— Определенно, вздернем.
— Ну вот… А я почему сюда пришел? Приехал в деревню Ванька Терехин, тети Насти сын, тоже у вас, у белых, может, знаете его? Говорил, что сукно дадут, кто добровольно идет, оденут, обуют. Вот, — Данилка показал вытертую полу пиджака, — пообносился.
Офицер, выслушав это признание, сердито отвернулся. Подумав, громко крикнул:
— Сидоренко!
В комнату тотчас вошел солдат, обшарил Данилку плутоватыми глазами, равнодушна отвернулся.
— Вот отведи этого, — офицер кивком головы показал на Данилку, — на Николаевскую, сдай лично Гусельникову, скажи, что доброволец, жаждет подвигов, так что пусть сразу же идет в дело. С первым же отрядом. А пока держать в казарме, в город не выпускать. Понял? — спросил офицер.
Сидоренко уже с большим интересом посмотрел на Данилку.
— А чего же не понять? Понял, так точно. Ну, пошли.
Чирков с облегчением переступил порог комнаты, чувствуя на своей спине офицерский взгляд.
Замысел контрразведчика разгадать было нетрудно. Прямых оснований для ареста нет, можно только провозиться зря. Но и выпускать из своих рук подозрительного малого — ох до чего не хочется. Вот для таких тонких ситуаций и существует Гусельников. Ему только намекни, а уж он сделает все как надо. Подставит, например, под пулю в первом же бою — и делу конец.
Но эта отдаленная перспектива не слишком волновала сейчас Чиркова. Он не сомневался, что сумеет обвести своего конвоира и вырваться на волю. Как? Это покажет будущее. Но он твердо знал, что должен уйти от него.
Из всего, что Чирков успел узнать сегодня в городе, у него складывалось твердое убеждение: белые стягивают войска, готовят какую- то крупную операцию. Может быть, еще раз попытаются выкурить чеверевцев из их гнезда.
Именно этого и опасался Чеверев. Для того и послал разведчиков в город: чтобы точно знать обстановку и в случае нужды заранее приготовиться к встрече с врагом.
Уже стемнело, когда Данилка в сопровождении Сидоренко вышел на улицу. Над городом низко нависали облака, дул ветер, поднимая с мостовой и с тротуаров пыль.
Сидоренко шел рядом, тоже посматривая по сторонам. Очевидно, он не спешил на Николаевскую к Гусельникову, радуясь возможности пройтись по городу. Он искоса то и дело поглядывал на Данилку и наконец спросил:
— Куришь?
Данилка поспешно вытащил из кармана пачку папирос, предусмотрительно купленную сегодня на рынке.
— Ишь ты, папиросы, — небрежно проговорил Сидоренко. Желтыми от махорочного дыма пальцами он вытащил из пачки две штуки: одну положил в карман гимнастерки, другую закурил.
— Да вы себе все оставьте, — предложил Данилка.
Сидоренко повертел пачку в руках, нехотя отдал Данилке:
— На, бери. Знай мою доброту. Идем.
Но, не пройдя и нескольких шагов, он снова остановился у магазина, заглянул внутрь, потоптался в нерешительности. Затем, не устояв, вошел внутрь, пригласив знаком Данилку следовать за собой. В магазине хозяин, маленький круглый человечек, встретил Сидоренко, как старого знакомого. Оба о чем-то пошептались в стороне. Потом Сидоренко долго рассматривал блестящую цепочку для часов, поторговавшись, купил ее и спрятал в карман, предварительно бережно завернув в платок.
Сделав эту покупку, Сидоренко явно повеселел. В следующий магазин он зашел уже без колебаний, и Данилка охотно последовал за ним. Здесь Сидоренко стал примерять сапоги, и Данилка тоже попросил себе пару сапог, натянул их и, приценившись, стал ожесточенно торговаться с приказчиком.
Сидоренко, с интересом наблюдавший, как бойко Данилка торгуется, вмешался:
— Ты чего рядишься? Все равно денег нет.
— Почему нет? — обидчиво возразил Данилка. — У кого и нет, а у меня завсегда есть.
— Может, и есть. Только для чего тебе сапоги? Гусельников выдаст новые. Или хочешь взять в запас?
— Да нет, какой запас. — Данилка улыбнулся. — Это я так, по привычке. Для меня поторговаться — все равно что в баню сходить. Люблю — страсть!
Как и ожидал Данилка, это заявление Сидоренко выслушал с явным сочувствием. Бывалому, лет за тридцать, солдату с плутоватыми, быстрыми глазами нравилась коммерческая жилка в людях. Он почувствовал в своем подопечном родную душу и, выйдя из магазина, уже напрямик спросил:
— Значит, при деньгах?
Чирков ответил деловито:
— Да есть немного. По нынешнему временибез денег только глупый будет.
— Что верно, то верно, — охотно согласился Сидоренко.
— Вот я в деревне накупил гусей, здесь продам, да с прибылью. Вот я и при деньгах. Так?
— Так-то так. А гуси-то твои где? — недоверчиво спросил конвоир.
— На базаре дядька один из нашей деревни, расторгует. Сообразительный мужик — сила! В город возьмет рубль, а обратно три везет.
— Это подходяще. — Затем, помолчав, спросил задумчиво — Значит, оборот делаешь?
— А как же. По нынешнему времени деньги в оборот надо пускать. Конечно, кто коммерцию понимает.
— А ведь плакала твоя коммерция, — сказал Сидоренко.
— Это как? — встрепенулся Чирков.
— А вот так. Дядька твой на базаре расторгуется и уедет к себе в деревню. А ты тем временем будешь у Гусельникова в казарме сидеть.
Данилка примолк.
— Да нет, так нельзя. Никак нельзя. Это что же… — наконец сокрушенно выдавил он из себя.
Договориться с Сидоренко, как и думал Данилка, не составило труда. Условились, что сходят сейчас на базар, отыщут дядьку, который должен поджидать Данилку в чайной, возьмут у него деньги.
Сидоренко как бы между прочим сказал:
— В казарме тебя все равно обчистят за милую душу.
— Меня-то? Ну нет, не обчистят! — уверенно возразил Данилка.
— Да ты Гусельникова не знаешь. Оберут — и не пикнешь. Здесь, парень, ухо востро надо держать. Вокруг такие волки — загрызут!
— Что же делать? — уже немного растерянно спросил Данилка.
Покладистый конвоир покровительственно улыбнулся:
— Ладно. На первый случай помогу. Деньги пускай у меня хранятся, а, когда пообживешься, поймешь что к чему, тогда и возьмешь. Вот так.
Данилка, как нельзя более довольный развитием событий, едва удержался, чтобы не выдать радости. Неохотно и хмуро, как и подобало в подобном случае, спросил:
— А расписку дашь? — но тут же, заметив недовольство конвоира, поправился — Это я так… Вижу, что не обманешь.
«Эх, кажется, пересолил», — с тревогой подумал Данилка. Сейчас все зависело от того, удастся ли ему заманить конвоира на базар.
Но Сидоренко, далекий от подозрений, видимо, целиком был поглощен предстоящей операцией. И в свою очередь беспокоился, как бы Данилка не передумал и не отказался передать ему деньги.
Все дальнейшее произошло очень быстро. Торопливо обойдя уже опустевшие базарные ряды, Чирков в сопровождении конвоира направился в чайную. Пока он с озабоченным видом осматривал набитую людьми чайную, Сидоренко, действительно встревоженный, приговаривал:
— Эх, парень, плакали твои денежки. Уехал твой компаньон. Как пить дать.
— Что значит — уехал? — кипятился Данилка. — Э, нет. Да я, знаешь, я его из-под земли достану. Нет, брат, от меня не уйдешь.
Убедившись, что здесь нет того, кто им нужен, пошли через площадь во вторую чайную, светившуюся
