– Ты?!
– Ты?!
Они оба удивились. Первым опомнился Бенедикт, ринувшийся обнимать соседку.
Ротвейлерша, глядя на это проявление чувств, грозно прорычала и замолчала, не двигаясь с места.
– Это я не потому что потому, – попытался объяснить девушке Беня. – А потому что подумал, что тебя украли и увезли на «джипе-чероки» черного цвета предположительно одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года выпуска… А ты сопротивлялась еле двигающимися конечностями…
– Еле двигающимися конечностями? – переспросила Юлька, которую внезапно озарила светлая мысль. – Значит, ты тоже видел, как кто-то кого-то увозил? Не на велосипеде, а на джипе?
– Видел, – кивнул Беня, – и подумал, что тебя.
– Нет, не меня. Это, наверное, Перепелкины уезжали, – улыбнулась своим мыслям Юлька. Вот он, настоящий друг! Увидел и кинулся ее спасать. Увидел, значит, не спал. – Почему ты не спал?!
Бенедикт пожал плечами. Не говорить же ей правду. Хотя почему бы и не сказать, у Юльки тоже на лице отпечаталась бессонница.
– Наводил порядок в комнате.
Юлька улыбнулась. Ротвейлерша, вдохновленная ее улыбкой, принялась скакать возле ног, требуя снять ее с поводка. Юля отстегнула поводок и предоставила ей полную свободу. Во дворе никого нет, пусть собачка побегает. Потом, когда выйдет дворник, придется ее пристегнуть. Но пока он не вышел…
– Мне тоже не спалось, – призналась Юлька, – столько всего случилось за последнее время. Хочешь с нами прогуляться? – тихо спросила она.
– Хочу, – радостно согласился Беня, наплевав на жертву, которую кто-то куда-то насильно увез.
Да и Юльке было не до чужих жертв. Правда, она вышла во двор ради того, чтобы увидеть Пугача с Бобловой на вверенном участковому инспектору велосипеде.
– Гав! Гав! – залаяла Эльвира, схватила что– то в зубы и подбежала к хозяйке.
– Что такое ты нашла? – заинтересовалась Юля.
Собака нашла новенькую черную мужскую перчатку. А на дворе стояло лето.
Глава 4
Налил борща – проголосуй за сметану!
Небольшая светлая комнатка, служившая актовым залом мясокомбината «Рога и копыта», была битком забита плакатами и листовками. Стопки агитационных материалов возвышались повсюду – на столах, на стульях, на подоконниках, на полу… Среди бумаг торчали две взъерошенные головы местных пиарщиков Игоря Гунькова и Николая Бабия, помощников кандидата в депутаты местного городского собрания Олега Викторовича Сметаны, являющегося одновременно совладельцем и директором предприятия.
Шеф в очередной раз выставлял свою кандидатуру на выборы, и провал грозил оставить пиарщиков без взъерошенных голов. Предвыборная кампания, которая целиком и полностью легла на плечи бывшего бухгалтера-экономиста Бабия и компьютерщика Гунькова, протекала вяло. Но со дня на день должна была из звонкого ручейка превратиться в бурную реку, сметающую на своем пути хилые препятствия в виде предвыборных лозунгов другого кандидата в депутаты Аркадия Сидоровича Плешь. Аркадий Сидорович являлся владельцем бюро похоронных услуг «В последний путь» и обещал похоронить конкурента с полагающимися провалившемуся на выборах кандидату почестями.
Допустить этого пиарщики Сметаны не могли. На них возложили ответственную задачу блестящей победы. Возложить задачу на столичных, профессиональных пиарщиков Олег Викторович Сметана не мог, был прижимист. А столичные профессионалы драли с кандидатов даже не три, а все пять шкур.
– Хочешь масла на столе – выбирай Сметану! – продекламировал Николай, почесав себе затылок.
– Не цепляет, – поморщился Гуньков, сузив хитрые карие глаза. – Слишком много молочных продуктов. Электорату требуется горяченькое…
– Налил борща – проголосуй за Сметану! – зашелся в творческом экстазе Николай Бабий.
– Не горяченькое, а горячительное, – поправил себя Гуньков.
– Ага, – закивал Николай, – сейчас… Одну минуту… – И уставился в обшарпанный потолок актового зала. Прижимистый Сметана экономил и на ремонте вверенных ему помещений. – Пиво без Сметаны как водка без соленого огурца!
Гуньков тоже посмотрел на потолок, но ничего подобного, что озвучил Бабий, там не нашел. Ни слова. Значит, не с потолка он берет слоганы.
– Длинно, – сказал он спустя мгновение. – Если только поместить на растяжке через проезжую часть проспекта… Все равно нужно короче.
– «К пиву – Сметана, к водке – огурец»?
– В этом что-то есть, – задумался Гуньков. – Но это для определенной части электората. А для пенсионеров? Они ведь самые активные на выборах.
– Для пенсионеров можно оставить борщ, – предложил Николай. – Как подумаю о борще со сметаной, сразу слюнки текут. Так и хочется проголосовать за Олега Викторовича!
– Это хорошо, – ободрил Гуньков, – что слюнки текут при мыслях о Сметане. Хорошо бы в качестве агитационного материала использовать этот кисломолочный продукт. Еще лучше было бы снизить цены на него во всех магазинах города… Да уж. Олег Викторович на это не пойдет, слишком велики затраты. А денег мало, очень мало.
– Олег Викторович считает, что для кристально честного человека, каким он является, будет достаточно слоганов и листовок!
– Это хорошо, если Плешь не накопает на него компромата… Нужно его опередить и…
– И это?! – Бабий резанул себе по горлу ребром ладони.
– Николай, – укорил его коллега, – мы живем в цивилизованном обществе и должны действовать демократическими методами: облить грязью, достать скелет из шкафа, использовать черный пиар…
– Да, – согласился с ним Бабий, – нужно использовать черный пиар на всю катушку! Иначе Плешь не только откопает, но и закопает Сметану! «Плюнь на Плешь! Держись за Сметану!» Как?!
– Гораздо лучше, – закивал Гуньков, – только черный пиар подразумевает нечто иное. Но об этом поговорим после. На сегодня, считаю, мы задачу выполнили – слоганы составлены, целых три. Переписывай начисто, и пошли к Олегу Викторовичу.
Олегу Викторовичу Сметане депутатство и даром было не нужно. Тем более предвыборная кампания требовала таких трат! Но супруга Анна Владимировна все уши ему прожужжала, что хочет быть женой депутата, что ничем она не хуже Ирины Борисовны Плешь, а даже лучше и по бедрам, и по груди. У той же талию негде делать, а все туда же – рвется в жены депутата! Вот и Олег Викторович должен стать депутатом, ради счастья любимой женщины…
Анна Владимировна жестоко ошибалась, искренне считая себя любимой женщиной Олега Викторовича Сметаны. Нет, безусловно, супруг любил ее когда-то, лет этак тридцать назад, когда они оба были молоды и голодны, проживая в одном институтском общежитии. Но по мере роста благосостояния супружеская любовь сходила на нет, уступая место супружеским изменам.
Да, Олег Викторович Сметана изменял своей жене. С секретаршей, с плановичкой, со случайной незнакомкой на курорте и другими не менее привлекательными особами женского пола. Такова уж была его непостоянная натура. Впрочем, постоянен он был лишь к одной женщине – обольстительной красавице Еве Дворецкой и частенько наведывался в ее скромную однокомнатную квартирку. Увы, Олег Викторович был прижимист. Он мог бы снять красавице жилплощадь побольше и подальше от людских глаз, но не сделал этого и теперь корил себя за жадность. Если Аркадий Плешь пронюхает о его связи с Дворецкой, то победы на выборах ему не видать, как и полного владения предприятием, в которое он вложил и капитал, и душу.
Олег Викторович поцеловал супругу в щеку, обнял за талию и повел к выходу из кабинета.
– Встретимся вечером, дорогая, – проворковал он, стараясь провести жену мимо недовольной секретарши – длинноногой блондинки Люси, пронзающей Анну Владимировну ревнивым взглядом.
– Хорошо, пупсик, – супруга чмокнула мужа в нос, Сметана поморщился, но стерпел. – Только не забывай, что в первую очередь сегодня у нас выборы! – И супруга бросила злобный взгляд на секретаршу.
«Догадывается!» – испугался Сметана.
