второго такого Кутепкина рядом может не оказаться…
Василиса почувствовала, как сильно она захотела спать. Еще бы! Провозиться весь вечер и полночи с Кузнецовым и органами правопорядка, с драчливой девицей легкого поведения и нетрезвым Кутепкиным…
Несмотря на усталость, вернувшись домой, Василиса села и мелким, разборчивым почерком заполнила дневник преступления, подробно описывая свои выводы и сомнения. Фамилию Кузнецова она подчеркнула двумя жирными чертами и поставила рядом с ней здоровущий знак вопроса. Пусть не надеется, что она оставит его в покое! Нет, его оставит. Пока. Начнет разрабатывать Сокольскую. Смущает лишь то, что пары преступников, как рассказывала Алевтина, были сформированы по принципу «тонкий плюс толстый».
Но в габаритах Алевтина могла с испугу ошибиться. Или Сокольская резко похудела, сев после ограбления на модную диету? Кстати, это классное алиби. Ее запомнили как пышнотелую преступницу, а она взяла и скинула пять-шесть килограммов!
Глава 9
Ноги вверх! Это антиограбление!
Михаила Семеновича Квакина мучила совесть, впитанная им вместе с молоком матери, требовавшей от сына всегда говорить правду. Михаил Семенович страдал от того, что преступил закон, ограбил магазин, а внук так и не смог купить гранатомет для следующего ограбления, но уже банка с золотым запасом страны. Денег вновь катастрофически не хватало. Не помогли и сданные пустые бутылки, которые дружное семейство Квакиных собирало по ночам втайне от соседей. Гранатомет стоил очень дорого, так дорого, что о нем пришлось навсегда забыть. Или, для того чтобы вспомнить, продать квартиру. Об этом Михаил Семенович думал по ночам, а утром стыдился мысли стать бомжом в случае, если дело с ограблением банка не выгорит и золотой запас страны у них никто не купит.
Совесть. Это странное для Казимира и страшное для Михаила Семеновича слово не давало покоя ни днем ни ночью.
– Понимаешь, внук, – говорил Михаил Семенович Казимиру, – куда бы скатился мир, толкаемый бессовестными людьми?!
Внук не знал, но предполагал, что, если бы все потеряли эту самую совесть и кинулись грабить, ничего хорошего бы из этого не получилось. Казимир разумно полагал, что совесть как таковая нужна обществу, но не деду. Ведь у них все так удачно сложилось! Да, денег они взяли мало, но это лишь начало…
– Начало нашего конца, – пространно подводил итог дед и пускался в длительные рассуждения.
Последней каплей стал звонок старого друга, вместе с которым Михаил Семенович Квакин поднимал целину и трудился на других комсомольских стройках страны. Михаил Семенович прослезился, переговорив с другом, и полез в семейные альбомы. Глядя на фотографии своей задорной молодости, он опять пустил слезу и пообещал больше никогда не преступать закон. Более того, Михаил Семенович Квакин пообещал вернуть в магазин награбленное.
Внук Казимир любил деда. И решил пойти с дедом на дело, отпускать его одного было опасно.
Раечка торчала за кассой со скучающей, явно не выспавшейся физиономией. Охранник Сидоров подпирал стену и зорко следил за мухой, приземлившейся на голубую норку. Он решал важную дилемму: попытаться прихлопнуть муху на норке или подождать, пока та перелетит на более дешевый мех. Муха, как назло, принялась демонстративно вытирать лапками мордочку.
– Стерва! – разозлился Анатолий и сделал пару шагов по направлению к нарушительнице покоя.
Муха перестала перебирать лапками и замерла, подпуская опасность ближе.
– Да, – согласилась с ним Раечка, – она такая! Я ей говорю: «Калерия Владимировна, этот товар лучше не завозить, покупательницам не нравится белый цвет, он полнит». А она фыркает и развешивает. И что в итоге? Никто не берет! И где, скажите, пожалуйста, мои проценты с продаж?! Нет, Монти была умнее и расчетливее, возила то, чего требовал спрос. А с этой мы разоримся, придется искать более теплое местечко…
– Да ты, Раиса, уже нашла его, – гоготнул Анатолий и согнал муху с голубой норки. Та важно перелетела на мутон, и Сидоров оставил ее в покое.
– Прошу без намеков, – кокетливо засмущалась Раечка. – Иван Дмитриевич очень хороший человек, а не теплое местечко. К тому же я собираюсь не устраиваться, а устраивать с ним жизнь. Строю планы на будущее, ой, как бы не сглазить!
– Сплюнь через левое плечо, – посоветовал Сидоров, – а то планы рухнут.
– Чур меня, чур, – принялась плеваться Раечка, – в моем возрасте с этим не шутят! Ой, снова проговорилась…
– Болтун – находка для грабителя, – усмехнулся охранник.
– Снова меня чур, чур! Сглазишь еще, – испугалась кассирша, – не дай бог, вернутся!
– Не бойся, не вернутся, – успокоил ее Анатолий и направился в подсобку. – Пару страниц детектива, – пообещал он, – только дочитаю главу.
Раечка мотнула головой. Что сделаешь, если человеку приспичило? К тому же сейчас не вечер, а день, а среди бела дня только идиоты грабят магазины… или закоренелые преступники, рецидивисты, которым нечего терять, кроме своей свободы.
– Всем стоять! – раздался крик, и в магазин влетели бандиты в чулках на лицах и белых тапочках на ногах.
Раечка охнула и опустилась на стул.
– Стоять, дед сказал! – прикрикнул на Раечку второй грабитель.
– Ноги вверх! – прокричал первый грабитель по кличке Дед.
Раечка очень удивилась.
– Руки вверх! – поправил его второй грабитель и подскочил к кассе.
– Извините, господа грабители, – залепетала Раечка, которая снова забыла нажать тревожную кнопку, – но у нас сегодня неудачный день, выручки совсем мало. Если вас устроит пятьдесят рублей…
– Не устроит! – закричал Дед, тяжело подпрыгнул и сунул в поднятые руки Раечки толстую пачку десяток.
– Что это?! – перепугалась Раечка, кидая пачку денег обратно.
– То, что мы награбили, – разозлился Дед и подпрыгнул снова.
– А мне чужого награбленного не надо! – смело пискнула Раечка.
– Бери, дура, это твое! – направил на нее оружие второй грабитель.
– Если только под дулом пистолета, господа грабители. Тогда возьму! Но заметьте, что это уже не ограбление, а непонятно что, – пролепетала Раечка, косясь на пистолет.
– Это антиограбление! – на всякий случай прокричал второй грабитель или уже не грабитель.
– В каком смысле? – пролепетала Раечка, переводя взгляд на пачку десяток в своей поднятой руке.
– О смысле на пенсии будешь думать, – проворчал Дед и повернулся ко второму грабителю: – Уходим, внучок! Чтоб этой совести пусто было, как и нам!
– Господа грабители, господа грабители, – прокричала им вслед Раечка, – а мне-то что делать?!
– Пересчитай, – посоветовал первый грабитель, – там ровно тысяча.
– Обалдеть, – сказала Калерия Дубинина, разглядывая толстую пачку десяток, лежавшую на прилавке.
– Неужели сами вернули? – недоверчиво прищурился охранник Сидоров.
– Странно, – процедил Сергей Владимирович Удальцов и ткнул в розовую резинку, перетягивающую пачку. – Это может стать уликой.
– Не может, – всхлипнула Раечка. – Я сама ею перевязывала пачку, когда в первый раз грабителям деньги отдавала. И они-и-и-и мне ее вернули в целостности и сохранности-и– и-и…
– Действительно, – согласилась со следователем Василиса, – несколько странно. Первый раз вижу, чтобы грабители возвращали награбленное. Их что, замучила совесть, или они решили, что взяли мало?
– Я им добавляла, – воодушевленно призналась Раечка. – В кассе лежало пятьдесят рублей.
– А они? – недоверчиво поинтересовался Сидоров.
– Не взяли-и-и-и! – простонала Раечка.
– Не сама ли ты, голубушка, подложила эту тысячу, чтобы избежать уголовной ответственности? –
