отчаянием король беспокойно ворочался в постели, свой шанс постаралась не упустить королева Генриетта Мария. Ее брак с Карлом I с первых же дней был омрачен вспышками ярости с обеих сторон, а через шесть недель фактически распался: супруги встречались только чтобы излить друг на друга очередную порцию яда. Генриетта Мария нашла мужа холодным и замкнутым; к тому же он оказался заикой. Но больше всего ей не нравилось, что супруг практически во всем послушен герцогу. Карл со своей стороны быстро убедился, что его жена — всего лишь избалованная пятнадцатилетняя девчонка, заслуживающая соответствующего отношения. Но усмирить дочь Марии Медичи и Генриха IV было не так-то просто, к тому же от природы она была наделена некоторым хитроумием. Юная королева, живо сообразив, что свалившееся горе может поставить мужа в зависимость от нее, принялась всячески его обихаживать.
Предполагаемая уловка, однако, обнажила правду сердца. К обоюдной радости супругов, вскоре обнаружилось, что убийство фаворита устранило многие помехи и барьеры, и уже в самые ближайшие месяцы двор заметил, что угрюмый, замкнутый Карл и его бойкая женушка все сильнее влюбляются друг в друга. В королевском доме наступил мир. Стоило Генриетте Марии занемочь, как Карл немедленно оказывался рядом и часами оставался подле нее. А выздоровление жены он отмечал участием в рыцарском турнире, где выказывал себя в полном королевском великолепии.
Вскоре стало ясно, что королева забеременела. Это были времена чрезвычайно высокой детской смертности, и преждевременно родившийся младенец «ушел из этого мира, едва увидев его свет». Но королева, наслаждавшаяся в ту пору домашним уютом, лишь написала, что, благодарение Богу, опасность миновала, а «об утрате хотелось бы поскорее забыть».
Генриетта Мария отправилась в Танбридж-Уэллз, чтобы окончательно оправиться, а заодно попринимать ванны, известные своим благотворным воздействием на женщин, желающих иметь детей. Впрочем, скучая по супругу, королева вскоре решила перебраться в Оут-Лендз-Пэлэс, неподалеку от Уэйбриджа, где внезапно появился и Карл; именно там, в восторге от долгожданного свидания, был зачат следующий их ребенок. К концу 1629 года Генриетта Мария вполне убедилась в новой беременности, и весть об этом быстро распространилась по королевству. Авгур напророчил, что она родит сына — «крепкого мальчика». Король, в свою очередь, признавался, что «эта новая надежда, которую дал нам Бог», дарит ему настоящее счастье. Неделя проходила за неделей. Талия королевы все более округлялась. В октябре люди видели, как кто-то из ее слуг бегал по всему Лондону в поисках мидий, которых ей вдруг страстно захотелось отведать.
Нетерпеливые ожидания возрастали. Мать королевы послала дочери портшез и ограненное алмазами сердечко на шею, а также письмо, содержавшее множество советов. Красивая безделица сделалась в глазах Генриетты Марии буквально залогом будущего счастья: стоило ей вдруг забыть надеть алмазное сердечко, как ее сразу же начинала бить крупная дрожь. Роды приближались. Во Францию послали королевского карлика и учителя танцев за знаменитой акушеркой. Многих это покоробило: разве не добрые английские, протестантские руки должны помочь появиться на свет наследнику английского престола? Однако вскоре ропот сменился радостью: незадачливых эмиссаров захватили пираты. Но эта радость была недолгой: из Франции прибыла целая группа братьев-капуцинов, и при дворе это восприняли как чрезвычайно зловещий признак — мол, снова римская католическая церковь плетет свои гнусные интриги, причем на сей раз направленные в самое сердце власти. Отсюда такая тревога.
Было решено, что Уайтхолл не вполне подходит для родов, взамен выбрали место потише — Сент- Джеймский дворец. Именно здесь, в одной из комнат неподалеку от Цветного двора, было приготовлено роскошное ложе, убранное зеленым шелком, и именно здесь около четырех утра 29 мая 1630 года, когда на черном небе ярко сверкала Венера, начались родовые схватки. Они продолжались почти восемь часов, и вскоре после полудня королева разрешилась крупным смуглолицым мальчиком — Карлом Стюартом II. Младенца сразу же передали кормилице, а король отправился в собор Св. Павла вознести благодарственную молитву. Качать королевскую колыбель были отобраны шесть женщин, чье протестантское вероисповедание не вызывало ни малейших сомнений.
Звонили церковные колокола, в воздух вновь взлетали петарды, и люди напряженно ловили малейшие слухи о наследнике престола. Видные иностранцы описывали в посланиях домой мельчайшие подробности происходящего. Посол Венеции, тщательно обхаживая королевских сиделок, получил возможность информировать сенат безмятежной республики о том, что будущий английский король «всегда держит ладони открытыми, не сжимает кулаки». Это, как ему удалось выяснить, добрый знак: Карл II станет «исключительно либеральным монархом». Подобные сплетни кумушек, несомненно, интереснее предсказаний, над которыми трудолюбиво корпели астрологи. Крупный малыш, уютно свернувшийся в своей колыбели и посасывающий большой палец, вырастет, вещали они, в мужчину с редкой бородой, пронзительным голосом и «семенящей походкой». Пока не вполне ясно, доживет он до 108 или до 66 лет, но его «счастливая будущность и преуспеяние, достигнутое в результате удачной женитьбы и войны», не подлежат сомнению. Эти радужные ожидания оправдались лишь в одном отношении. Карл II, как и предсказывалось, стал сметливым, практичным королем, которому «особенно милы были математики, моряки, купцы, ученые, живописцы и скульпторы».
Пока сплетницы и астрологи занимались гаданиями, священнослужители готовились к крестинам новорожденного принца крови. Это был первый шаг на его пути к будущему положению главы английской церкви, к тому, чтобы стать заступником подлинной, то есть протестантской, англиканской веры. Дело было исключительной важности, и король настоял на проведении подобающей церемонии протестантского толка. Братьям-капуцинам счастливый отец велел «не отягощать себя заботами о крещении сына, он сам этим займется». Далее король попросил своего друга, епископа Л ода, провести церемонию, состоявшуюся 27 июня в частной молельне Сент-Джеймского дворца.
Комнаты, через которые несли младенца, были увешаны новыми гобеленами. Все дары отличались исключительной роскошью. Герцогиня Ричмондская преподнесла принцу бриллиантовое кольцо стоимостью 8000 фунтов. Отцы города — золотую чашу «в ярд высотой». Лорд-мэр Лондона — серебряную купель; ее установили на возвышении посреди прохода так, чтобы всем было видно: крещение осуществляется по англиканскому обряду. Выбор крестных тем не менее породил некоторые трудности. Семью королевы нельзя было оставлять в стороне, между тем Мария Медичи и Людовик XIII воплощали в глазах большинства англичан все ужасы римско-католической церкви. Назначение католички, графини Роксбургской, придворной дамой принца также вызвало ропот (вскоре она была удалена), особенно в кругу протестантов-фанатиков, иные из которых тайно надеялись, что королева окажется бесплодной. Несмотря на все усилия короля, церемония крещения принца была окутана далеко не англиканской атмосферой, и когда все закончилось и с башен Тауэра прозвучала канонада, один пуританский священник обмолвился, что радости во всем происшедшем мало, ибо «нельзя с точностью сказать, какую именно веру будут защищать дети короля, учитывая, что их мать — правоверная дочь римской церкви».
Сама же мать, не отрывая глаз от младенца, впадала то в экстаз, то в смущение. Прежде всего слишком уж он был велик: в четырехмесячном возрасте вполне мог сойти за годовалого. Свои габариты младенец скорее всего унаследовал от ширококостной бабки-датчанки по отцовской линии. Но если и так, то другая особенность маленького принца явно противоречила его скандинавскому происхождению. «Он такой смуглый, — писала королева, — что мне становится даже стыдно». Цвет кожи Карл явно позаимствовал у своих итальянских предков, у Медичи, и это настолько бросалось в глаза, что его даже прозвали «черномазым». Было очевидно, что принц не только крепок телом, но и на редкость смышлен. В четыре месяца у него уже начали резаться зубы, и горделивая мать писала мужу, что «размерами и упитанностью малыш не уступает своей же красоте. Неплохо бы тебе взглянуть на этого джентльмена, ибо наш ребенок явно особенный. — И пророчески продолжала: — Он такой серьезный, что, мне кажется, уже сейчас гораздо умнее меня».
Покои принцу отвели в Сент-Джеймском дворце. По роскошно обставленным комнатам здесь деловито сновали, создавая подобающую атмосферу изобилия, от двухсот до трехсот человек обслуги — гофмейстеры, пажи, лекари, адвокаты, швеи, судомойки. Казне они обходились в 5000 фунтов ежегодно. Самой королеве не полагалось нянчить сына, однако некоторые педагогические наклонности у нее все же были, и именно по настоянию матери на младенца надевали свободные рубашечки из светлого шелка, а не пеленали его. В семимесячном возрасте малыш, по свидетельству врачей, отличался отменным здоровьем. В конце 1631 года его официальной гувернанткой назначили графиню Дорсетскую. Она заменила прежнюю кормилицу на миссис Кристабеллу Уиндэм, которая оставалась при Карле четыре года и которой предстояло
