дождь обрушил на них всю свою мощь. Ветер гнул верхушки деревьев и трепал старые скрипящие крыши так, что казалось, еще немного, и те и другие не выдержат его порывов и сдадутся, доставив массу неприятностей человечеству, спокойно вышагивающему по мокрым тротуарам. Алевтина не гневила природу, в это хмурое утро она лежала дома на собственной кровати, считала на цветастых обоях бутоны и листья. Больше ничего она делать не желала. У Алевтины была депрессия. Если ученые давно пришли к выводу, что депрессия – это болезнь, то Алевтина догадалась об этом только сегодня. Раньше ничего подобного с ней не случалось. Ей никогда не хотелось утром лежать и считать узловатые листья на стене. Она смутно понимала, в чем причина ее недомогания, но озвучить ее решилась только тогда, когда в дверь забарабанила Василиса.
– Он прислал эсэмэску! – закричала в сердцах Алевтина, вешаясь на шею подруге.
– Вот и хорошо! – с деланым энтузиазмом воскликнула та, смекая, какой недуг сразил ее деятельную подругу.
– Ничего хорошего, – заплакала та, обильно орошая слезами и соплями новенькую курточку Василисы. – Он написал, что не сможет со мной встретиться! Он занят! Понимаешь, за-ня-ат! У него другая женщина!
– Погоди, – Василиса отцепила от себя практически рвущую на себе волосы Алевтину и усадила ее в кресло. – Слово «занят» в русском языке имеет несколько значений. Наиболее распространенное как раз то, что, видимо, и имел в виду твой Роберт, – занятия по работе, а не то, к чему ты привыкла применять это слово. Не в том смысле. Вполне может быть, – Василиса села напротив Алевтины и взяла ее за руки, – что твой сыщик занят в очень важном деле государственной важности, о котором он не имеет права распространяться даже своим близким. Не мог же он написать: «Дорогая, в данный момент я направил дуло своего ружья на опасного преступника, он приставил мне к виску свое дуло, и теперь я не знаю, во сколько часов смогу освободиться, чтобы насладиться твоим обществом».
– Почему, – перестала плакать Алевтина, – ну, почему он не мог написать именно так?! Как здорово было бы, если бы он написал именно это!
– Ты серьезно? – поинтересовалась Василиса.
– Нет, конечно. Про ружье мог бы и не писать. Я знаю, что у него пистолет. Но остальное-то?! Слушай, Василиса, а ты действительно думаешь, что он считает меня близким человеком?
Василиса вздохнула и пошла на кухню. Ее сумасбродная и эгоистичная подруга была вполне здоровым человеком. Современным представителем рода гомо сапиенсов двадцать первого века. Обычной женщиной самого нормального поведения, которая при случае всегда упрекнет любимого человека, что, подвергая свою жизнь какой-либо (без разницы) опасности, первым делом он был обязан ей позвонить или скинуть эсэмэску со всеми подробностями этой самой опасности. Это называется милым словом «предупредить», чтобы любимое существо не мучилось неопределенностью. Была в этом своеобразная современная романтика, свойственная нынешним дамам. Роберт должен был написать Алевтине, что, погибая, любит ее всей душой. Тогда она была бы спокойна и ревела по другому поводу.
– Ушла? Молчишь? Значит, так не думаешь – ведь ты не умеешь врать. – Глаза Алевтины увлажнились, она опустилась на пол и поползла к кровати. – Тогда мне незачем жить. Первый раз в жизни я встретила такого мужчину. – Она, стоя на карачках посреди комнаты, подняла руку и вяло потрясла ею в воздухе. – А он не хочет меня видеть! – Алевтина продолжила стучать голыми коленками по паркету. – Зачем, спрашивается, мне жить?! – Она взгромоздилась на кровать, легла и сложила руки на красивом бюсте. – Я умираю. Василиса, бери бумагу и пиши мое посмертное завещание.
Василиса как раз вернулась с чашкой крепкого растворимого кофе (другого в этом доме никогда не водилось) и села на свое прежнее место, внимательно наблюдая за подругой. Она не знала, плакать ей вместе с ней или смеяться, настолько ситуация была карикатурной. Вот когда ее бросил Забелкин, а нужно признаться самой себе, что это он ее бросил, а не она его. Так вот, когда ее бросил Забелкин, она умирать не собиралась.
– Сравнила! – воскликнула Алевтина, услышав последнюю фразу подруги. – Моего мачо и твоего Забелкина?! Да таких Забелкиных в жизни каждой женщины по дюжине на месяц. Ради них если и стоит жить, то лишь затем, чтобы отравлять им существование! Умирать нужно ради суперменов. Ладно, я не надеюсь, что он хотя бы обо мне вспомнит, но между нами все-таки было нечто такое, что позволяет мне завещать ему свой розовый бюстик с переливающимися стразиками на чашечках и тонкими силиконовыми бретельками. Он отлично смотрится с голубым сарафанчиком. Там такое прозрачное кружево, что мужики теряют голову. Представляешь, розовый бюстик из-под голубого кружева? Ты находишь это вульгарным?
Василиса отпила кофе и подняла брови вверх. Она ничего не находила, она просто позволяла подруге выговориться. Когда что-то случается, обязательно нужно этим поделиться с другими. Пусть и тем станет несладко. Им придется делать вид, что они переживают, сочувствуют и поддерживают. Наплевать, что за спиной они скажут: «И как эту дуру угораздило?!» Зато уберут улыбку со своего довольного лица. Василиса не улыбалась, хотя, слушая то, о чем говорит Алевтина, очень хотела.
– Решено. Отдай ему мой розовый бюстик с голубым сарафаном. Пусть его новая подружка выпендривается перед ним! – Алевтина уткнулась в подушку и несколько раз всхлипнула. После чего снова повернулась лицом в потолок и скрестила руки. – Мои бархатные тапки с меховой опушкой возьми себе. Отдай Эллочке красную кофточку, ей как раз под цвет лица, синюю в полосочку водолазку – синий цвет успокаивает, и бежевый в крапинку топик. Стелле отдай вишневые брючки, ей будет в самый раз. К ним приложи замшевые туфельки на шпильке, у нас с ней один размер. Только не те, что лежат в черной коробке на верхней полке шкафа, – эти жутко дорогие, а те, что стоят в коридоре под вешалкой. Они к брючкам как раз подойдут. Татьяне отдай мои горнолыжные ботинки. Лыжи к ним я купить так и не успела. Скажи ей, пусть купит и съездит на курорт, там много богатых мужиков. С моими ботинками она сразу выйдет замуж. Они счастливые. Еще отдай ей мою сиреневую юбку в клеточку…
– Слушай, барахольщица, – не выдержала Василиса, у которой к этому моменту закончился кофе в чашке, – всем все разбазарила. Кому ни попадя все раздала. А мне отписала только раздолбанные тапочки с облезлым тушканчиком?! И это все, что ты можешь дать лучшей подруге, которая совсем недавно стояла на краю гибели, а теперь пытается наладить свою жизнь?!
– Сиреневую юбочку, – развела руками озадаченная Алевтина, сразу переставшая всхлипывать, – можешь забрать себе. А на тапках вовсе не тушканчик, а кролик.
– Я не сильна в зоологии, – призналась Василиса и «закипела», – но думаю, что тот, с кого содрали этот мех, в отличие от тебя очень сопротивлялся! А ты лежишь и стонешь! И было бы из-за чего! Из-за какой-то эсэмэски! «Умерла от любовного недуга», – ты хочешь, чтобы так написали на твоей могиле?! Чтобы все думали, что тебя сразили венерические заболевания?! По-иному в наше время думать не будут. Никто не верит, что от любви можно умереть.
– Венерические заболевания? – Щепетильная Алевтина сузила заплаканные глаза: об этом она как-то не подумала.
– Да! – с энтузиазмом подхватила Василиса. – Именно так и напишут, будь спокойна, помирай дальше. Как только ты откинешь копыта, на черном камне зацокает молоток, изображающий эту коварную надпись. И каждый, заметь, что я нисколько не преувеличиваю, каждый проходящий мимо твоей могилы станет укорять покойницу, тебя то есть, в невоздержанности и разврате.
– Меня в разврате?! – Глаза Алевтины из щелок превратились в блюдца. – Спокойно умереть не дадут! – Она перевернулась на бок и свернулась калачиком. – Все равно я не хочу жить такой жизнью. Я к ней не привыкла, я не умею так жить…
– К чему привыкать? Терпеливо дожидаться звонка от любимого человека? Я думаю, Алевтина, это так. Если ты полюбила бойца, а только так в моем представлении выглядят люди – частные сыщики, то должна себя вести, как его боевая подруга. Стойко и сдержанно. Помогать, а не служить препятствием на его тернистом пути. Кстати, я сама хотела бы встретиться с твоим сыщиком и поручить ему одно дело…
– Я – его боевая подруга, – Алевтина провела пальцем по обоям на стене, – как романтично.
– Ты должна ею стать. Сейчас же поднимайся, пойдем на кухню подкрепимся и отправимся на работу, полдня которой ты уже благополучно прогуляла.
– Я позвонила Федору и сказала, что заболела и неизвестно, когда выкарабкаюсь.
– Считай, что ты это уже сделала. Осталось только выкарабкаться из постели!
