раньше лежало.
– Не хотела бы я иметь таких любовников, – фыркнула Юлька. – Ой! Да я вообще никаких любовников иметь не хочу! От них одни неприятности.
– Ева взяла биты, кинула куда-нибудь в угол. Они попались на глаза преступнику, и он взял их на вооружение. О чем это говорит?
– О чем?
– О том, что он не профессиональный киллер. Те предпочитают иметь собственное оружие или орудие убийства.
– Ой, убийства?!
– И на спонтанность, на аффект ничего в квартире Евы не указывает. Сокрытие всех следов – это не аффект, уж поверь мне, дорогая…
– Я верю! Верю!
– Что получается? Преступник бывал у Евы и раньше, если присмотрел для себя биты и забрал их. Ведь биты не нашли. Он был любителем, раз ими воспользовался. И слабаком, коли не раскраивал жертвам головы.
– Или сильным, но раскраивать им головы не собирался…
– Хорошо, – согласилась Василиса, – значит, ему была нужна одна Ева, остальные пострадали просто из-за того, что заглядывали в квартиру. А он там в это время искал какой-то забытый предмет. То, что могло бы нас навести на след преступника или навевало ему воспоминания о каком-то приятном событии.
– Логично, – согласилась Юлька. – Чего ему торчать там по другому поводу? Или его постоянно тянуло на место преступления? Но Пугач ничего не нашел.
– Мы тоже ничего особенного не нашли, кроме перстня и исчезнувшей челюсти. Последнее, кстати, говорит о том, что наш преступник уже в годах.
– Наш?! – обомлела Юлька и чуть не выронила последнюю чистую чашку из рук.
– Значит, он пожилой, сентиментальный, слабый и вороватый…
– Плешь! – воскликнула Юлька. – Или Сметана! Оба подходят!
– Непонятно только, каким образом они исчезали из квартиры Евы.
– Через чердак!
– Пожилой, сентиментальный, слабый, вороватый преступник не добежит до него за минуту.
– Это можно проверить, – подсказала Юлька, – загнать на чердак пенсионера Рюмочкина.
– А если он не побежит? – засомневалась Василиса, хотя мысль подруги показалась ей интересной.
– А куда он денется? – Юлька пожала плечами и указала на мирно сопящую на диване в комнате собаку. – Эльвира за ним уже гналась! Так Рюмочкин поставил мировой рекорд по бегу с препятствиями.
– Вряд ли пожилой любовник забежит на чердак с телом Евы наперевес, да еще за минуту…
– Забежит, забежит! Рюмочкин, когда за ним Эльвира гналась, как раз сломанный телевизор в ремонт везти собирался! Так с телевизором в обнимку и побежал на чердак. Самое интересное, что наверху он у него заработал!
– Получается то, что все получается. Неясно одно – куда он дел Еву.
– На чердаке оставил. Чердак-то в тот день никто не проверял! А сам ушел через другой подъезд.
– Юля Гатчина, – торжественно произнесла Василиса, – ты подаешь надежды! Из тебя получится великолепная сыщица!
– Правда?! Здорово! Тогда я тоже начну ходить на шпильках. Нет, сначала найдем этого пожилого и сентиментального убийцу, а потом и начну.
Василиса больше ничего не сказала, Юлька напомнила ей об испорченных туфлях. Она пошла в комнату и, простившись с ними несколько сентиментально, как пожилой преступник, отправила их в последний путь – в мусорное ведро.
Глава 10
У нас упокоилась двоюродная бабушка
Двугорбый мост гудел, как улей с рассерженными пчелами, и издали казался пестрой массой, еле сдерживаемой флегматичными, но серьезными сотрудниками органов УВД. С одной стороны моста проводился митинг в поддержку кандидата в депутаты городского собрания Олега Викторовича Сметаны, с другой стороны моста закрепились сторонники Аркадия Сидоровича Плешь. Противники не пересекали импровизированную пограничную линию посредине надземного сооружения, но орали громко, стараясь докричаться друг до друга.
– Даешь Сметану! Лучшего из лучших! – кричал воинственно настроенный толстый лысый мужик с дряблой, но решительной физиономией.
– Даешь Плеша! – пронзительно и звонко кричал высокой, тощий мужик с длинными бакенбардами. – Наилучшего из наилучших!
– Ха! Плеша ему подавай! – кривился толстый. – Чем он тебе заплатил?! Поминальными венками?!
– Ха! Сметаны захотел! – отвечал ему тощий. – Откупился ливером?!
– Сметану! Сметану! – скандировала дородная бабуля в ситцевом платке.
– Плеша! Плеша! – старалась перекричать ее тщедушная пожилая дама в соломенной шляпе.
– Сметану!
– Плеша!
Если мужчины старательно, глядя на суровые лица милиционеров, сдерживались и ругались на расстоянии, то женщин это расстояние явно не устраивало. Их тянуло разобраться тет-а-тет. Бабуля в платке выскочила первой на середину моста и кивком подозвала пожилую даму в соломенной шляпе.
– Сметану! – прокричала бабуля и заложила руки в боки.
– Плеша! – навстречу ей выскочила дама в шляпе.
– Сметану! – выставила вперед ногу бабуля и внезапно зашептала: – Сколько дал-то?
– Плеша! – выкрикнула для толпы дама в шляпе и ответно прошипела: – Сущие пустяки.
– Вот гад Плешь! – искренне выкрикнула бабуля в толпу и шепнула приятельнице: – А наш– то расщедрился, по сотне каждому отвалил.
– Вот гад! Вот гад! – сердечно проскандировала дама в шляпе. – Я тут за полсотни горло порчу…
– Сметана! …И обещал добавить двадцатку, если мы вас перекричим.
– Сметана?! – неожиданно выкрикнула дама в соломенной шляпе и замолчала, округлив глаза в очках.
– Я тебе говорила, Олимпиада Осиповна, что нужно за Сметану глотку драть. Сметана!
– Плешь-шь-шь! – менее уверенно выкрикнула расстроенная дама в шляпе, которая, почувствовав настроение хозяйки, от порыва легкого ветерка съехала набекрень.
– Сметана! Сметана! – воодушевленно прокричала бабуля, победоносно поправила ситцевый платок и вернулась в толпу.
Пожилая дама в соломенной шляпе вернулась к своим, но ее настрой был явно пораженческим.
– Телевидение приехало! – выкрикнул кто-то из сторонников Сметаны.
Дама в соломенной шляпе принялась выуживать из сумочки зеркало и помаду, бабуля также принялась рыться в своем ридикюле. Лысый мужик достал из кармана носовой платок и протер лысину, тощий поплевал на ладони и прилизал ими бакенбарды. На мгновение мост заполнила суета.
– Господа! – раздался крик приехавшего журналиста. – Пока идет установка оборудования, просьба ко всем: повернуться к лесу передом!
– Чего еще?! – не поняла бабуля, выуживая из ридикюля второй платок и собираясь заменить им первый.
– Спинами к камере не поворачиваемся, граждане электорат! – громко прокричал журналист. – Кому охота на ваши спины любоваться?! Не портите картинку, встаньте к лесу передом!
Дама в соломенной шляпке успела одним движением руки подкрасить губы и теперь улыбалась ими в установленную поблизости камеру. Она гордо оглянулась на бабулю в новом ситцевом платке, которая оказалась гораздо дальше. Хотя телевидение подъехало со стороны приверженцев Аркадия Сидоровича, но все же удерживало нейтралитет.
– Дорогие телезрители! – объявил журналист в микрофон, когда оператор уткнул в него камеру. –
