Сегодня мы с вами находимся практически в зоне боевых действий, где идет борьба за наше светлое будущее. Противостояние двух кандидатов решается на двугорбом мосту, памятном месте, на котором несколько веков назад горожане выражали свое недовольство существовавшим в их времена монголо- татарским игом. У нас нет монголо-татарского ига, но горожане продолжают бороться за свои интересы…
– Сотня и двадцатка, – шумно выдохнула стоявшая рядом с ним пожилая дама в соломенной шляпе.
– Вот он, глас народа! – торжественно закруглил монолог журналист и сунул микрофон Олимпиаде Осиповне. – Скажите, какие идеалы вы защищаете, бабушка?
– Бабушка?! – взвизгнула дама в шляпе. – Какая я тебе бабушка?! Да это же просто хамство!
– Дорогие телезрители! Сторонники Плешь считают поведение кандидата в депутаты Сметаны хамством! А что скажут по этому поводу те, кто радеет на Сметану?
Журналист с микрофоном потопал на другую сторону моста, за ним, еле поспевая с тяжеленной камерой на плечах, пошел оператор, снимающий по пути возбужденные и довольные лица.
Не каждому так повезет – оказаться в телепередаче!
– Куда?! – взвизгнула дама в шляпе. – Я еще не все сказала!
Но журналисты-телевизионщики уже работали с противоборствующим электоратом.
– Свободу слова! – обреченно выкрикнула дама в шляпе. – Нет произволу! В нашей стране нет свободы слова! Даешь Сметану! Сметан-у-у– у! Сотню-у-у-у! С двадцаткой…
На нее косо смотрели стоящие рядом озлобленные граждане.
– Ой! – всплеснула руками дама и тут же исправилась: – Плешь! Плешь!
Телевизионщики продолжали держать нейтралитет и опрашивать обе стороны.
Помимо них совершенно нейтральными были Василиса Василькова с Юлей Гатчиной, затесавшиеся поначалу в ряды сторонников Сметаны.
Василиса искренне считала, что в таком шумном месте, как двугорбый мост с электоратом, можно разжиться информацией о кандидатах. Люди знают гораздо больше, чем говорят. А если их раззадорить…
Юлька первый раз попала на подобное мероприятие, но узнала своих бывших сокурсников, подрабатывающих на выборах. Они орали громче и лучше всех. Юлька даже загордилась и в их поддержку выкрикнула: «Миру мир!», чтобы не обижать ни тех ни других. Сокурсники были и на той и на другой стороне моста. Решиться кричать за кого-то одного: Сметану или Плешь – Юлька не хотела. Оба могли оказаться преступниками.
Василиса, пока Юлька оглядывалась и кивала товарищам по учебе, на этот раз не товарищам по борьбе, пыталась разговорить толстого лысого мужика, тайно делясь с ним информацией, что сторонники Плешь готовят меморандум с клеветническими целями против достойного во всех отношениях Олега Викторовича. Мужчина тут же отозвался.
– Кто бы говорил! – закричал он басом. – Да Плешь сам ворюга!
Юлька, стоявшая рядом с ними, даже подпрыгнула от неожиданности и, вместо воздушного поцелуя, который должен был стать ответным на поцелуй Вити Некрасова, нравившегося ей на протяжении пяти лет, изобразила дрогнувший жест рукой, напоминающий очень даже нехороший. Витя пожал плечами и отвернулся.
– Правильно! – поддержала Василиса человека с басом. – А еще он и…
– Хапуга! – докричал за нее лысый мужик.
– Вы повторяетесь, – едко заметила ему рассерженная Юлька.
– Тогда Плешь ворюга, хапуга и уголовник!
– Уголовник? – зацепилась Василиса. – А что вам об этом известно?
– Тюрьма по нему плачет!
– Я тоже так считаю, – заметила Василиса, взяла мужчину под руку и повела в сторону. – Думаю, мы тоже можем составить свой меморандум…
Юлька не пошла за ними следом. Она удивленно подняла брови, глядя на то, как мило беседует Василиса с противным, грубым мужиком разбухшей как на дрожжах комплекции. Глядя на них, становиться сыщицей Юле расхотелось. Если приходится общаться со всеми подряд…
Она кинула взгляд на Некрасова, но тот перестал обращать на нее внимание и принялся активно обнимать стройную блондинку, повисшую на его шее. Блондинка висела и кричала что-то про Сметану. Юлька из вредности стала скандировать: «Плешу – ура!»
– Тебе категорически нельзя появляться на подобных мероприятиях, – заявила Василиса, отдышавшись, когда они спрятались за углом дома, стоявшего неподалеку от двугорбого моста. – Разве можно не ориентироваться до такой степени?! Нет, выборы точно не твое дело. Я вот тихо занималась подрывной деятельностью, а не кричала об этом на всю округу.
– Я тоже не собиралась кричать, – призналась Юлька, – как-то само собой вырвалось.
– Вот это «вырвалось» стало последней каплей и сорвало нам все планы. Как мы теперь узнаем о том, что думает народ?
– По телевизору, – наивно ответила Юлька и кивнула в сторону моста.
Василиса усмехнулась и глубоко вздохнула. Конечно, что-то она узнала у толстяка, но это следовало раз пять проверить. Можно было бы прогуляться и обойти мост с другой стороны, там бы их приняли с распростертыми объятиями. Юлька все-таки совершила героический поступок. Но пока они будут обходить мост, а сторонники Сметаны напрямую их не пропустят, митинги благополучно завершатся. Телевидение уже возвращается обратно к своему автомобилю. После этого разойдется и электорат, сделавший свое дело.
Вечером электорат прильнет к экранам телевизоров и будет продолжать орать, на этот раз своим близким, чтобы те бросали все и бежали любоваться родственниками, занявшими активную жизненную позицию в борьбе за их светлое будущее.
И все были довольны: и кандидаты, увидевшие воочию борьбу противоположностей, и их сторонники, организовавшие ее за сущие пустяки. Только Василиса выглядела недовольной. Она рассчитывала получить гораздо больше сведений, чем получила. Надежда на то, что мероприятие повторится, безусловно, витала в накаленном людским азартом воздухе. Но когда? Василиса не могла долго ждать.
Нужно действовать, причем чем скорее, тем лучше. Василиса чувствовала, что преступник вышел на финишную прямую, раз повторился со звонком. Он угрожал ей и сегодня утром. Василиса ничего не сказала впечатлительной Юльке, скрыла этот звонок и от братьев Карамазовых. Пока нет прямой угрозы, их лучше не задействовать, они могут наломать дров.
– Пойдем отсюда, – предложила она Гатчиной, проследив за успешным отъездом съемочной группы.
– Может быть, обойдем и с другой стороны… – Юлька чувствовала вину. И как только она не сдержалась? Это ее первая любовь Витя Некрасов виноват! Нет, она сама. Не стоило искать внимания Некрасова, у него своя жизнь, у нее своя. Есть и Бенедикт.
– Не будем обходить, – помотала головой Василиса, – поедем к Левиной. Мы с ней договорились.
Юлька знала, что Василиса собиралась «В последний путь». В смысле названия магазина похоронных принадлежностей, где Машка работала кассиром и, как выяснилось, приемщицей заказов одновременно. Она должна была сообщить, когда Аркадий Сидорович соизволит посетить свое заведение. Обычно он приходил в полдень. Василиса посмотрела на часы, взяла Юльку за руку и повела к машине.
Магазин «В последний путь» находился на отшибе. Почему-то все товары подобного рода предпочитают продавать в малоприметных местах. Впрочем, в родном городе у Аркадия Сидоровича Плешь отчего-то не было конкурентов, а потому в рекламе своих товаров и услуг он не нуждался.
Торговля шла ни шатко ни валко. Земляки, к великому сожалению Аркадия Сидоровича, не умирали как мухи, а цепко держались за хилые жизни. До такой степени цепко, что за весь день магазин мог посетить всего один покупатель.
Аркадий Сидорович списывал невезение на новомодную диету солнечным светом и водой и надеялся, что в скором будущем все изменится к лучшему. Став депутатом городского собрания, он мог бы узаконить курение в общественных местах, а еще лучше в больницах, поликлиниках и школах. Все равно курят, так пусть это делают законно. Еще он мог бы разрешить эвтаназию, запретить психотерапевтов, еще… Да,
