровь, взял лук и небрежно наложил стрелу на тетиву. Его стрела была короче той, которыми пользовался его молодой господин, и он не натянул тетиву до конца, как Келсон, — и намеренно отвел взгляд от мишени. Не посмотрел он на нее и тогда, когда во второй раз натягивал тетиву. Однако его стрелы легли так, что вместе со стрелами короля образовали маленький ровный квадрат.

— Черт побери! — прошептал Дугал, со страхом глядя на четыре древка стрел, торчащих из мишени. С балкона неслись восторженные возгласы и аплодисменты дам.

Морган опустил лук и отвесил в сторону зрительниц вежливый поклон. Потом вместе с двумя молодыми стрелками ленивым шагом направился к мишени. Дугал изо всех сил старался не слишком таращить глаза.

— Как вам это удается? — выдохнул он наконец. — Никто не может так стрелять! Вы что, действительно используете магию?

Морган безразлично пожал плечами.

— Это совсем нетрудно, если знаешь, как взяться за дело, — сказал он, принимая отстраненный вид. — К счастью, наши очаровательные поклонницы не понимают, настолько необычна такая стрельба. Но, подозреваю, мы вряд ли станем часто радовать их подобными представлениями. Сейчас они, пожалуй, поняли только то, что Конал и его братья довольно слабые стрелки по сравнению с нами троими. С другой стороны, Конал может угадать правду… и взбеситься.

— Не сомневайся, — пробормотал Дугал. — Он становится невыносимым, когда не побеждает.

Келсон первым очутился у мишени и начал осторожно выдергивать предательские стрелы, передавая их Моргану.

— Теперь ты знаешь и другую причину, по которой я отказался участвовать в состязании, — сказал он. — Это было бы нечестным преимуществом. Когда знаешь способы усилить какое-то умение, как знаем это мы с Алариком, то искушение воспользоваться таким знанием бывает слишком велико. А твое искусство происходит из настоящего таланта в обращении с луком… и может стать намного выше, когда ты научишься более свободно обращаться со своей силой.

— Ты хочешь сказать, я могу такому научиться?

— Конечно. Но нужно практиковаться.

Когда они пошли назад, к линии стрельбы, Конал и его оруженосец стремительно выехали из конюшни в дальнем конце двора, где стояли боевые кони, — их жеребцы оглушительно простучали копытами по камням, которыми было вымощено все пространство вокруг замка; оруженосец мимоходом отсалютовал королю.

Конал сделал вид, что никого не заметил. Ему и оруженосцу пришлось придержать коней и взять в сторону, чтобы пропустить возвращавшийся патруль, который как раз въехал во двор через огромные ворота с подъемной решеткой, — но едва последний из всадников в шотландских пледах промчался мимо них, как они отправились дальше.

— Эй, смотри-ка, кто вернулся! — сказал Морган, увидев среди всадников своего кузена Дункана.

Епископ Дункан Мак-Лайн, герцог Кассанский и граф Кирнийский, совсем не походил на графа, и еще меньше на епископа, когда ехал на своем сером коне вдоль ряда воинов. На его шляпе красовался бледный плюмаж, на плечи был накинут плед в зеленую, черную и белую клетку, но остальная одежда графа была из тускло-коричневой кожи, как у всех воинов. Он улыбнулся и поднял в приветствии затянутую в перчатку руку, когда заметил короля и его компанию, и, вместо того, чтобы ехать к конюшне с остальным отрядом, повернул своего жеребца и направился к королю. Улыбающийся Дугал взял взбудораженного коня за поводья и стал что-то шептать на ухо животному, осторожно поглаживая его бархатную морду.

— Доброе утро, сир, — сказал Дункан Келсону, кивая и одновременно перекидывая ногу через высокую переднюю луку седла и легко спрыгивая на землю. — Дугал, Аларик… что вы сделали с молодым Коналом? Можно было подумать, что за ним гонятся демоны!

— Только демон зависти, — фыркнул Келсон, упирая кулаки в свои узкие бедра. — Дугал победил его в стрельбе из лука, честно и открыто.

— В самом деле? Отлично, сын мой!

Все трое рассмеялись, поскольку обращение «сын мой» в данном случае имело особый смысл; епископ Дункан Мак-Лайн вполне мог бы публично заявить, что Дугал Мак-Ардри — действительно его сын, — поскольку Дункан был недолгое время женат на его матери, хотя это было еще до того, как Дункан вступил в святой орден, и брак этот был странным и неожиданным, и его подлинность могла быть доказана лишь средствами магии, а отец и сын узнали о своем родстве лишь несколько месяцев назад, хотя и были знакомы много лет — как священник и королевский паж. Теперь же в эту тайну были посвящены лишь они четверо, да еще жена Моргана, Риченда, — но Дункан готов был с радостью официально признать свое отцовство, стоило Дугалу пожелать этого.

Но они согласились на том, что сейчас для этого неподходящее время. Обнародование этого факта наложило бы на Дугала клеймо незаконнорожденного, лишив его права главенствовать в клане Мак-Ардри и звания графа, а также сильно ослабило бы позиции Дункана как Князя Церкви. Это также помешало бы Дункану наследовать земли Кассана и Кирни — а это был немаловажный фактор в конфликте с Меарой, поскольку принц Ител мог иметь определенные притязания на титул, если Дункан умрет, не оставив потомства, — чего, собственно, и ожидали от любого епископа.

Не таким мгновенным, но куда более опасным результатом подобного признания была возможность того, что Дугала могли впоследствии заклеймить как Дерини, — поскольку принадлежность Дункана к Дерини теперь уже была скорее подтвержденным фактом, нежели неопределенным слухом.

А из тех Дерини, что находились при королевском дворе, Дугал был наименее готов к тому, чтобы справиться с подобным обвинением.

Не подозревая о таком своем наследстве, равно как и о том, кто его настоящий отец, Дугал никогда не учился использовать свои врожденные магические способности; поначалу он был плотно закрыт от воздействий, и лишь Дункану удалось наконец пробить этот щит, но все равно всем Дерини удавалось лишь