Испания или Венгрия могут даже стать примером для Австрии и Германии, хотя арийская составляющая в них гораздо слабее.
«Час от часу не легче, — подумал Вадим, — материал для возрождения — это жеребец- производитель, что ли?»
— А что за решительный момент, господин доктор? — спросил Нижегородский. — Когда он наступит? Я это к тому, чтобы быть на месте.
— Скоро, молодой человек. Подозреваю, что вы не знакомы с антропогенической теорией палеонтолога Штратца. Прочтите обязательно, «Натурегешихте дер меншен» за 1904 год. — Фон Либенфельс снова указал на карту. — Так вот, изначально существовало пять корневых рас. Первой была астральная раса, возникшая в невидимой священной земле; вторая — гиперборейцы; третья — лемурианцы, остров которых находился в Индийском океане; четвертыми мы можем считать атлантов и, наконец, пятыми — арийцев, создавших свою цивилизацию в приполярных областях Европы. О судьбе астральной расы нам почти ничего не известно. Южане-лемурианцы оказались самыми нестойкими, и первыми из остальных лишились божественного благоволения, смешиваясь с низшими видами и производя при этом уродов…
Нижегородский согласно кивал головой, но скоро окончательно перестал что-либо понимать. Иногда он выхватывал отдельную фразу доктора Ланца, пытался ее обмозговать, пропускал при этом другие и в конечном счете решил плюнуть на все. «Что-то Савва молчит, хоть бы подсказал что-нибудь, умник», — думал про себя Вадим.
— …Четвертая корневая раса — атлантов — разделилась на чистые и бестиальные подвиды, соотносимые с ранними антропоидами и антропоморфными обезьянами…
«Нет, а какова баронесса! Не могла сказать просто: Вацек, вас жаждет видеть господин фон Либенфельс. Оказывается, у вас в заднице сохранился электронный глаз, что встречается нынче крайне редко и потому очень высоко ценится».
— …Роковой же ошибкой первого подвида пятой корневой расы — арийцев, или homo sapiens, стало скрещивание с наследниками второго подвида…
«А этот сидит там, небось, чаек попивает. Отключился уже, наверное, а я тут, как жертва тайного гнозиса, отдувайся. А Нойрата разыщу и собственноручно…»
Нижегородский несколько раз порывался прервать фон Либенфельса, сославшись на острое недомогание в животе, но его природная тактичность всякий раз препятствовала ему в этих намерениях.
— …В результате сейчас на земле угасает последний подвид пятой корневой расы — арийцы. Однако мой панпсихизм, то есть вера в мировую душу, вселяет в меня надежду: мы еще не сказали своего последнего слова. А если не скажем вообще, наших потомков ждет вот это. — Фон Либенфельс указал на большое полотно с изображением чего-то страшного. — Это «Великое разобщение» кисти Артура Книпфа. Если численность людей на земле достигнет некоего предельно низкого значения, тайные ментальные вибрации между человеческими душами прервутся. Связывавшие их духовные и родственные узы исчезнут, и даже матери потеряют привязанность к своим детям, а супруги друг к другу. Плоть человеческой цивилизации распадется на отдельных одиноких и равнодушных ко всему индивидов. И вот тогда на них набросятся обезьяны, и они породят демонов.
Напустив на лицо печаль, Нижегородский еще раз осмотрел полотно. Автор не утруждал себя прорисовкой деталей, насытив изобразительное пространство размытыми полутенями, похожими на привидений. Тем отвратительней выглядели оскалившиеся морды там, где художник все же уделил им внимание. Разинутые в экстазе пасти, затянутые пеленой похоти глаза. Черные существа, напоминающие морских звезд или некие сгустки, вытянув длинные щупальца, тащут куда-то белых…
— Вы знакомы с историей Святого Грааля? — неожиданно спросил Ланц.
— Это такая чаша?.. М-м-м… боюсь, весьма и весьма поверхностно.
— И очень хорошо, потому что никакой истории нет, а есть одна лишь литература. — Ланц повернул потайной выключатель сбоку на стеллаже, и тот плавно отъехал в сторону, открывая выход на узкую лестницу. — Прошу.
Они долго спускались вниз, а когда вошли наконец в какое-то помещение, то, по расчетам Нижегородского, должны были находиться в подземелье. Доктор Ланц зажег освещение. С каменных стен широкого коридора на Вадима глянули лики святых, монахов и рыцарей.
— Это комната мистерий Грааля, — негромко заговорил Ланц, идя вдоль картин. — Здесь собраны портреты тех, кто имел отношение к так называемой Чаше. Вот архангел Михаил копьем выбивает камень зеленого цвета из короны мятежного архангела Люцифера. Это lapis ex coelis, из которого спустя какое-то время была изготовлена Чаша. Именно из нее Иисус пил вино на Тайной вечере, а после распятия некие Никодим и Иосиф Аримафейский собрали в нее немного крови казненного. Иосиф отвез Чашу в Британию, в Гластонберри, где вскоре было основано Гластонберрийское аббатство. По другой версии, Мария Магдалина привезла некий сосуд с кровью Иисуса в южную Галлию. По третьей — Грааль попал во Францию стараниями рыцаря Гэлахэда и в конечном счете очутился в крепости Монсегюр — духовном центре альбигойцев-еретиков. По четвертой — Священной Чашей владели рыцари Круглого стола, по пятой — она никогда не покидала Святой земли и ее хранили в своих подземельях первые тамплиеры. Такое взаимоисключающее разнообразие сюжетов уже само по себе говорит об их искусственном происхождении. А ведь существуют и другие истории, однако, как и первые пять, ни одна из них не имеет в своей основе ни Библию, ни сколько-нибудь значимый христианский апокриф. Все они выдуманы поэтами и странствующими рыцарями, подхвачены чернью, воспеты композиторами и совершенно справедливо не признаны церковью. Начало мистерии положил трубадур Кретьен де Труа (вот и его портрет), и в мир за прошедшие семь веков пришли Парсеваль, Лоэнгрин, Гилем де Желон… Впрочем, последний — единственная историческая личность во всей этой компании. Здесь, — Ланц показал на очередную картину, — он во главе своего отряда. Так вот, все эти истории объединяет общая концовка: Грааль исчез, и никто не знает куда. Более того, никто толком не знает, как он выглядел, из чего был сделан, был ли вообще. Никто! — Ланц повернулся к Нижегородскому. — Кроме меня.
В этот момент они стояли напротив фрагмента папирусного свитка, заключенного под стекло.
— Это лишь небольшой отрывок текста секты египетских гностиков, рукописи которых обнаружены совсем недавно в Хенобоскионе. Он написан на коптском, но при этом зашифрован. Зашифрован так искусно, что лингвистам с большим трудом удалось идентифицировать язык. К двадцати пяти греческим буквам и семи демотическим знакам древний автор добавил еще двадцать знаков, не имеющих смысла, а многочисленные сокращения и лигатурные связки сделали текст чрезвычайно сложным для прочтения.
— Но его прочли? — спросил Нижегородский, просто чтобы не молчать.
— Да. Впрочем, смысл манускрипта к теме Грааля не имеет отношения. Это из переписки Павла с Сенекой.
— Зачем же тогда вы поместили папирус здесь?
Фон Либенфельс снял очки и принялся не спеша протирать стекла платком. Это была намеренная пауза перед кульминацией.
— Затем, что я прочел на этом документе другой текст, тот, что написан как раз теми двадцатью знаками, которые посчитали излишними. Вкупе с семью демотическими эти знаки сложились в алфавит и дали связное повествование о некоем божественном символе, который иногда именуется сосудом, но не в том утилитарно-прикладном значении, которое присуще кубку или чаше. Это аллегорический сосуд, хранящий в себе нечто главное. Вы меня понимаете? А учитывая, что подлинность папируса и чернил подтверждена экспертами Каирского музея, я полагаю, что тайна так называемой Чаши близка к разгадке.
Ланц взял Нижегородского под руку и медленно повел дальше.
— Сущность Грааля триедина, как и сущность Бога. С одной стороны — это электронный символ, олицетворяющий панпсихические силы чистокровной арийской расы, носитель сексуально-расистского гнозиса человеческой цивилизации. С другой — это парадигма цивилизационного развития, свод данных нам свыше законов, нравственные начала бытия. И, наконец, Святой Грааль — это средство общения с Богом. А уж сосуд это, чаша, магический камень или сияющий храм в безжизненной пустыне, не имеет определяющего значения.
Они подошли к высокой дубовой двери, на каждой створке которой был вырезан барельеф
