В тридцатиградусный мороз представить светаКонец особенно легко.Трамвай насквозь промерз. Ледовая карета.Сухое, пенное, слепое молоко.И в наших комнатах согреться мы не в силе.Кроваво-красную не взбить в прожилке ртуть.Весь день в РоссииЗа край и колется, и страшно заглянуть.Так вот он, оползень! Они смешны с призывомВ мороз открытыми не оставлять дверей.Сыпучий оползень с серебряным отливом.Как в мире холодно, а будет холодней.Так быстро пройден путь, казавшийся огромным!Мы круг проделали — и не нужны века.Мне все мерещится спина в дыму бездомномТого нелепого, смешного седока.Он ловит петельку, мешать ему не надо.Не окликай его в тумане и дыму.Я мифологию Шумера и АккадаДней пять вожу с собой, не знаю почему.Всех этих демонов кто вдохновил на буйство?То в плач пускаются, то в пляс.Бог просит помощи, его приводят в чувство.Табличка с текстом здесь обломана как раз.Табличке глиняной нам не найти замену.Жаль царств развеянных, жаль бога-пастуха.Как в мире холодно! Метель взбивает пену.Не возвратит никто погибшего стиха.
Что мне весна? Возьми ее себе!..
Что мне весна? Возьми ее себе!Где вечная, там расцветет и эта.А здесь, на влажно дышащей тропе,Душа еще чувствительней задетаНе ветвью, в бледно-розовых цветах,Не ветвью, нет, хотя и ветвью тоже,А той тоской, которая в векахРасставлена, как сеть;ночной прохожий,Запутавшись, возносит из нееСтон к небесам… но там его не слышат,Где вечный май, где ровное житье,Где каждый день такой усладой дышат.И плачет он меж Невкой и Невой,Вблизи трамвайных линий и мечети,Но не отдаст недуг сердечный свой,Зарю и рельсы блещущие этиЗа те края, где льется ровный свет,Где не стареют в горестях и зимах.Он и не мыслит счастья без приметТопографических, неотразимых.
ПАВЛОВСК
Холмистый, путаный, сквозной, головоломныйПарк, елей, лиственниц и кленов череда,Дуб, с ветвью вытянутый в сторону, огромной,И отражающая их вода.Дуб, с ветвью вытянутый в сторону, огромной,С вершиной сломанной и ветхою листвой,Полуразрушенный, как старый мост подъемный,Как башня с выступом, военный слон с трубой.