так-то просто было достать подходящую одежду: вчера, в поисках этой рвани облазили всю деревню. А Шабельский нехотя уволок баул снова в угол и, быстро скинув с себя офицерскую форму, облачился в просторный пиджак, брюки и сапоги. Переоделся и поручик. Очевидно, костюм, в который он влез, прежде принадлежал рабочему. Поручик имел в нем вид степенного мастерового. Но Шабельский в своем пиджаке, под которым угадывалась его офицерски подтянутая фигура, выглядел нелепо. Он и сам чувствовал это, нервничал, то и дело поглядывал на Данилку и наконец спросил:
— Ну, что скажете, подпоручик, так пойдет?
Данилка заставил капитана повертеться перед ним.
— Достаньте где-нибудь дегтя, смажьте сапоги. Затем руки. Разве у рабочих такие руки?
Капитан озабоченно осмотрел свои белые руки. Выскочив из избы, он пропадал где-то около часа и вернулся с густо намазанными дегтем сапогами. Руки были старательно измазаны в машинном масле.
— Я и сам собирался это сделать. Но, Пожалуй, чем раньше, тем лучше, — недовольно проговорил он.
Ранним утром следующего дня капитан подошел к Данилке:
— Вот что, подпоручик, вы понимаете, что, покуда мы вместе, я вынужден принять на себя руководство всей группой, как старший по званию. Вы не возражаете? Нет? Очень хорошо. Попрошу никуда не отлучаться, ни с кем не разговаривать. Это необходимые меры предосторожности.
Капитан был сух, даже враждебен. Очевидно, он испытывал потребность одернуть несколько зарвавшегося наставника. Данилка понял это и в душе усмехнулся. Шабельскому он ответил так же сдержанно и сухо;
— Лучшее, что мы можем сделать в смысле предосторожности, — это скорее покинуть деревню, и по возможности — незаметно.
Через час разведчики выехали на подводе, которую нанял Шабельский, и к вечеру были уже у линии фронта.
В деревне, где они остановились переночевать, Шабельский исчез, но вскоре вернулся с бутылкой самогону и торжественно водрузил ее на стол.
За окном было темно, где-то рядом лаял и бешено метался на цепи пес, за стеной плакал маленький ребенок, и мать, сама чуть не плача, успокаивала его.
Шабельский подошел к окну, выглянул в ночную тьму, вернувшись к столу, выпил самогону и проговорил с тоской в голосе:
— Боже мой, какая дыра!
Капитан был явно не в духе. В тон ему Данилка ругнул штабников, предпочитающих отсиживаться в теплых местечках.
Хмуро выслушав его, капитан сказал:
— Молодой человек! В ваши годы я думал только о том, как попасть в какое-нибудь стоящее дело и заработать георгия. Вот с такими, как вы, мы и проиграем войну. — Посмотрев на Данилку, он тут же примиряюще добавил — Ну, ну, не сердитесь. Поживете с мое, тогда и посердиться, и поплакать можно. А сейчас ваше дело держать хвост трубой.
Заговорили о том, кто в каком полку был на германском фронте. Шабельский как бы между прочим поинтересовался фамилиями однополчан.
— Нестерова знали? — спросил он. — Мы с ним вместе начинали еще в японскую. Потом он, если не ошибаюсь, служил в том же полку, что и вы?
Данилка, хорошо знавший офицеров своего-, полка, слыхал и о Нестерове, и о Шумилине, тоже знакомом капитана. Все на редкость было удачно. И все же он чувствовал: какие-то смутные подозрения по-прежнему одолевают его спутников.
Он стал многословно рассказывать о прозорливости и ловкости азинских контрразведчиков и о том, какие предосторожности приходится соблюдать в тылу красных на каждом шагу. Данилка видел, что эти рассказы производят впечатление, и, слушая их, разведчики проникаются уважением к его знаниям и опыту.
Глядя на серьезные лица офицеров, Данилка с усмешкой думал: «У вас языки хорошо подвешены, да и у нас не хуже. На кривой нас не объедешь. Слушайте, слушайте, я еще и не такое вам распишу».
От Данилкиных рассказов Шабельский еще больше помрачнел. Укладываясь спать, с кислой улыбкой поблагодарил Данилку:
— Спасибо, подпоручик, помогли скоротать вечер.
Он долго курил в темноте, ворочался, вздыхал.
На следующий день рано утром трое разведчиков перешли линию фронта. К полудню они оказались на лесной опушке около лепящейся у холма деревни. Здесь поручик, по своему обыкновению молчавший всю дорогу, сказал:
— Слушайте, Зубков, как вы полагаете, не лучше ли нам расстаться? Так сказать, вы — направо, мы — налево. Боюсь, что такой группой мы будем слишком заметны.
Этого и опасался Данилка. Если сейчас он разойдется с офицерами, они исчезнут в прифронтовой полосе — пойди потом разыщи их. У разведчиков был адрес явки в глубоком тылу, но выудить его не удалось. Отпустить их нельзя ни в коем случае. «Это мои трофеи, — думал Данилка. — Я должен доставить их в азинский штаб».
Но показать, что предложение поручика не устраивает его, Данилка не мог. Это только усилило бы подозрения офицеров, и тогда их наверняка не удержать. Наоборот, он должен охотно согласиться с поручиком.
— Ну что ж, разойдемся, — сказал Данилка. Все трое сидели на лесной опушке, подставив лица едва пригревавшему солнцу. — В этих местах я уже бывал и предупреждаю: мужики здесь звери. Попадетесь им в лапы — не завидую. Либо сами замучают, либо стащат в азинский штаб. Тут красные распропагандировали их под корень. Так что мой совет: обходите села стороной, ночуйте в лесу, старайтесь не попадаться на глаза.
Шабельский поежился:
— Б-р-р… Перспективка. Ночью в лесу, на мокрой земле.
Поручик строго посмотрел на него:
— Забудьте об удобствах. Вы не на курорте как-никак и не на даче. Теперь не до жиру, быть бы живу.
Шабельский поморщился:
— Спасибо, что напомнили. А я-то по забывчивости решил, что мы идем по грибы.
И он остервенело чиркнул спичкой, закурил.
— Ну-ну, не будем ссориться, — примирительно сказал Данилка. — Провести ночь в лесу — это еще не самое неприятное из того, что ждет нас.
Капитан вопросительно взглянул на него.
— По совести говоря, — продолжал Данилка, — лично я тяжелее всего переношу голод. А ведь может случиться так, что придется поголодать, пока доберемся до города. Глупо, конечно, и деньги есть, и купить можно в деревне, а приходится пробавляться картошкой, и то если удастся нарыть ее где-нибудь ночью на огороде. А в деревню днем лучше и носа не кажи!
— Ну, это вы преувеличиваете, — недовольно пробормотал поручик.
— А что, на войне как на войне. Придется посидеть на голодной диете. Впрочем, вам-то это наверняка на пользу. У вас слишком раскормленный для нынешнего времени вид, — язвительно проговорил капитан, явно беря реванш за прочитанную ему поручиком нотацию.
— Что касается меня, — сказал Чирков, — то я собираюсь переночевать сегодня у одного знакомого лесника. Крепкий мужик, да и деньги любит.
Офицеры молчали. Данилка встал.
Ну что ж, идти так идти. Будем прощаться…
Это, безусловно, был удачный ход. Готовность Данилки немедленно расстаться с офицерами как будто успокоила их. Теперь они должны были подумать о том, что теряют сведущего и нужного попутчика. Данилка с тревогой ждал, что скажет капитан.
