существовала такая карта, то в подземелье в поисках сокровищ лазило бы уже полгорода.
– А если такая карта существует на самом деле? – задумался Григорий. – Я был в библиотеке. Один местный краевед научно доказал, что есть и ход, и клад, и даже приложил старый фотоснимок. Но страница с ним бесследно исчезла из книги.
– Может, догнать ее и все выяснить? – предложил Симбирцев.
– Ты думаешь, она станет с нами разговаривать?
– С нами, может быть, и нет. А вот с тобой точно станет. Ты ей понравился. Я это сразу понял. Если женщина злится и ругается на мужчину, то она к нему неравнодушна. И наоборот.
– Что наоборот?
– Ты злишься и ругаешься, а значит, ты к ней тоже неравнодушен.
– Вот еще! – возмутился Григорий. – Если я и займусь этой картой, то только в интересах дела.
И он посмотрел вслед цокающей каблучками девушке. Как она только умудрилась на шпильках залезть в этот лаз? Видно, сильно увлечена этим самым Кудриным. Так что она для него не представляет никакой опасности. А стоит ли спасать этого парня? Вечером ходил, гулял с симпатичной девчонкой, а ночью ему приспичило полезть за кладом. Странный тип. По всей видимости, действовал ради нее, хотел утром бросить к ее ногам все сокровища подземелья и завоевать ее сердце. Он бы, Григорий, именно так и сделал, если бы был влюблен. Но он, к счастью, никого не любит. Это точно.
Глава 5
В полночь на кладбище
От нее сбежал очередной кавалер. После нескольких встреч он исчез, провалившись под землю. Она не водила его на концерт классической музыки, не таскала по музеям. Она сходила с ним к Торговым рядам, он услышал про клад и бесследно исчез. На том месте, где он исчезал, осталась только горка мусора. Вот так из ее жизни уходят все мужчины. От них или совсем ничего не остается, или одни отходы. А ведь поначалу было совершенно очевидно, что она ему нравится. Ради нее он был готов на многое, если не сказать, что на все. Что она сделала не так? В чем была не права? Лера подумала, что обязательно спросит об этом у Влада, как только тот появится на работе. То, что к ней он больше не придет, она чувствовала. Зачем? Ему с ней неинтересно. Там, внизу, где пахнет сыростью и сокровищами, гораздо веселее. Вероятно, страсть к накоплению начисто отбивает все другие страсти, в том числе и любовные. Она не знает, ей не приходилось копить. Лера пробовала как-то под Новый год собрать денег себе на дорогущие сапожки, которыми любовалась пару месяцев. Она даже отложила необходимую сумму, чтобы в канун праздника пойти и купить лакированное чудо, но не получилось. Пришла Лялька и сказала, что у нее украли сумку со всем содержимым, а в ней были ее сбережения, и теперь она остается на праздники буквально с голым задом, не на что купить новую юбку. Лера поделилась с подругой, отдав ей все, что отложила. Если бы она сейчас держала в своих руках эти лакированные сапожки, то думала бы она о Владе? Лера представила это, закрыв глаза. Перед носом замаячила модельная обувь, Влада не было и в помине. И она такая же… За что его тогда винить?! Перед его взором таинственно брезжат сокровища монахов, а Лера, понятное дело, – на заднем плане. Нужно дождаться, пока он найдет эти сокровища и вернется к ней. А если Влад исчезнет в подземном лабиринте, то она никогда его не дождется и умрет старой девой, рассказывая своим внукам красивую историю безответной любви. Ах, да. Если она останется старой девой, то у нее никогда не будет внуков. Это успокаивает. Во всяком случае, в будущем не перед кем будет отчитываться, почему прожила такую никчемную одинокую жизнь.
То, что от нее сбежал очередной поначалу без ума влюбленный парень, было вполне предсказуемо. Лере нужно каким-то иным образом привлекать к себе мужчин. Некоторые мужчины, как говорят, ведутся не на внешние данные, а на чистоту душевных порывов. Вот, Лялька нашла же своего Ромео, бегает к нему каждый день, ревнует, переживает. Он ее не бросил сразу после нескольких встреч. Нужно располнеть, как Лялька, и показать чистоту своих помыслов! Точно! Но о какой чистоте может идти речь, если она хочет лакированные сапоги больше, чем возвращения Кудрина! Хотя, вероятно, это тоже вполне объяснимо. Только пока она не может себе ничего объяснить. Вот Лялька бы смогла все расставить по местам. Только где она? Снова у своего программиста. Тот уже наверняка забыл, как выглядит монитор и вместо него таращится в Лялькину физиономию, называя ее Мышкой и Аськой. Лера поняла, что ревнует свою подругу, которой ей так не хватает в эту тяжелую минуту. Можно было, конечно, позвонить ей и сообщить о своих страданиях, но Лера отмела этот вариант сразу. Она не будет вешать на подругу свои переживания и страдания. Она страдает? Ей показалось. Она уже должна привыкнуть к тому, что ее бросают. Вот и в следующий раз она не станет распускать нюни, а только скажет очередному воздыхателю о том, что через парочку свиданий бросит его сама. Надо же когда-нибудь начинать менять свою жизнь.
Кому бы она могла это сказать? Да хотя бы тому ежику Гоше, который невзлюбил ее с первой минуты их встречи. О, с каким бы блаженством она дала ему от ворот поворот! Как бы округлились его умные, полные загадочного смысла глаза и встала бы дыбом короткая стрижка. Сколько удовольствия Лера испытала бы, глядя на то, как он, втянув опустившуюся голову в ссутулившиеся плечи, побрел бы от нее прочь. Отомстить ему за все неудавшиеся свидания и встречи? Почему именно ему? Лера не знала. Сложный ком чувств, переплетенных между собой, как колготки в стиральной машине, занимал в ее душе все пространство. Разобраться в ближайшее время в нем было практически невозможно.
Лера перестала копаться в себе и пошла на кухню. Есть совершенно не хотелось, но она знала, что, если чего-нибудь поест, ей станет легче. «Бедная Лялька, – подумала она, – в самые волнительные моменты она не может себе ничего позволить, кроме укропа».
Лялька позволила себе слишком много, она знала, что мама не погладит ее за это по головке, но делать было нечего. Она соблазнила Ника самым бесстыжим образом, заманив к себе домой и приперев к стенке дивана. Сначала она накормила его любовной диетой. Немного изменив традиционное меню романтического вечера – артишоки, устрицы и клубника – на шоколадку «Аленка», она впилась своим шоколадным ртом в губы счастливого избранника. Когда тот понял, что дело зашло слишком далеко, кинулся бегать по комнате в поисках компьютера, которого в Лялькиной квартире отродясь не водилось, было уже поздно. Она выключила свет и повалила Тарасика на диван. Сопротивляться было бесполезно, Лялька знала несколько приемчиков, благодаря которым укладывала на землю любого хулигана, больно заламывая ему правую руку. После такого приема Ник не стал больше сопротивляться и полностью отдал себя в руки судьбы, то есть Ляльки. Пыхтя и получая удовольствие, они повозились пару часов. А затем затихли и уснули, обнявшись, на старом диване, который от негодования на бессовестное Лялькино поведение скрипел всеми своими пружинами.
На следующий день Кудрин не появился на рабочем месте, хотя время его командировки еще не подошло к завершению. Сережкина мучалась сомнениями – которая из этих наглых девиц проявила инициативу и ловко поймала мужика в свои расставленные сети. Она сидела и разглядывала девушек сквозь толстые линзы очков, стараясь найти в их поведении отклонения от обычных норм и правил.
– Делаешь так, – шепотом делилась Ляля с подругой, – приглашаешь его на танец, крепко обнимаешь, чтоб он не смог в первую минуту вырваться, под музыку подводишь его к дивану. Здесь нужно действовать очень быстро. Лучше для начала отрепетировать на ком-нибудь. Одновременно, не забудь, одновременно ставишь ему подножку и заламываешь правую руку назад так, чтобы она хрястнула. Дальше ему некуда деваться, и он весь твой, навеки в этот вечер.
– Мне не с кем репетировать, – вздохнула Лера, – только с тобой.
– Как это? Кудрин что, еще не нашелся?!
Грустная Лера отрицательно покачала головой. Сережкина, довольная тем, что хоть у одной из девиц мерзопакостное настроение, занялась работой.
– Куда же он делся? – не понимала Ляля. – Как сквозь землю провалился.
– Я тоже об этом думала. Может, он шел, шел по подземному ходу и куда-нибудь пришел? Нужно хорошенько разобраться в твоей карте, возможно, мы еще сможем его спасти.
