Как будто знал что-то, чего не знала я. Различал ту невидимую цель, к которой ведет меня. После этих слов, вдруг точно убрали ладонь с глаз, свет хлынул потоком, я замерла.
Правило веры
Хлынул свет, ангелы запели. Завершался тот переходный год, кончались муки рождения: свет светил во тьме, сквозь мельтешение и суету проступила суть. Предметы светились изнутри. Все чаще Аню охватывал восторг, сумасшедшая какая-то радость, хотелось петь на всю квартиру, кричать на всю улицу, рассказывать всем. Яко Ты еси источник живота! Господь мой и Бог мой! Приступите к Нему и просветитеся, и лица ваши не постыдятся!
На каждый, нет, на любой случай жизни — был ответ, четкий, глубокий, как удар колокола. Это было бесценное сокровище, но свят Господь Бог наш! Оно запросто помещалось в кулаке. Не умру, но жив буду, и повем дела Господня! Когда никого не было дома, она восклицала это высоким ровным голосом церковной чтицы — стихиры, отрывки псалмов и молитв.
Бог есть, Он действительно существует. Однажды Он пришел на землю, в Теле, Человеком, таким же, как мы с вами. Только греха в Нем не было, Человек этот был свят. Звали Его Иисус Христос. Он делал людям только хорошее, но Его распяли, вбили Ему в руки и ноги гвозди. Ученики Его разбежались, даже самый горячий из них предал Учителя. Но случилось чудо, чудо Воскресения, и страдания Господни навсегда омыли наши с вами страдания, искупили наши грехи, открыли человечеству новую перспективу. Покидая земной мир, Христос основал церковь, которая жива до сих пор. В этой церкви, несмотря на внешние ограничения, можно жить и оставаться свободными, просто это другая свобода — от греха, страстей, тьмы. Не бойтесь потерять, вам воздастся сторицей. Тем более Господь ничего особенного у нас не просит, Он хочет малого — чтобы мы любили друг друга. Чтобы мы любили Его.
Что значит любить друг друга, мы в общем знаем — помогать, не обижать, не обманывать. А любить Бога… Что ж, это тоже не так сложно. Надо просто читать утром и вечером молитвы, утренние и вечерние. И еще Новый Завет — одну главу из Евангелия, две из апостольских Посланий. В субботу приходить на всенощную, в воскресенье — на литургию. Не пропускать двунадесятые праздники. В посты поститься. Исповедоваться два-три раза в месяц. На исповеди каяться в грехах, а очистившись в таинстве покаяния, с благоговением, со страхом Божиим принимать Святые Христовы Тайны. Если покаялся от души, больше не согрешишь, но если все-таки впал в тот же грех — кайся снова! Несть человека, иже жив будет и не согрешит, а потому никогда не отчаивайся, неустанно шагай вперед. Духовная жизнь — камень, брошенный в небо, двигаешься — летишь вверх, остановишься — падаешь на землю.
После Причастия руку священнику не целуют, а пищу с косточками не едят. Если все же пришлось, косточки выплевывай и сжигай в костре. Нет костра, можно сжигать прямо дома, пользуясь пепельницей и спичками. Зубы в день Причастия вечером не чисть. За соблюдением мелочей — страх Божий.
Потерять его просто, вернуть нелегко. В духовной жизни свои законы: согрешил — наступит богооставленность, Бог гордым противится. Сделал доброе дело — жди искушенья. Возникли неприятности — смиряйся.
Впрочем, она обнаружила вдруг: и из неприятностей ушла их горькая едкость, это были не неприятности! Это были искушения. Это ее спасению препятствовал сам дьявол. Навязчивые мысли были не мысли — помыслы. Тоска была не тоска — душевность! И эти новые, неведомые прежде понятия и слова — «искушение», «прираженье», «брань», «дьявольская хитрость», «ангел-хранитель», «милость Божия», «подвиг» — впитали, беззвучно поглотили непредсказуемость, ненадежность и хаос всего происходящего вокруг, топкую обманчивость собственных ощущений.
Жизнь вдруг поджалась, втянула иглы, сравнялись неровности, исчезли пупырышки, вылезли лишние волоски; жизнь обратилась в красивый круглый шар и закачалась в надежном гамаке, в прочной сетке ясной терминологии, очевидных причинно-следственных связей. А если все же что-то оставалось нерешенным, смутным, надо было только узнать расписанье, в нужный день дождаться конца службы и подойти к батюшке. Он все объяснит, он все скажет! У него благодать священства и огромный опыт.
После первых недолгих недоумений ее отношения с отцом Антонием зазвенели все той же прозрачной ясностью и простотой. Он был ее духовным отцом, она его духовной дочкой; он вел ее к Небу, она быстро, пружинисто шагала вперед.
Слава Тебе, показавшему нам Свет!
Петра
Тут-то и появилась Петра.
Собственно, появилась она гораздо раньше, вскоре после того, как Аня крестилась. Свежее, раскрасневшееся с мороза лицо с темными прекрасными глазами мелькнуло в толпе среди подходивших к кресту после литургии. Аня тут же узнала ее. Они учились в одной школе, только Петра была чуть постарше, года на два-три.
Еще тогда, в школе, они заметили и отметили друг друга, точнее, это Петра ее отметила. И иногда отзывала Аню на переменах, та шла, замирая от гордости и робости — чтобы старшеклассница снизошла до восьмиклашки! В этом чудилось что-то небывалое, так было не принято. Только Петре и тогда уже принятое было по барабану. Они вставали возле окна, перекрикивая гуд и шум перемены, Петра читала ей Пастернака, Цветаеву, но чаще и влюбленней других Мандельштама: «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма…», «Не Елена, другая, как долго она вышивала»… Аня слышала эти стихи впервые, все вместе было непонятно, но отдельные слова, сочетания околдовывали, про что-то она осмеливалась Петру спрашивать, та отвечала — это были разговоры исключительно о поэзии, литературе, никаких сплетен и девичьих глупостей. Петра была очень начитанной, знала на память кучу стихов, держала в голове десятки имен и событий, их кругленький Эпл на нее разве что не молился. Но уже тогда Аня думала удивленно: раз Петра общается с ней, восьмиклассницей, значит, ей одиноко у себя в классе?
Вскоре Петра закончила школу, поступила в иняз — в универе в том году не было итальянского отделения, а Петра увлеклась «сладостным новым стилем», переводила обоих Гвидо — несколько ее переводов были включены в сборник европейской поэзии и ждали своего часа в одном издательстве — для первокурсницы это было редкостью неслыханной. Окончив школу, изредка Петра заходила навестить Эпла. Приходя, по-прежнему здоровалась с Аней, но никаких разговоров уже не вела и на все вопросы отвечала односложно. Когда Аня закончила десятый класс, встречаться им стало и вовсе негде.
Они не виделись уже около двух лет — и вдруг среди церковных бабушек и душноватого кадильного дыма — вот она! Петра тоже разглядела ее в толпе и тут же оказалась рядом. Глаза у нее сияли, платок сбился, на плече лежала толстая темная коса — отрастила, в школе она всегда стриглась коротко.
